Владлен Карп - Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26
На площадке второго этажа в полумягком кресле восседал швейцар. Длинный форменный френч-пальто с широкими галунами на рукавах и на воротнике обтягивал мощную фигуру отставного солдата - героя Турецкой войны. На груди красовался «Георгий». Седую окладистую бороду, огромные белые усы и буйную шевелюру венчала форменная фуражка с надписью под золото: «МАДАМ ДВЕЖО».
Мадам держала швейцара не столько для охраны заведения, сколько для «антуражу», как она говорила и в порядке сострадания к одинокому израненному солдату. Она давала ему приют и еду. Денег на всё остальное ему хватало из того военного довольствия, которое он получал от военного коменданта города за верную службу Царю и Отечеству и за ранения в войне с Турцией.
Швейцар выполнял ещё одну щекотливую функцию. Когда на лестнице появлялись полицейские в форме, наведывающиеся довольно часто в заведение мадам для проверки «деятельности» в интересах соблюдения закона Российской империи в отношении «работы» сомнительных заведений, швейцар вставал со своего кресла, сдвигал его в сторону. При этом в будуаре мадам мелодично звонил звоночек и в одно мгновение хозяйка разгоняли всех «девушек» по своим комнатам, а посетителей собирала в зале. Проверяющие с «удовольствием» наблюдали идиллию – частично одетые и почти полностью раздетые, кто как успевал, мужчины разных возрастов, сидели за столами и играли в домино, попивали пиво из больших кружек в ожидании своей одежды после «утюжки и пришивания пуговиц».
Полицейские чины с превеликим удовольствием выпивали преподнесенный мадам бокал изысканного ликёра, закусывали ломтиком лимона и благополучно удалялись преисполненные чувством гордости за выполненную государственную работу до следующего «запланированной или случайной проверки добросовестности выполнения требований закона о нравственности».
Окружённый тремя дружками, Фёдор поднимался на второй этаж к мадам.
- Когда же эта «две жопы» сделает новую лестницу? – скрип ступенек его раздражал.
- А что? – парировал один из дружков. – А меня возбуждает этот скрип.
Швейцар встал со своего кресла, загораживая шумной ватаге дорогу в коридор.
- Есть новый товар? Герой! – спросил Фёдор.
- Господа…, - пытался что-то возразить в ответ солдат.
Фёдор ловко подсунул под «Георгия» денежную бумажку.
- Прибыли две новеньких. Как персики, - причмокнув ответил швейцар. Компания продефилировала знакомой дорогой в комнаты к мадам.
- Мадам, принимай гостей. Гуляем на все! Новый товар нам, - многозначительно выдал Фёдор, бросив на стол несколько крупных купюр. Мадам вопросительно посмотрела на гонорар. С удивлением её брови поползли вверх.
- Прошу в будуары, - жестом приглашая в номера.
- Нам в один. Мы – на спор, кто дольше потянет девочку. Я им не доверяю, будут валять небылицы. Хочу сам считать.
- Прошу, - со значением повторила мадам.
- Давай, братва, в бордель. Что будуар, что бордель - один чёрт.
***- Стёпа, смотайся на Большую Арнаутскую к Кагану и привези два баллона и четыре сифона сельтерской. За товар и извозчика заплачено.
Мадам Двежо часто давала Стёпке мелкие поручения. Привести, отнести, купить.
- Болт, мадам. Будя сделано в миг.
- Захвати три пустых сифона и передай мсье Кагану привет.
Через два часа заказ был выполнен. Степан сделал всё аккуратно. Тяжёлые баллоны с газированной водой затащил на второй этаж, поставил сифоны в буфетной, получил заработанные деньги. Поблагодарил мадам и собирался уходить, но мадам пригласила его к столу пообедать. Предложила рюмку, но Степан отказался. Водку он пил очень редко, больше - пиво.
- Не пью горькую. Нет у меня от неё удовольствия.
От еды не отказался и с большим аппетитом уминал всё, что мадам ему подставляла, любуясь, как уминал за обе щеки здоровый молодой мужик.
- А вот, намедни, Фёдька-дура прогулял у меня с дружками ба-а-альшие деньги. Не уж-то грабанули банк? – с улыбкой ехидно вымолвила мадам, любуясь здоровым апатитом Степана. Тот никак не отреагировал на слова мадам, продолжая трапезу.
***- Степан, пригуби пивка, - обратились Анжей и Коваль к, проходившему возле них на углу Новорыбной и Преображенской, Степану. Они с утра сидели в людном месте на ящиках из под овощей, попивая пивко и ожидая нужных людей. Одним из них мог быть и Степан.
- Как житуха, что нового в нашем благословенном мире? – с вопросом обратились они к Степану.
- Какой он благословенный, если заработать так трудно. Кому как. Вот Федька-валет, сказывала мадам Двежо, вчерась гулял с братвой на большие деньги. А где заработал, где их достают такие морды? Подскажите. Я никак не заработаю. А деньги нужны позарез. Хлеба купить и цветы.
Да, задача. Задумались сыщики. Выяснить бы про Федьку.
- С чего начнём? – спросил Анжей у Коваля.
- Думаю, начнём с Ланжероновской. Там многое поговаривают. Как думаешь?
- Попробуем.
***- Паяем, починяем. Кастрюли, чайники, тазы. Паяем, починяем! – Призывали вновь обращенные паяльщики, Анжей и Коваль. Расположились со своими ящиками по среди двора на Ланжероновской, 26. Вынули инструменты, паяльную лампу, пару старых кастрюль и призывно приглашали хозяек, предлагая не хитрый сервис.
- Мадамочка, чиним, паяем, починяем кастрюли, чайники. Приносите, не дорого берём.
- Я не мадамочка, я прислуга у господина Маковского и старых кастрюлев у моих хозяев не водится.
- Так это ты того самого хозяина, который арестован за страшное дело?
- А то одни наговоры, не виноватый он совсем.
- Скажи, любезная, у вас и обыск был?
- Был. Перерыли много чего. Два дня потим убырала.
- Нашли чего?
- Ничого не найшлы. Забралы только письмо.
- Какое письмо, от кого?
- Та то и не пысьмо, а так, одна бамажка, шо принэслы с чемойданом, - с огромным сожалением говорила Куля.
- Кому ещё показывали ту бумажку?
- Никому… Смотрел её один, хотел помочь, да отказався. Говорыв, шо она не годыться.
- Ты его знаешь того, что брался помочь твоему хозяину?
- Дружок Василия, Пелагеи Ивановны сынок с нашего дому, там его хата, - кивнув в сторону Василия квартиры, Акулина пошла по мраморной лестнице к себе домой.
Сыщики сразу смекнули, что проверить того Василия следует немедленно. Спешно собрали свои ящики.
- Делать нам в этом дворе нечего. Работа не идёт. Пошли отсюда.
- Любезные. Помогите мне. Слышите меня? – в верхнем этаже со скрипом открылось окно веранды и пожилая женщина кричала, обращаясь к лудильщикам.
- Чем можем помочь? - отозвались мастера.
- Миска течёт, починить срочно нужно, а я не могу спуститься, дома нет никого, одна я.
- За минуту сделаем. Какая квартира?
- Седьмая. Третий этаж. Дверь справа. Она открыта. Прошу.
Наверх поднялись оба, как всегда, не расставаясь.
- Мадам, так и сидите тут целый день? – спросили у пожилой женщины, сидящей в глубоком кресле возле стеклянной стены веранды.
- Да, милые. Сижу уже три года. Смотрю на жизнь через стекло.
- Скучно так сидеть. Смотреть во двор целыми дням.
- Что вы. Целая жизнь проходит перед глазами. Кто куда ходит, кто с кем общается, кто что принёс или унёс.
- Что в этом интересного? - понять Анжей и Коваль не могли.
- Интересного и загадочного много. Смотреть люди разучились. Днями Василий с пацанчиком пошли в катакомбы, а обратно не вернулись. Что им надо было в тех катакомбах и
кто открыл им замок в те катакомбы, что были закрыты многие годы на большой замок? Загадка?!
- Загадка! Давайте миску, починим, дорогая без денег, вы заслужили даже новую миску.
Вот, где нужно искать. Кто бы мог подумать искать в катакомбах.
***- Привет, Вася, как жизнь твоя? – спросил Фёдор, заходя к Василию в гости разузнать, как дела.
- Приходили к нам из Городской Управы, искали ключи от катакомбы, говорили, нужно проверить, где течёт из домов вода, - начал разговор Василий.
- Что ты им травил?
- Никаких ключей у меня нет и не знаю где? – ответил Васька.
- Хорошо. Молодец.
Федя всё понял и нужно срочно принимать меры.
- Наметилась работёнка. Уехать нужно на пару дней. Недалеко. Сядь и нацарапай мутарше записку.
Фёдор диктовал, а Василий, потея и пыхтя, писал огрызком карандаша на листке, вырванном из старой тетради:
«Маманя. Срочно еду в Николаев. Буду через три дня. Привезу денег. Твой Василий»
- Приходи через час на вокзал. Жди возле касс. Брать с собой ничего не надо. Понял? Давай. Покедова.
Через два часа они ехали в разных вагонах. Вышли в Раздельной.
****Сара смотрела на фотографию мужа, стоящую на комоде в красивой рамочке, потом взяла её в руки, села в глубокое кресло, в котором любил сидеть её муж и тупо уставилась на фотографию. Она мерно покачивалась в кресле, как во время молитвы, прижимая к груди фотокарточку, как будто могла вдохнуть в мужа силы или высвободить его из мрака безумия.
