Лиза Марич - Минута после полуночи
— Туманова? — переспросил он, не веря своим глазам. — Маргарита Аркадьевна?
— Точно, Туманова, — подтвердил Роман. — Старушка божий одуванчик. Ну и что?
— Какая Туманова? — спросила Леночка, возникая на пороге. — У меня тоже Туманова. Откуда узнали? Я вам отчет не давала!
— Ну так давай!
Наверное, Алимов был очень возбужден, потому что помощники забыли про еду и сгрудились за его спиной. Леночка давала объяснения на ходу.
— Вот свидетельство о браке. Ирина Витальевна Извольская и Виктор Сергеевич Туманов поженились пятнадцатого августа 1989 года, кажется месяца через два после его развода. Извольская взяла фамилию супруга. Правда, ненадолго. Через шесть лет снова вернула девичью.
— Тоже развелась, что ли? — спросил Роман.
— Нет, муж умер. Сердечный приступ. Вот свидетельство о смерти.
Роман склонился над плечом патрона и прищурился, разбирая мелкий печатный шрифт.
— Так я не понял, — сказал он через минуту. — Она вышла замуж за своего опекуна?
— Выходит, что так, — обескураженно признала Леночка.
Роман издал протяжный свист.
— Ну ни фига себе! Пустили в дом лисичку!.. Какая же у них разница в возрасте?
— Тридцать лет, — сразу ответила Леночка. — Я уже смотрела. Ей было семнадцать, ему сорок семь. Мне это тоже показалось странным. Насколько я знаю, браки до совершеннолетия в Советском Союзе были под запретом. А совершеннолетие наступало в восемнадцать лет.
— Регистрация брака разрешалась раньше, если этого требовали исключительные обстоятельства, — сказал Алимов, вклиниваясь в беседу помощников.
— «Исключительные обстоятельства» — это… беременность, что ли? — вполголоса уточнил Роман.
— Чаще всего беременность, — подтвердил Алимов. — Но не только. Совместное проживание с несовершеннолетней тоже считалось исключительным случаем. За это и посадить могли.
— А тут должность в МИДе. — Роман осуждающе поджал губы. — Поражаюсь, как его не уволили?
— Поэтому и женился, — сказала Леночка. — Негодяй. Развратник. Ему ребенка доверили, а он…
— Почему? — невпопад спросил Алимов.
Помощники переглянулись.
— Не поняли, патрон, — осторожно сказал Роман.
Алимов сделал предостерегающий жест и закрыл лицо ладонями. Мысли бились в черепной коробке быстрые, торопливые, испуганные, как летучие мыши на чердаке.
— Значит, так, — начал он через минуту. — Опекунство оформили через месяц после аварии. Незнакомого ребенка с такой скоростью в дом не возьмут. Мужчины работали вместе и, скорее всего, дружили. Логично?
Он обвел взглядом лица помощников. Оба одновременно кивнули.
— Дружба — это ответственность. Как-то не верится, что можно причинить вред ребенку твоих друзей, да еще в таких трагических обстоятельствах. Все-таки не гопник какой-нибудь, уважаемый член общества, чиновник на высокой должности, дипломат… — Роман открыл рот, собираясь возразить, но Леночка сердито толкнула его ногой. — Хорошо, допустим, что за десять лет воспоминания о дружбе выветрились, — поторопился уточнить Алимов. — Предположим, что девочка перестала быть чьей-то дочерью и стала для Туманова просто девушкой. Привлекательной. Очень привлекательной. Такой, перед которой трудно устоять. И он не устоял. Что нужно его бывшей жене от Извольской двадцать пять лет спустя? Почему она кружит рядом? Ведь если ее муж соблазнил невинную девушку, то часть вины лежит и на ней! Недосмотрела, недоглядела, не защитила… в общем, не та ситуация, при которой мстят невинной жертве!
— Вы думаете… — медленно начала Леночка.
— Я допускаю! — перебил Алимов.
— Вы допускаете, что жертва была не такой уж невинной, — договорил Роман. — Что это она соблазнила своего опекуна… — Он замер, озадаченно моргая, а потом взорвался: — Но тогда она просто чудовище!
— Понятно, почему она хочет ее убить, — сказала Леночка. — Я бы тоже убила.
— Почему убить? — не понял Роман. — А-а-а, постой! Марат достает из сумки Извольской ключики, отжимает на мастику и передает Тумановой. Не за спасибо, разумеется. Бабуля тайком пробирается в квартиру и подсыпает в термос… — Он снова озадаченно заморгал. — Бред какой-то! Не могла она отравить тот проклятый чай! Не сунется же нормальный человек в чужой дом поздним вечером на глазах у двух свидетелей!
— Вот именно, — подтвердил Алимов. — Поэтому я сначала подумал об анонимках.
— А что, это идея! — оживилась Леночка. — Туманова буквы клеила, Марат в сумочку подсовывал! Нужно узнать, Извольская находила послания в той самой сумочке или нет?
Алимов медленно покачал головой.
— Очень сомневаюсь. Во-первых, анонимки ей подбрасывали четыре раза в течение месяца. Думаешь, она каждый день приходит в театр с одной и той же сумкой? Ирина Витальевна дама стильная! Во-вторых, отпечатки могут оказаться простым совпадением. Допустим, Извольская уронила сумочку, а Марат ее поднял. В-третьих, ты бы через двадцать пять лет стала писать анонимки женщине, которая разрушила твою жизнь? По-моему, ничего глупее такой мести быть не может. — Он покачал головой. — Нет, ребята. Ключики Туманова заказать могла, но чай отравить — нет.
— А кто?
— Вы шутите? — Роман перевел недоверчивый взгляд с одного лица на другое. — Это же ясно, как день! Конечно, Извольская!
— Зачем? — мягко спросил Алимов.
— Понятия не имею! Но если бы это сделал Красовский, то пить отравленный чаек не стал бы! Он что, ненормальный?
— Он ненормальный, — подтвердил Алимов. — Смотрите. — Он бросил в центр стола стопку пыльных старых газет. — Нашел у него в шкафу в кабинете.
Роман испуганно округлил глаза и понизил голос.
— Обыскали, что ли? Патрон! Вы рискуете! — Он схватил несколько газет и быстро перелистал: — Где смотреть-то?
Леночка ткнула пальцем в последнюю страницу.
— Вот. Премьера оперы. Главная партия — Ирина Извольская.
— Читаем по-португальски? — съязвил Роман.
— Дурак, там фотография есть.
Газет было очень много, и все на разных языках: польские, румынские, итальянские, французские, английские, канадские, немецкие… В каждой рецензия на оперный спектакль и фотография худенькой женщины в театральном костюме и гриме.
— Мамма миа, девяносто восьмой год! — свистнул Роман. — Патрон, он этот архив пятнадцать лет собирает! Это сколько же денег на подписку угрохано!
— Я не думаю, что он их выписывал, — ответил Алимов. — Я думаю, он их покупал.
— Где?
— Разумеется в тех странах, где они напечатаны! — Алимов выдержал небольшую паузу. — Ребята, он ездит за ней по всему миру начиная с девяносто восьмого года! Можно проверить авиабилеты, но я абсолютно уверен.
Они замолчали. Леночка приподняла рукав свитера. На коже выступили крупные гусиные мурашки.
— Да-а-а, — протянула Леночка. — Наваждение какое-то. А Извольская знает?
Алимов пожал плечами.
— Трудно сказать. Таким людям подобные вопросы не задают.
— Оба они больные, — фыркнул Роман. — Но не могла же она убить его только за это? — он ткнул пальцем в пыльный архив, пожал плечами и сказал тише. — Хотя, если сильно надоел…
— А он себя запросто смог бы, — сказала Леночка. — Если бы ей понадобилось. — Она взглянула на Алимова. — Но зачем ей это могло понадобиться?
— Шеф, нужно пообщаться с Тумановой, — сказал Роман.
— Само собой. Ты выяснил, чем она занимается?
— Пенсию получает! Ей же сто лет в обед!
— И не сто, а меньше семидесяти, — поправила Леночка.
— Да, это совсем другое дело! — ядовито согласился Роман.
Алимов, как обычно, развел помощников в стороны.
— Значит, так. Собирайте сведения о старушке. Где живет, как живет, с кем общается. Роман, бери в разработку Марата. Красовского отравили наркотиком, а Марат явно сидит на «колесах». Постарайся выяснить, он только покупает или еще и продает. Только очень осторожно. Еще меня интересуют распечатки телефонных разговоров всех солистов за два месяца. Включая концертмейстера. Посмотрим, одна троянская лошадка в театре или несколько. Даю три дня сроку.
— А как быть с анонимками? — спросила Леночка. — Ситуация безнадежная? Мы так и не узнаем, кто автор?
— Если придет еще хотя бы одна — узнаем, — пообещал Алимов. И добавил: — Я зарядил ловушку.
Объяснять ничего не стал. Не потому, что не доверял помощникам, а потому что привык за возможные неудачи отвечать сам.
Финансовый отчет…
Финансовый отчет лежал на столе уже целый час. Никита взъерошивал волосы, просматривал одну-две строчки, но мысли, словно намагниченные, стремились улизнуть обратно, в тревожное туманное облако.
Еще через полчаса пришлось признать поражение. Красовский уложил бумаги в папку и позвонил секретарю.
