Николай Свечин - Убийство церемониймейстера
– Увы, Владимир Николаевич, сейчас дела еще хуже. Британский посол пойман на облаве в «Вяземской лавре», при нем найдены краденые вещи.
Ламздорф неуверенно хихикнул и кивнул:
– Спустимся ко мне.
Когда дипломат и сыщик уединились, последний сказал:
– Мне нужна справка о Лерхе из канцелярии.
Граф удивился, но не стал спрашивать, что да почему. Чуть склонив лысеющую голову, он ответил:
– Викентий Леонидович служит там четвертым секретарем, ведет внутреннюю переписку министерства. Брал его я, в бытность директором канцелярии. Что вас интересует?
– Характер, наклонности и особенно карьерные устремления.
– Лерхе очень порядочный! – веско заявил граф.
– Вот и хорошо. А то я сейчас расследую преступление в придворных сферах, так впору разувериться, что остались порядочные люди…
Старший советник пропустил эту фразу мимо ушей и продолжил:
– Он старательный и ответственный работник. По характеру сдержан, излишне скромен. Викентию Леонидовичу не хватает настойчивости защищать свои собственные интересы. Чем пользуются окружающие.
– Поясните, пожалуйста.
– Он уже шесть лет занимается внутренней корреспонденцией. Это самое скучное, что есть в министерстве. Другие, с кем Лерхе начинал, все за границей, на хороших местах. А он по-прежнему дома перекладывает бумажки. Это уже излишняя скромность!
– Я слышал, ваш тихоня способен-таки на поступок. Одного соперника он вызвал на дуэль.
– Неужели? – изумился граф. – Мне об этом ничего не известно!
– Он намеревался жениться?
– Понятия не имею! Повторю: Викентий Леонидович очень закрытый, никого в душу к себе не впускает. И в этом похож на меня…
– Лерхе состоит в должности церемониймейстера.
– Если бы вы знали, каких трудов это нам стоило с Николаем Карловичем![28] Государь держит дипломатов в загоне.
«Я вас, сукиных детей, вообще бы разогнал», – подумал Лыков. Когда его карьера висела на волоске из-за нападок МИДа, тот же Ламздорф пальцем о палец не ударил, чтобы помочь сыщику. Но вслух Алексей сказал другое:
– Недавно в Экспедиции церемониальных дел появилась вакансия штатного церемониймейстера. Вам известно, что Лерхе подал прошение министру Двора о ее замещении?
– Нет… – растерялся Ламздорф и совсем раскис. – Это моя вина. Моя и Олы.
– Олы?
– Ну, Владимира Сергеевича Оболенского, директора нашей канцелярии. Лерхе служит и служит и ни о чем для себя не просит. Вот его и позабыли!
– Хоть орден ему дайте, – шутя посоветовал Лыков. – Пока не ушел.
Но старший советник расстроился еще сильнее. Он, видимо, любил расстраиваться и делал это охотно.
– Какой орден! Это невозможно! Квота министерства – тридцать шесть отличий в год. А право на них имеют уже больше ста человек. Нет, не любит нас Его Величество…
– Владимир Николаевич, спасибо за беседу. Остались еще два дела. Мне нужна копия формуляра Лерхе…
– Я сейчас видел ее на столе у министра. Он даже удивился: запрос из МВД пришел в пятницу, а сегодня уже готов ответ! А говорят, что мы разводим волокиту…
– Отдайте мне его, пожалуйста, в руки.
– Хорошо. А второе дело?
– Я должен переговорить с Лерхе. Можно у вас в тихом месте, можно у меня в департаменте, без разницы.
– А… в чем он провинился перед законом?
– Ни в чем. Но убит некто Дашевский, состоящий, как и Лерхе, в должности церемониймейстера. Я опрашиваю всех состоящих.
– Понятно. Сам я ему приказать не могу, он не мой подчиненный. А Оболенский опять где-то гуляет. Давайте лучше так. Я сейчас заберу у Николая Карловича копию формуляра и заодно передам вашу просьбу. Тот уже как министр велит Викентию Леонидовичу явиться к вам на Фонтанку, скажем, часа через два. Устраивает?
– Вполне, благодарю вас.
– Но что я должен сказать шефу? Это будет допрос или что-то иное?
– Это будет беседа. Просто беседа.
Через два часа, как и было обещано, Лерхе зашел в кабинет к Лыкову. Он оказался одного возраста с Алексеем. При виде дипломата тот вспомнил лермонтовское «русский немец белокурый» – сыщик часто дразнил так барона Витьку. Викентий Леонидович был чем-то похож на Таубе: такой же высокий блондин с правильными чертами лица. И глаза тоже живые и думающие. Только в повадке сквозила какая-то внутренняя скованность, чего и в помине не было у барона. Лерхе сразу понравился Лыкову. Он даже подумал: пусть заказчиком убийства будет не этот человек!
– Здравствуйте, Викентий Леонидович. Я Алексей Николаевич Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции в седьмом классе. Ищу убийцу известного вам Дашевского. В рамках этого беседую со всеми состоящими в должности церемониймейстера, что подавали прошение.
Лерхе слушал внимательно и напряженно. Он молча кивнул, точь-в-точь как Арабаджев, и Алексей продолжил:
– Вот и до вас дошла очередь. Скажите, вы хорошо знали покойного?
– А что это такое: хорошо знать? – спросил в ответ собеседник. Это прозвучало резко и даже враждебно, поэтому он поспешил смягчить фразу:
– Мы, дипломаты, любим точные формулировки. Так мне легче будет ответить.
– Я поясню, – примирительно-спокойно сказал сыщик. – Меня интересует степень вашего знакомства. Бывали ли вы у Дашевского в доме, проводили ли вместе свободное время, одалживали деньгами или сами одалживались…
Лерхе тут же уцепился за окончание фразы:
– Нет, и не брал в долг, и не давал.
– А кто давал в долг Устину Алексеевичу?
– Спросите об этом у другого состоящего – у Дуткина.
– Понял, – Лыков сделал короткую пометку в блокноте. – А в гости-то ходили?
– Не помню, – отрезал Лерхе. – Близких отношений между нами не было и быть не могло.
– По причине характера убитого? – осторожно спросил Лыков.
Дипломат удивился:
– Вы уже поняли его характер?
– Да. История с ложным доносом на собственного начальника… Он ведь такой ценой купил благосклонность князя Долгорукова?
Собеседник внезапно покраснел – от злости.
– Дашевский был просто негодяй! Вот убили его, а мне нисколько не жалко! Понимаю, что не по-христиански, но ни на грош не скорблю!
– За что же вы пытались вызвать его на дуэль?
– Не пытался, а именно что вызвал, – с достоинством поправил сыщика Викентий Леонидович. – А он, трусливое ничтожество, отказался.
– И тогда вы его ударили, – продолжил Лыков.
– Да, – признал это Лерхе. – Ударил. Хотел при свидетелях, но Устин от меня бегал. Даже однажды взапуски, по улице, как попавшийся воришка. Удалось мне его ударить только на квартире, в присутствии одного лакея.
– И даже после оскорбления действием Дашевский отказался с вами драться, – констатировал сыщик.
– Разумеется! Человеку без чести это не препятствие. Ему хоть плюй в глаза, все божья роса.
– Вы хотели таким образом очернить Дашевского, чтобы он не был назначен на штатную придворную должность?
– Вот еще! – оскорбился дипломат. – Он получил по мордасам совсем за другое.
– За что именно?
Лерхе замолчал, тоскливо глядя поверх головы Алексея куда-то в стену. Потом решительно заявил:
– На этот вопрос я отвечать не стану.
– В нем замешана женщина и вы не хотите ее впутывать?
– Да.
– Викентий Леонидович, – как мог, мягко начал Лыков. – Я ведь все равно узнаю, кто она. И вызову сюда, и буду расспрашивать… Отмолчаться не удастся никому. Убит человек. Вы только усложняете мне дознание. Прошу вас ответить на мой вопрос.
– Узнавайте сами! – резко заявил Лерхе. – Узнавайте, чего там! Но не от меня.
– Вы себя загоняете в список главных подозреваемых. Ведь дуэль подразумевает возможность смертельного исхода! То есть вы готовы были убить Дашевского, желали его смерти, так?
– Убить эту дрянь я действительно был готов. Но на честном поединке, в присутствии секундантов. Там шансы обоюдны – я, честно говоря, никудышный стрелок. А кстати, как и когда прикончили Устина Обезьяновича?
– В воскресенье, ударили ножом под лопатку.
– В воскресенье? Тогда у меня алиби! Я весь день был на людях.
– Убить человека ножом не так просто, – возразил сыщик. – Большинство церемониймейстеров на это неспособно. Мне известно, что смертельный удар нанес некто Снулый, профессионалист в подобных делах. Так что ваше алиби никого не интересует.
– Снулый? Это рыба или человек?
– Это опасный преступник.
– И для чего он задвинул Обезьяновичу нож под лопатку?
– Полагаю, Снулому сделали такой заказ. Кто-то из состоящих, чтобы устранить соперника в борьбе за место. Или один ревнивец, чтобы отомстить за женщину.
