Светлана Белова - Визитатор
Викарий посмотрел на круглое добродушное лицо сидящего перед ним монаха, и непроизвольно улыбнулся.
— Благодарю вас, брат…
— Жиль, — подсказал лекарь.
— Благодарю вас, брат Жиль. Очень занимательная у вас теория лечения. Но что вы делаете, скажем, в случае нарывов? Вот у господина аббата фурункул на пальце. Его ведь хорошим настроением не вылечишь.
— О, да, — авторитетно подтвердил санитарный брат. — Тут без вскрытия не обойтись, что я и сделал. Всё прошло чудесно: отец-настоятель остался доволен и дал мне денег на покупку розовых кустов.
— Да вы настоящий кудесник, брат Жиль, — похвалил викарий. — Я непременно зайду в лазарет поговорить о вашем методе лечение, вот только надо встать на ноги.
— Нет-нет, что вы, — санитарный брат уложил, попытавшегося встать с постели, викария.
— Вам придётся ещё пару деньков полежать, как-никак, а трое суток в забытьи пробыли. Теперь потребуется время, чтобы вернуть утраченные силы.
— Два дня — это слишком много, — категорически отверг предписание брата Жиля викарий. — В конце концов, у меня есть срочные дела.
— Нет таких дел, которые нельзя было бы отложить на два дня, ради восстановления дарованного Господом здоровья, — санитарный брат назидательно поднял вверх толстый указательный палец.
Он ушёл, оставив полный кувшин травяного настоя, который викарий должен был выпить до наступления вечера. Предварительно брат Жиль о чём-то долго шептался с Жакобом в передней.
— Ты похож на кота, объевшегося сметаны, — недовольно заметил викарий, когда Жакоб вернулся в спальню. — Ещё бы! На целых два дня я попал в полную зависимость от тебя.
Верхняя губа Жакоба приподнялась, обнажив ряд крупных зубов. Серые глаза плутовато смотрели на викария из-под густых светлых бровей.
— Боитесь, что стану измываться над вами?
— С тебя станется, — покосился на него викарий.
— Ну, раз так, то начнём с обеда, — заявил Жакоб, входя в роль. — Санитарный брат рекомендовал вам двойную порцию. Нет, вы только послушайте, — он стал перечислять меню, загибая пальцы и мечтательно закатывая глаза, — куриный бульон, три пшеничные лепёшки, жареный цыплёнок с ячменной кашей и большое яблоко из местного сада. Причём, если вы захотите, то получите добавку. Как вам нравится?
— Слишком обильно, — поморщился викарий.
— Для того, кто не ел три дня, не слишком, — отрезал Жакоб тоном человека облечённого властью, пусть только на пару дней, но всё же властью. Он сбегал на кухню и вернулся с корзиной, источавшей аппетитные ароматы.
К удивлению Матье де Неля, Жакоб оказался прав. Всё содержимое корзины викарий съел с большим аппетитом. Затем, попивая подогретое и почти не разбавленное водой вино, — ещё одно послабление для больного монаха — он стал расспрашивать Жакоба о том, что произошло в аббатстве за время его болезни. Оказалось, ничего примечательного.
— Господин аббат, правда, по несколько раз на дню присылал справиться о вашем здоровье. Даже странно, почему до сих пор никто не пожаловал от его имени. Неужели не знает, что вы пришли в себя?
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В ответ раздался громкий стук в дверь. На пороге собственной персоной стоял аббат Симон, держа в руках две пуховые подушки. Без лишних слов он прошел через апартаменты викария в спальню. За ним попятам следовал Жакоб, смешно гримасничая и закатывая глаза.
— Вижу, вы уже в добром здравии, — констатировал отец-настоятель, усаживаясь в придвинутое Жакобом кресло. — А я вот вам принёс пару набитых пухом подушек. Сам знаю, что это незаменимая вещь для выздоравливающего. Ну-ка обопритесь, — настоятель собственноручно поправил подушки за спиной у викария. — Превосходно. Теперь весь день можете читать, не вставая с постели. Я пришлю вам ещё книг из нашей библиотеки или старых грамот, если они вас больше интересуют.
Матье де Нель смотрел на аббата во все глаза — настоятель излучал ничем не объяснимую радость, не говоря уже о сердечной заботе, которая смущала и озадачивала одновременно.
— Премного благодарен, но, право, стоит ли так беспокоиться, — пробормотал сбитый с толку викарий.
— Как же не стоит! Гостеприимство — первейшая заповедь христианина, м важно изрёк настоятель.
Матье де Нель помолчал, прежде чем обратиться к волновавшей его теме. Аббат терпеливо ждал, чуть ли не с умилением глядя на него. Этот взгляд гипнотически действовал на викария — ещё немного и ему будет неловко объявить аббату о своих дальнейших намерениях.
Он тряхнул головой, прогоняя наваждение, и твёрдо заявил:
— Я привык доводить начатые дела до конца, а виновник смерти пономаря, так и остался не изобличенным, поэтому…
Настоятель улыбнулся самой приятной улыбкой и мягко перебил:
— Не волнуйтесь я все понимаю. Во время вашей болезни я много думал над этим, даже предпринял своё маленькое расследование, — аббат сложил пухлые руки на животе, — и вот к какому выводу пришёл.
— К какому же? — викарий приподнялся на локте.
— Полагаю, пономарь всё-таки сам сорвался с колокольни.
— Вот как, — разочарованно протянул Матье де Нель, снова откидываясь на подушки.
— Я, конечно, понимаю, что ваши подозрения походили на правду. Я и сам в какой-то момент дал себя увлечь ими, но…
— Что же заставило вас изменить мнение?
— Всё та же пресловутая верёвка, — улыбнулся аббат. — Мы её нашли! И она действительно оказалась прогнившей.
— Вы нашли верёвку от колокола? — викарий не верил своим ушам.
Аббат торжественно кивнул.
— Нашлась не только верёвка, но и камерарий вспомнил, что некоторое время назад, а точнее за день до трагедии, пономарь просил выдать ему новую, старая-де истрепалась совсем.
— Вот как? Но почему в таком случае камерарий этого не сделал? — нахмурился Матье де Нель.
— Сделал. Верёвка пономарю была выдана на следующий день. Брат-трапезничий это подтверждает, он присутствовал при выдаче.
— Ничего не понимаю, — покачал головой викарий. — Если пономарь сам просил новую верёвку и получил её, тогда, почему не заменил старую?
Аббат Симон развёл руками.
— Похоже, этот вопрос останется без ответа, ибо ответить на него некому: брат Жан поплатился за свою беспечность жизнью, а больше спросить не у кого. Мы можем лишь предполагать. И наиболее вероятным мне представляется следующее объяснение: пономарь просто забыл или, если хотите, отложил замену верёвки на день-два, надеясь, что старая ещё послужит. Но повторяю, это всего лишь предположение, хотя сути дела оно не меняет, — настоятель откашлялся и бодро закончил: — Так что, вы можете спокойно выздоравливать и возвращаться в Орлеан с полным отчётом о визитации нашего аббатства.
— Куда же девалась новая, выданная пономарю верёвка? — спросил викарий, не обращая внимания на последние слова настоятеля.
Аббат тихо засмеялся и укоризненно покачал головой.
— Понимаю, понимаю — не хотите отказаться от идеи загадочного преступления, но ни я, ни братия не обижаемся. Что же касается новой верёвки, то, думаю, она в кладовой, где ж ей ещё быть.
— Как она туда попала? И где нашли старую? — не унимался Матье де Нель.
Аббат Симон снисходительно посмотрел на викария, как смотрит мать на раскапризничавшееся вдруг дитя.
— В хламе на хозяйственном дворе, — кротко ответил он. — Очевидно, кто-то из братии сразу же после трагической смерти пономаря выбросил её туда, да и забыл.
— Из чего следует, что никто из монахов не признался в этом, равно как и в том, что новую снёс обратно в кладовую, — едко заметил викарий. — Простите, но всё это выглядит не слишком правдоподобно, и вы меня, к сожалению, не убедили. Дознание о смерти пономаря будет продолжено.
— Ну, знаете ли! — закричал настоятель, вскакивая и меняясь в лице. — Ваше старание опорочить добрую славу обители Святого Аполлинария переходит всякие границы!
— Вы ошибаетесь, — в тон ему ответил викарий.
— Не желаю ничего слышать! — аббат круто повернулся и, не прощаясь, выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью.
Жакоб скосил глаза к кончику носа и тяжело вздохнул.
— Ох, святой отец, побьют нас камнями монахи Святого Аполлинария. Точно говорю вам, побьют.
— Не унывай, Жакоб, Господь милостив. Всё обойдётся, но дурака из себя делать никому не позволю, — повысил голос викарий. — Разыщи-ка лучше ризничего. Я не успел задать ему пару вопросов. Да поспеши. Возможно, нам действительно придётся покинуть эту гостеприимную обитель в самом скором времени.
Жакоб бросился к двери и с силой распахнул её. За дверью кто-то громко вскрикнул, после чего викарий услышал причитания Жакоба.
— Что там такое?
Из-за гобелена, отделявшего зал от спальни, высунулось виноватое лицо Жакоба.
