Дэвид Дикинсон - Покушение на шедевр
— Вы знаете, где находился ваш муж, когда был убит Кристофер Монтегю? — спросил он.
— Мне очень хотелось бы помочь вам выяснить это, лорд Пауэрскорт, — ответила она, — но я не могу. Видите ли, с того самого дня, как мой муж узнал о нашей с Кристофером дружбе, он не приходил домой. С тех пор я его вообще больше не видела.
Когда она ушла, Пауэрскорт растянулся на диване. Черт побери, сказал он себе, совсем из головы вылетело. Я ведь забыл спросить ее о завещании Кристофера Монтегю! Унаследовала ли она все его деньги? А дом в тосканских холмах? Потом он задумался о ее словах в конце разговора, когда он спросил, где был ее муж во время убийства. «Мне очень хотелось бы помочь вам выяснить это», — сказала она. Чем продиктован такой ответ — простой вежливостью? Или она имела в виду, что хочет обвинить своего мужа в смерти Монтегю и избавиться от него раз и навсегда?
«Мне очень хотелось бы помочь вам выяснить это».
11
Орландо Блейн взял две картины, стоящие у стены в Большой галерее, и перенес их к окну, поближе к свету. Одной из них был «Портрет знатного венецианца» Джорджо да Кастельфранко, известного всему миру под именем Джорджоне. Другой — «Портрет знатного венецианца», выполненный Орландо Блейном в манере Джорджо да Кастельфранко, известного всему миру под именем Джорджоне. За окошком в левом верхнем углу композиции маячили смутные очертания дворца венецианского дожа, а справа от него — острога. В самой комнате, за конторкой, стоял человек в темной одежде. На конторке лежала книга, похожая на бухгалтерскую. В правой руке человека, покоящейся на книге, был зажат голубой мешочек, по всей видимости, с деньгами. Венецианец смотрел в сторону, на художника, точно Джорджоне — или Орландо Блейн — задолжал ему немалую сумму и не успел погасить долг вовремя.
Две картины были совершенно неотличимы, за одним исключением. Орландо легонько прижал большой палец к поверхности оригинала, стоящего слева. Краска на ней была твердой — за четыреста лет она успела как следует высохнуть. Потом он проделал то же самое с правой картиной. Здесь краска была мягкая. Процесс высыхания следовало ускорить. Завтра он сунет фальшивого Джорджоне в специально оборудованную на конюшне печь.
Затем он нанесет на картину слой клея, а когда клей высохнет — слой лака. После этого два портрета должны стать абсолютно идентичными. Орландо пользовался только теми красками, какие существовали во времена Джорджоне. Он проверял это по разным книгам, имеющимся в библиотеке, от труда Вазари «О технике» до работы Чарлза Истлейка «Методы и материалы, применявшиеся великими живописцами и их учениками», и был уверен, что никто из так называемых экспертов не сможет отличить подделку от оригинала. Через три дня его тюремщики снизу заберут подделку и доставят ее по месту назначения — куда именно, он не знал.
Оригинал останется в Большой галерее еще на неделю-другую, чтобы исключить риск случайной замены новой картины на старую. Затем он тоже покинет тюрьму Орландо и отправится Бог весть куда. Плененный художник подозревал, хоть и не знал наверняка, что оригинал уже продан, однако невезучий покупатель в конце концов увезет домой не Джорджоне, а Орландо. Дальнейшая судьба оригинала также была покрыта мраком.
— Давайте рассмотрим все возможности, — сказал Пауэрскорт. — Выходит, что смерть Кристофера Монтегю была выгодна многим — на мой взгляд, даже чересчур многим. — Джонни Фицджеральд и леди Люси сидели на диване, Пауэрскорт — в кресле у камина. Над Маркем-сквер сгущались сумерки.
— Правильно, — весело подтвердил Фицджеральд. — Предлагаю начать с самого очевидного кандидата — Хораса Алоизиуса Бакли, юриста из фирмы «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл», рогатого мужа Розалинды. Снедаемый ревностью, он решается на убийство Кристофера, своего более молодого соперника. Наверное, этот Хорас Алоизиус был очень горд, когда вел к алтарю прекрасную невесту: ведь ему, человеку в возрасте, удалось заполучить одну из самых привлекательных девушек в Лондоне! И вдруг она его предала. Подумайте, как обидно! А сплетни? А смешки у него за спиной? Должно быть, он сгорал со стыда, когда люди начинали шептаться о том, как она его обманула. И он похищает ключ из туалетного столика жены — может, он даже заставил ее признаться, где она его хранит, — потом отправляется с удавкой на Бромптон-сквер, и Монтегю каюк. Как вам такая версия?
Леди Люси нахмурилась. Она прожила со своим мужем долгие годы и много раз слышала, как они с Джонни Фицджеральдом обсуждают убийства и убийц, однако так и не смогла привыкнуть к слишком уж, на ее вкус, легкомысленной манере, в которой велись эти разговоры.
— Но зачем ему было забирать книги, Джонни? — спросила она. — Какой в этом смысл?
— Сейчас объясню, — откликнулся Джонни. — Все книги были посвящены искусству. Искусство — вот благодаря чему молодые люди познакомились. И влюбились друг в дружку. Искусство погубило счастливый брачный союз — если, конечно, он был счастливым. Вот Алоизиус и решил уничтожить часть искусства, и статью заодно, вместе с самим Монтегю. Может, эти книги до сих пор лежат на каком-нибудь складе в фирме «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл». А может, он выбросил их в Темзу или попросту на помойку. Кстати, не забывайте, что последний раз его видели на службе именно в тот день, когда был убит Кристофер Монтегю.
Леди Люси встала, чтобы задернуть шторы. Пауэрскорт залюбовался ее грациозными движениями. Потом она вернулась на диван, и он улыбнулся ей. Иногда леди Люси читала его мысли. На ее щеках появился легкий румянец.
— Может, ты и прав, — заметил Пауэрскорт, — но мне что-то не верится. Уж больно правдоподобно. Как насчет такой версии? — Он скользнул взглядом по индийским шахматам на столике у окна — фигуры выстроились стройными рядами, готовые в любой момент начать новую битву. — Кристофер Монтегю вот-вот должен был стать очень известным человеком в мире искусства. Две книги — вторая еще не поступила в продажу, но уже написана, — посвященные живописи Северной Италии. Статья с доказательством того, что большинство картин, выставленных в Галерее Декурси и Пайпера, являются копиями или подделками. К кому же теперь обращаться людям, которые приобрели картины старых итальянских мастеров, но не уверены в их подлинности? Ясное дело, к Кристоферу Монтегю. Да он сделал бы себе целое состояние на одних только экспертизах — возможно, получал бы какой-то процент от продажной цены каждой картины, переходящей из рук в руки! Вы только подумайте — ведь это гарантированный доход на всю жизнь! А если богатые американцы действительно примутся скупать старых мастеров напропалую, цены на них еще и подскочат. Десять процентов с пятидесяти тысяч фунтов — это, согласитесь, неплохой куш.
Пауэрскорт остановился и посмотрел на бокал Фицджеральда. Против обыкновения, он был пуст.
— Так вот что меня интересует, друзья мои: кто занимал это положение прежде? Кого Кристофер Монтегю собирался потеснить, подсидеть? Кто из-за него мог лишиться если не пропитания как такового, то по крайней мере надежд на большое богатство? Ревность, личная и профессиональная, плюс алчность — это поистине гремучая смесь.
Леди Люси снова взглянула на мужа.
— Так, значит, Фрэнсис, — сказала она, — согласно твоей теории, где-то в Лондоне живет специалист-искусствовед, который боялся, что Кристофер Монтегю низвергнет его с пьедестала, и потому отважился на убийство?
— Именно. И это объясняет, почему исчезла статья и почему были унесены книги. Убийца не хотел оставлять в квартире ничего такого, что позволило бы кому-то еще закончить статью и тем самым погубить его.
Джонни Фицджеральд достал из серванта непочатую бутылку кларета.
— Меня не убеждает твоя теория, Фрэнсис, — сказал он, борясь с пробкой. — Давай попробуем сочинить другую, тоже имеющую отношение к миру искусства. — Пробка выскочила из горлышка, и он расплылся в улыбке. — Вспомним о той выставке… ну, о которой он писал. Допустим, ты ее организатор. Допустим, ты планировал продать целую кучу прелестных венецианских картин. И вдруг ты случайно — слухами ведь земля полнится — узнаешь, что некто собирается объявить их ничего не стоящими подделками. Из-за этого ты можешь потерять уйму денег. Кажется, они считали, что у них одних только Тицианов штук двадцать, верно? А настоящих-то было всего три? Семнадцать Тицианов — это бешеные деньги. И все они могли сгореть. Так что хозяевам выставки ничего не оставалось, кроме как взять кусок веревки, на которую вешают картины — лучше удавки и не придумаешь, — отправиться на Бромптон-сквер и придушить нахала. А для надежности они уничтожили статью и избавились от компрометирующих книг.
— Неплохо, Джонни, совсем неплохо, — сказал Пауэрскорт. Фицджеральд, довольный этой похвалой, в очередной раз взялся за бутылку. — Однако есть и еще одна возможность, которую мы не должны сбрасывать со счетов, — продолжал Пауэрскорт. — Единственная проблема состоит в том, что здесь ключевую роль играет завещание Монтегю, а мы не знаем, что там написано. Суть вот в чем. Давайте подумаем о Кристофере Монтегю. Он купил себе виллу под Флоренцией. Часть его капитала еще не истрачена, а будущее сулит дополнительные барыши в виде гонораров за экспертизы. Но кто-то не может ждать так долго. Предположим, залез в долги и ему срочно нужны деньги. И этот кто-то должен унаследовать все, чем владеет Кристофер Монтегю, включая его итальянскую усадьбу. Возможно, наследник Монтегю и его убийца — одно и то же лицо!
