Игорь Середенко - Иконописец
— Это все сделал не Герман, — пояснил он.
Руперт выпрямился.
— Где же его татуировка? — спросил Руперт, глядя в глаза Архипова.
— Его рука изобразила рисунок на спине. Так я захотел, — пояснил Архипов. Он развернулся.
Руперту предстало изображение ангела, сияющего на правой лопатке Архипова. Рисунок и впрямь отличался от остальных качеством работы настоящего художника. Это была работа мастера. «Как жаль, что такой талантливый человек так плохо кончил, — подумал Руперт. — Ведь он мог творить настоящие шедевры искусства, а вместо этого гниет на каком-нибудь кладбище вблизи тюрьмы».
— Да, вы верно говорили, — согласился Руперт, глядя в лицо Архипова, — это рука Германа. А почему лишь эта тату изображена на вашей спине?
— Вы хотите сказать, почему я не продолжил заполнять спину татуировками?
— Да, почему остановился, ведь есть еще место, — сказал Руперт.
— Я так решил, — ответил Архипов. — Жаль, что я понял это поздно. Я не мог позволить, чтобы еще кто-то рисовал на моей спине, рядом с этим творением.
— Я не спорю на счет творения, но все же, почему? — не унимался Руперт.
— Вот за это, как раз, я и взял с вас оплату, — пояснил Архипов. — Не за рисунок, а за мой рассказ.
— Я внимательно слушаю и, надеюсь, ваш рассказ стоит трех сотен, — сказал Руперт.
— Я не знаю, поверите ли вы, но все, что я вам расскажу — чистая правда. — Когда-то давно, в годы моей молодости, я подружился с ребятами из моего двора. Это была не просто дружба, мы были как братья — в горе, и в радости. Мы готовы были прийти на помощь другу. Знали мы друг друга очень хорошо, порой лучше, чем знали о нас наши родители. Денег не было, наши родители не смогли нам ничего дать — ни достойной работы, ни денег, ни образования. Государству мы тоже не были нужны, лишь наша дружба была неразлучна. Нищета и обездоленность скрепила нашу дружбу. Нас было четверо. Было нам тогда около семнадцати лет. Не получив достойного образования и пребывая в шкуре отбросов общества, мы решили сами исправить нашу судьбу. Раз деньги не идут к нам, то их нужно взять у тех, у кого их слишком много. На совещании мы решили, что живем в такой беспросветной нищете из-за тех, кто управляет нами, из-за которых нищенскую и убогую жизнь ведут наши родители. Они смирились с ролью раба. Но мы были молоды, и наши рвения оторваться от цепей рабства и нищеты были для нас движущей силой. Мы не хотели безвольной участи рабов наших родителей, когда оплата простого преподавателя стоила меньше дворника или охранника, когда труд ученого или инженера сравнивался с работой официанта. Нет! Мы такого не хотели для себя.
Мы долго думали: где деньги, кто виновен в нищете и в рабском использовании всех граждан страны, кто наживался на нас. И поняли. Это произошло естественно, потому что то, кто воровал деньги и обманывал население, не могли удержаться от роскоши. Лгать им было привычнее, это делали они профессионально, так, что никто и не догадается — почему все говорят о развитии страны, а на деле ничего не происходит.
Мои родители были педагогами, но за всю жизнь они смогли побывать лишь в области, в родной деревне, откуда когда-то прибыли в город в поисках лучшей жизни. Они жили от зарплаты к зарплате. Они с упоением и надеждой ждали первое число месяца. А знаете почему?
— Нет, — ответил Руперт.
— Потому что в этот день выдавали зарплату. Эти гроши, мелочь, копейка. Половина их зарплаты сразу уходила за квартиру и коммунальные услуги, далее на учебу в школе, одежду сыну, то есть мне. Брюки были малы, но я донашивал их, потому что не было денег. Обувь, хоть и в дырах в подошве, но была не тесна, и я молил Бога, чтобы я не успел вырасти, так как в этом случае мне будет больно ходить.
Я видел их. Этих ублюдков на БМВ, Мерседесах, в одежде от европейских дизайнеров. Мы с друзьями тогда ходили на дискотеки. Возраст был юношеским, и мы задумывались о создании собственных семей. Там мы и повстречали этих придурков. Их тогда называли «золотая молодежь».
— Кто это? — спросил Руперт.
— Это дети чиновников. Им позволялось все. Ни один легавый, ни один суд не посмел им что-то поперек сказать. Эти люди стоят над законом. Тогда мы с друзьями решили, если мы не можем идти по закону, чтобы радоваться жизни и честно работать, то мы станем вне закона, изгоем. Не мы выбрали такой путь, а нас принудили к нему. Не мы были преступниками, а те, против которых мы начали бороться. Мы решили забирать деньги у тех, кто всю жизнь, нашу и наших родителей, обворовывал нас.
— Вы решили грабить? — поинтересовался Руперт.
— Не совсем. Я забегаю вперед. Начну с того, что на одной из вечеринок мой друг повстречал девушку и, как он мне сказал, влюбился в нее. Я говорил ему, что он совершает ошибку. Не стоит сейчас создавать семью, но он и слушать не хотел. Мы даже чуть не поссорились из-за этого его увлечения. Я не спорил бы, если он мог прокормить свою жену и ребенка. Но… он не послушался и женился. Мы отпраздновали свадьбу, через полгода, я услышал от него, что у него будет ребенок. Помню, его беременная жена в тот день оправилась на УЗИ в поликлинику. Он попросил меня встретить и проводит ее домой. Он жил с женой в квартире со своими родителями. Вчетвером в маленькой двухкомнатной квартире на первом этаже. В тот день он получил работу — на станции техобслуживания, поэтому не мог сопровождать свою жену из поликлиники. Я до сих пор жалею, что не выполнил его просьбу.
— Что же произошло? — с ужасом спросил Руперт.
— Она погибла на моих глазах. Ее сбила машина на пешеходном переходе. Тот тип мчал на безумной скорости, погибла мгновенно… ее разорвало пополам. Жуткое зрелище.
— И что же было дальше? — с замиранием в сердце спросил Руперт.
— Тот гад хотел скрыться с места преступления, но я не дал ему этого сделать. Меня удержали люди. Если бы не они, я бы тогда убил его там же.
— А что полиция?
— Полиция? — удивленно и с отвращением произнес Архипов. — Они прибыли, но после беседы с виновником, спрятали его в своей машине под охраной от возмездия.
— Несчастный случай.
— Нет. Водитель был сильно пьян. Когда я выволок его из машины, еще до приезда полиции, то понял причину трагедии. Да и трагедия была лишь для моего друга и его жены, которая так и не родила ребенка, она погибла на месте. Дитя умерло, не родившись, в утробе молодой матери.
Он был пьян и чем-то обколот. Это и был один из тех, кого называют «золотые детки». И хоть весь зал людей в суде был на нашей стороне, судьи лишь дали виновнику трагедии лишь год условно. На суде заявили, что он не был пьян, что женщина переходила на красный свет. Это всё ложь. Но разве можно спорить с подкупными и продажными судьями, когда ложь уже давно правит государством, восседая в теплых кабинетах и мягких креслах. Отец этого поддонка занимал крупный пост в министерстве, а этот сопляк, которому еще не исполнилось и двадцати пяти, был народным депутатом.
Судя по тому, как продвигалось дело в суде, можно было с уверенностью заявить, что земного суда не будет над этим убийцей, и он не понесет наказания. Так и сталось. Мой друг еще не успел похоронить свою жену и не родившегося ребенка, как этот ублюдок вновь мчал на бешеной скорости по улицам города уже на новой крутой иномарке. Если суда над ним не было, то мы с друзьями решили совершить свой суд.
— Вы его убили?
— Да, утопили в реке.
— И что было дальше? — спросил Руперт.
— Здесь мы и узнали всю тяжесть суда и законов. И с удивлением взирали на то, как они действуют в интересах чиновников и людей, воздвигших себя над обществом и миром. Мне дали двенадцать лет, моему другу — четырнадцать, а остальным — по восемь. Здесь мы и отсидели свой срок за жизнь этого ублюдка. Нам сказали, что отец этого гада с нами рассчитается в тюрьме, и, что наказание наше будет детским развлечением по сравнению с тем, что нас ожидает. Но ничего не было. Это были лишь пустые угрозы. Хотя я признаюсь, лучше бы я тогда умер, чем жил бы всю эту дрянную и гадкую жизнь. Я стал изгоем. После тюрьмы мне обратной дороги не было.
— Вы говорили о Германе…
— Да, да, я помню. Я подхожу в рассказе к его появлению. Когда я отсиживал здесь первый срок за убийство, в котором я тогда не корил себя, то и познакомился с художником. Его все звали Германом. Фамилию его я узнал позже, когда сел во второй раз. Он сидел не более года, по какой-то ерунде. Я и не припомню. Да и знать мне необязательно. Здесь не любят спрашивать: за что сидишь. Все тогда делали татуировки, я тоже решил. Рисовал он отменно. Я не выбрал еще рисунок и поэтому сказал ему, чтобы он сам выбрал. Я хотел изменить свою судьбу к лучшему. Тогда он изобразил на моей спине этого ангела: молодого юношу с крыльями лебедя. Мой друг, жена которого погибла, тоже захотел татуировку. И по моему примеру ему также нарисовали ангела.
