Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» - Корчевский Юрий Григорьевич

– Дела, Нифонт Петрович, не мог раньше. Да и устал я что-то сегодня. Мне бы только повидаться с Василисой, и пойду я.

– Ну уж нет. Дочка старалась, готовила, тебя ожидаючи. Мы ещё и за стол не садились. Я, честно говоря, слюной изошёл.

Андрей вымыл руки и прошёл в трапезную. Василиса, как увидела его, обрадовалась, а потом капризно надула губки.

– Остыло ведь уже всё! А я так старалась.

– Прости, милая, не мог я раньше вырваться – служба такая.

– Ну что напала на человека! Негоже гостя голодом морить. Он ведь со службы, приглашай за стол, – вмешался Нифонт.

Василиса вынесла на подносе жаркое, источающее восхитительный аромат, и поставила на стол.

– Погодите, это ещё не всё!

Василиса умчалась на кухню, а Нифонт разлил по гранёным рюмкам водку-казёнку.

– Ну, давай для аппетита! Холодненькая! – крякнул довольный купец.

Мужчины выпили по рюмочке. А тут и Василиса появилась, неся в большой глиняной миске жёлтые шары-клубни, исходящие паром.

– Вот, новинка заморская – картофель называется.

Запах от клубней шёл необычный. Андрей слышал о картофеле, привезённом по велению императрицы ещё в 1765 году. Его в качестве семенного материала раздали по губерниям для посадки. Только сам Андрей никогда не видел его и, уж конечно, не пробовал. А после рюмочки водки аппетит разыгрался.

Все воздали должное мясу. Баранина и в самом деле была хороша – нежная, сочная, с румяной корочкой. А запах!

Попробовали и картошку. Андрею и Нифонту она понравилась, а Василиса скривилась.

– Не знаю, кому как, а по мне – репа лучше.

– Не торопись, дочка, отвергать сей продукт. Мне – так по нраву, а коли сметанки добавить, так и вовсе хорошо будет.

Он повернулся к гостю:

– Ну, Андрей, – по второй?

Не дожидаясь ответа, купец снова разлил водку по рюмкам. Выпили.

– А говорят, её ещё жарят, да с салом, – заметила Василиса.

– Сало чего хочешь вкусным сделает, – рассудил Нифонт. – Вот ты и попробуй завтра сделать.

От выпитого и обильной еды Андрею стало хорошо: сытно, уютно – не то что у него в холостяцкой квартире. И уходить не хотелось, хотя пора было: время позднее, неудобно. И ему и Нифонту завтра на службу и работу. Хотел уже было откланяться, да Нифонт удержал:

– Ты куда в ночь-то? Неуж у нас в доме места не найдётся? Две комнаты свободны. И не думай! И не спорь! Василиса, постели гостю!

Андрей поглядел на Василису, та отвела взгляд.

Андрею отвели небольшую комнату. Он с удовольствием растянулся на пуховой перине. И подушка была пуховая, мягкая. «Хорошо-то как!» – подумал разомлевший Андрей, погружаясь в сладкую истому.

А утром уже и завтрак на столе – самовар кипит, сушки-бараночки в вазочках жёлто отсвечивают боками. И такая охватила Андрея тоска по простому домашнему уюту!

Андрей шёл на службу и размышлял. Василису он любит и жениться не против, да и отец давно поговаривает, что пора уже остепениться и обзавестись семьёй. Но есть одно, но весомое «но»: Василиса – дочь купеческая, а Андрей хоть и бедного и захудалого, а всё же дворянского рода. Как отнесётся батюшка к его выбору? Надо бы посетить отца в его имении, осторожно сказать, да не сразу и не в лоб. Хоть и дорога Андрею Василиса, но и мнением отца розысник дорожил. Да и то – единственный близкий человек. А кто кроме родителей может подсказать, как сделать правильный выбор?

Друзья, знакомые, жёны часто хотят поиметь свою корысть. И только для родителей их ребёнок – дитя на всю жизнь, и советы и подсказки их бескорыстны. Единственная цель их – уберечь чадо от ошибок. Потому и полагался Андрей на мнение отца.

На том и порешил.

Надо выехать в субботу после службы, а к ночи уже в имении отцовском будет – в Путилове, что лежит на берегу Ладожского озера, на восток от Петербурга, по дороге на Волхов. Давненько не был в родном гнезде Андрей – он начал вспоминать, когда в последний раз посещал отца. Выходило – годика три минуло. Нехорошо! Всё служба да служба. Отец присылал редкие письма, не жаловался ни на что, и Андрей успокаивал себя – значит, дома всё в порядке. Сердце сжалось в ожидании близкой встречи с отцом.

Едва Андрей успел зайти в розыскную экспедицию, как его вызвали к Лязгину. «И когда он только успел прочитать вчерашние бумаги по пьяному купцу-лихачу!» – удивился Андрей.

– Здравствуй, Андрей! Садись. Прочёл бумаги твои. Молодец, действовал правильно. Только упущение одно есть.

– Какое же?

– Свидетелей – видаков – не записал. Суду ведь не только твои бумаги потребны, а ещё хотя бы пара видаков, что подтвердить могут.

– Как бы я успел? Я ведь за ним кинулся, да и то повезло – пролётка мимо ехала. На ней и преследовал.

– То, что задержал – хвалю, а вот после того как купца повязал, должен был на место злодейства вернуться и видаков найти.

– Трупы есть, виновный задержан, я сам всё видел – чего же ещё?

– Молод ты, опыта ещё мало. Запомни, ты – лицо заинтересованное. А может, вовсе и не он сбил людей на тротуаре, а другой? Тогда, получится, и вины купеческой нет. Эка, выпил человек! Может, у него радость какая – ребёнок родился, именины, сделка выгодная! Пьяный – ещё не преступник. Государство в питие свой интерес имеет – доход с казённой водки, и никогда монополию не отменит, и пить народу не запретит. Понял?

– Виноват, Иван Трофимович. Учту и впредь таких ошибок допускать не буду.

– То-то! Заруби себе на носу. Ты не дворник, а служитель закона, и действовать должен в полном соответствии с оным. А сейчас отправляйся на улицу, где смертоубийство свершилось, с людьми поговори – кто видел сам. Запиши показания, всё честь по чести. Хорошо бы двух, а лучше – трёх видаков найти. Тогда купцу не отвертеться.

– А что ему грозит?

– То суд решит. По статье 318 Уложения за неумышленное убийство двух и более человек – каторга или галеры.

– Да, сломал себе судьбу человек.

– Ты его не жалей, такую судьбу он сам себе выбрал. Ты лучше людей, им живота лишённых, пожалей да домочадцев их.

– Да я и не жалею. Хотя всё равно досадно, потому как нелепо – и два трупа, и сломанная судьба.

– Ты почему ещё здесь?

Андрей отправился на Захарьевскую, где случилась трагедия, и первым делом нашёл вчерашнего дворника. В Санкт-Петербурге все дворники, кроме того, что убирали улицы, были ещё и опорой полиции – имели свистки и при случае трелью вызывали городовых или квартальных.

Дворник сразу узнал Андрея, скинул шапку.

– Готов помочь, господин начальник!

– Ты шапку-то надень – простудишься ненароком.

Дворник, как по приказу, натянул заячью шапку.

– Как тебя звать-то?

– Иван.

– М-да, редкое имечко. Скажи-ка, любезный, не слыхал ли ты, может, кто видел сам, как вчера людей на тротуаре лошадьми сбили?

Иван поскрёб в затылке.

– Разговоров много ходит, только видел ли кто – не знаю. Должно быть, видели, а иначе откуда энти разговоры? – предположил он.

– Ты вот что, Иван, обойди квартиры, что окнами на улицу выходят, да поспрашивай жильцов. Если найдёшь кого – сразу ко мне. Я на улице буду.

Сам же Андрей стал останавливать прохожих, пытаясь выяснить, не видел ли кто самого вчерашнего происшествия? Битых полдня опрашивал – и всё без успеха. Никто не видел наезда, а если и видел, да говорить не хотел. На Руси в свидетели никогда не рвались, это не благовоспитанная и законопослушная Германия.

Первому повезло дворнику Ивану. Он прибежал к Андрею.

– Есть! Нашёл!

– Чего кричишь, можно спокойнее сказать.

– Дык почти все квартиры обошёл, отчаялся уже, когда на энтого видака наткнулся!

– Веди!

Свидетель и в самом деле оказался на удачу глазастым.

Из бывших мастеровых, совсем ещё не старый мужчина лет сорока, без одной ноги, оторванной по колено на судоверфи. От скуки он целыми днями просиживал у окна. Он-то и видел всё до мельчайших подробностей – происшествие случилось прямо перед его окнами, находящимися на втором этаже.