К. Блом - Кто-то дает сдачи
Аттестаты у него были довольно заурядные. Средний уровень, без отличий и хвалебных отзывов.
Наткнувшись в газете на объявление о вакансии во фромовской «Рекламе», он послал свои документы. И получил письмо с вызовом для личной беседы. Почему - он не понял. Но во время разговора с Фромом сообразил, что Фром придавал особое значение тому, что он работал в кальмарском землячестве и даже был там председателем. С точки зрения Фрома, это был большой плюс, так сказать, лишний козырь.
Фром говорил, что это получше любой бумажки. Важнее. И свидетельствует о целеустремленности и умениях. Это именно то, что нужно. Ведь председатель землячества имеет дело с коллективом, располагает опытом общения с людьми и знает в них толк.
Роланд Эрн воспрянул духом: наконец-то он получит работу, по вкусу и перестанет разносить письма. Не за тем же он пять лет учился. Чтобы, разносить письма, диплом экономиста не нужен.
Правда, реклама тоже не совсем его профиль, но для; начала сойдет… первый шаг, что ни говори. Хоть какая-то надежда появилась.
- Другим хуже приходится…
- Вот как! - заметил Улофссон.
- У меня есть старый армейский приятель, он по специальности учитель биологии, а работает золотарем.
- Кто-то должен и этим заниматься.
- Да я и не говорю ничего плохого о самой работе. Только, разве уж так необходимо становиться магистром философии и набирать тридцать тысяч крон долга, чтоб после этого вкалывать золотарем?
- Едва ли…
- Вы с Фромом повздорили? - спросил Хольмберг.
- Повздорили? Нет, а что?
- Тогда почему ты стащил у Ёсты две сотни?
- А-а, это… У меня кончились деньги, и надо было стрельнуть немного до получки.
- Почему же ты не попросил взаймы?
- Сам не знаю. Пожалуй, боялся, что он откажет.
- Гм… Ты ничего не слышал о комиссаре Турене?
- О Турене? Слышал. В него ведь тоже стреляли. Как он?
- А тебе-то что?
Его внезапное любопытство покоробило Хольмберга.
- Да я просто так спросил. У меня отец работает в полиции, в Кальмаре. Знаете, прямо не по себе становится, когда подобные истории происходят в кругах, к которым принадлежит твой собственный родитель.
Это заявление было для них точно ушат ледяной воды.
- Твой отец работает в полиции? - выдавил Улофссон.- В Кальмаре?
- Да. В уголовке. Он инспектор отдела розыска.
- Господи боже…
- Что?
- Ничего.
Вот черт, разом подумали Улофссон и Хольмберг. Бес бы их драл. Неужели не могли обращаться с ним помягче7 Ну и дела…
- Турен пока жив,- сказал, наконец, Хольмберг.
- Рад слышать. А то я совсем скис, когда прочел, что стреляли в сотрудника полиции. Сразу начинаешь думать о собственном старике.
- Понятно. Хольмберг встал:
- Ладно, Роланд. Если ты не против, мы подбросим тебя до дому, а заодно поглядим на твои билеты и все прочие копенгагенские сувениры. Для порядка, сам пони
маешь…
- Ясное дело.
3
Хольмберг и Улофссон поехали вместе с Эрном в общежитие кальмарского землячества.
В кармане пиджака действительно лежали билеты, счет с парома и еще кое-какие мелочи, явно приобретенные в Копенгагене. В том числе билет с датой на штемпеле из порноклуба под названием «Салун Дикий Запад».
- Хорошо повеселились? - спросил Хольмберг.
- Да так себе. Закосел я здорово, почти ничего и не помню.
- Ну, не будем тебе мешать. Надеюсь, ты проявишь снисходительность к тому, что ребята, пожалуй, слегка перестарались с тобой?..
- Конечно,- заверил Эрн.- Забудем об этом. Я ведь понимаю, только зло берет, когда на тебя этак кидаются. Отец рассказывал о вещах и похуже… Не думайте об этом. Я знаю, вы делали свое дело, и говорить тут нечего.
4
Когда они вернулись, Вестерберг сидел у дежурного по управлению.
- Я связался с Кальмаром,- сообщил он.- Есть у них там розыскник по имени Рютгер Эрн, с дурацким прозвищем Бубновый Туз. И у этого Эрна действительно есть сын Роланд, который учится в Лунде.
Хольмберг хмыкнул.
По дороге домой они не могли отделаться от ощущения, что прямо у них перед носом медленно лопнул большой воздушный шар.
Весьма малоприятное ощущение.
А весенняя ночь полна прохлады, звезд и легкого ветерка.
В такие ночи засыпаешь с трудом.
Хольмберг вернулся домой в три, а уснул только в четверь шестого. Когда на улице уже рассвело.
5
Когда пришел Севед, Буэль еще не спала.
- Ну?
- Что «ну»?
- Это он?
- Нет…
И Севед рассказал, что произошло. Потом привлек жену к себе, и Буэль даже удивилась его напористой жадности. Он точно давал выход накопившимся эмоциям. Правда, ей было очень хорошо.
Наконец оба уснули. Уже наступило субботнее утро. Уже запели птицы. В траве сверкали капли росы.
Глава семнадцатая
Суббота - день семейный. Настраиваешься надвое суток отдыха и забываешь о работе. Можно побегать по магазинчикам, потолкаться в универсаме, немножко поважничать, раздвигая прохожих детской коляской.
Можно убрать квартиру и навести кругом воскресный блеск.
Можно встать в субботу пораньше, предвкушая два свободных дня в семье.
Мартин Хольмберг ничего такого не сделал.
Он работал в полиции и полным ходом вел расследование убийства, которое вдобавок касалось его лично.
Черстин дала ему поспать до одиннадцати, сама прибрала дом, сама сходила в магазин за продуктами.
Эмиль Удин позвонил из больничного автомата в Стокгольм и сказал жене, что надеется скоро быть дома.
Улофссоны проснулись без четверти двенадцать.
Когда Севед открыл глаза, голова у него болела и во всем теле по-прежнему чувствовалась усталость - будто и не спал вовсе.
А суббота продолжалась - выходной день, когда надо накопить сил к понедельнику, к новой неделе.
Мартин Хольмберг попытался читать английский детектив, но, несмотря на всю оригинальность и занимательность «Wobble To Death» [11] Питера Лавси, так и не отвлекся от размышлений об убийце.
Севед Улофссон уныло возился с авиамоделью, приладил, было крыло, потом зачем-то опять снял и, рассвирепев, швырнул модель в стенку так, что она рассыпалась.
Все они крайне нуждались в отдыхе, потому что совершенно вымотались.
Но праздное торчание дома раздражало и Хольмберга, и Улофссона, при всей усталости оба стремились хоть что-нибудь сделать.
Ларе Вестерберг сидел в своем глубоком кресле и смотрел по телевизору викторину. Он очень надеялся, что Стуке выиграет.
Глава восемнадцатая
1
Инга Йонссон скончалась в субботу вечером при драматических обстоятельствах.
2
В сознание она так и не пришла.
Жизнь угасала, медленно и неумолимо. Сердце билось все прерывистее, все реже. И, наконец, замерло.
После обеда посыльный из цветочного магазина принес ей букет. Красные гвоздики.
Вечером, без пяти десять, ночная сестра, дежурившая в отделении, услышала, как кто-то отворил дверь на лестницу.
Дверь тихо открылась и так же тихо закрылась опять.
Сестра решила, что кому-то из коллег вздумалось зайти к ней поболтать или выпить кофе.
Музыкальный радиокалейдоскоп близился к концу, и ей хотелось дослушать.
Но почему никто не заходит?
Девушка встала, вышла из комнаты и осмотрелась.
Коридор был пуст.
Скорее всего, кто-то просто заглядывал в коридор. Может, по ошибке.
Она вернулась к транзистору.
Шаги за дверью?
В самом деле, похоже.
Она нахмурилась и опять вышла в коридор.
Первое, что бросилось ей в глаза, это распахнутая дверь палаты, в которой лежала Инга Йонссон.
Очнулась? Неужели это она встала и бродит по этажу?
Ведь она не…
Сестра быстро шагнула к двери.
Нет, вон она лежит…
В ту же секунду девушка почувствовала, что за спиной кто-то есть.
Резко обернулась.
Какой-то парень спешил к выходу. Спешил изо всех сил, но крадучись.
Походка у него была неровная, так как он хромал.
3
- Эй! - негромко окликнула сестра.
Голос ее эхом раскатился среди голых стен. Человек оглянулся.
И тут открылась дверь на лестницу. Появился дежурный врач в белом халате.
Хромой повернулся к двери.
- Добрый вечер,- сказал врач, глядя на парня. По том взгляд его скользнул дальше и остановился на сестре в открытых дверях палаты.- Что вы здесь делаете?
- Спросите у него! - Дежурная кивнула на парня. Тот сделал два шага вперед и взмахнул рукой. Врач пригнулся, и кулак задел его только по плечу.
- Это еще что за глу…
Второй удар попал в челюсть, и в мозгу у дежурного врача вспыхнул сноп пламени. Он попятился, точно слепой. Перед глазами все поплыло. Он тряхнул головой, чтобы очухаться. И в эту минуту противник нанес ему третий удар, в солнечное сплетение. Он согнулся пополам, ловя ртом воздух. Новый удар, по голове, и врач ничком рухнул на жесткий пол.