Гонсало Гинер - Тайна масонской ложи
— О каком письме ты говоришь? — Беатрис старалась выиграть время, чтобы успеть придумать, как ей теперь действовать.
— Вот об этом!
Фаустина вынула из-за корсажа письмо, которое ей вчера передала ее подруга, когда они вернулись с корриды.
Беатрис развернула его и прочла очень медленно, давая себе время собраться с мыслями. Ее охватил гнев из-за того, что ее тайна раскрыта, а еще она злилась на саму себя за то, что из-за этой оплошности ей теперь придется придумывать, какие дать объяснения по поводу этих явных признаний в любви. Щеки Беатрис раскраснелись от гнева, а ее глаза заволокли слезы. Она решила признаться, что солгала.
— Да, это правда, я люблю Браулио, но…
— Никаких «но»! Такие отношения неприемлемы, и мне остается только пожалеть, что я не узнала о них раньше, потому что подобных отношений ни в коем случае нельзя было допустить. — Беатрис еще никогда не видела Фаустину такой расстроенной и сердитой. — Остается меньше месяца до твоего бракосочетания с герцогом де Льянесом, и тут выясняется, что ты влюблена в мальчишку, который — дон «никто», у которого нет никакого будущего и который, кроме всего прочего, еще и цыган.
— А мне все равно, цыган он или дворянин! Любовь не признает сословий. — Слова Фаустины больно задели Беатрис, и она не смогла их проигнорировать.
— Тебе, может, и все равно, а вот мне — нет, и я тебе больше не позволю ни одной подобной выходки! — Фаустина, не в силах сдержать свой гнев, размахнулась и дала Беатрис пощечину.
— Я его люблю, и мне не нужен никто, кроме Браулио, — уже совсем не сдерживая себя, закричала Беатрис, оскорбленная полученной пощечиной.
— Хватит болтать всякие глупости! Мы нашли тебе хорошего мужа — из высших слоев общества, с хорошими связями, к тому же являющегося одним из ближайших друзей маркиза де ла Энсенады. Мы сделали это ради того, чтобы твоя жизнь была благополучной и счастливой, а ты вместо благодарности начинаешь рассказывать какие-то глупости о том, что влюблена в самого настоящего шалопута. Ты что, думаешь, я была без ума от любви к Франсиско, когда выходила за него замуж? — На красивом лице Фаустины на мгновение возникла уродливая гримаса, а ее изумрудно-зеленые глаза от прилившей к голове крови приобрели красноватый оттенок.
— Я не знаю, какие у тебя тогда были чувства, и мне это совсем неинтересно. И уж чего я точно не хочу, так это скакать, как ты сейчас, от одного ухажера к другому.
— С меня достаточно! — Фаустина схватила Беатрис за руки. — Я и так уже выслушала больше, чем могу стерпеть. Ты выйдешь замуж за герцога, нравится тебе это или нет, и с этого момента я запрещаю тебе встречаться с Браулио. Это мое последнее слово! — Взгляд Фаустины выражал и гнев, и решительность. — А еще ты должна поклясться мне, что никогда не расскажешь обо всем этом ни своему будущему мужу, ни кому-либо другому. Я же поговорю с Марией Эмилией, и она потребует того же от своего сына.
— Но, мама, ты не можешь настаивать на том, чтобы я так поступила… — Беатрис почувствовала себя совершенно несчастной, представив, что она навсегда расстанется со своей любовью.
— Я не просто настаиваю — я требую!
— Уж лучше я умру, чем потеряю его! — Охватившая Беатрис тоска была такой сильной, что она едва могла говорить.
Увидев, как страдает ее юная дочь, Фаустина попыталась подавить свой гнев и успокоиться.
— Беатрис, поверь мне: со временем все забудется, и, хотя ты сейчас не чувствуешь любви к будущему мужу, со временем ты его полюбишь. И тогда ты поймешь, что Браулио был всего лишь мимолетным увлечением твоей юности. — Фаустина обняла свою приемную дочь, хотя ей и пришлось при этом преодолеть сопротивление, которое попыталась оказать Беатрис.
— Мама, ты и в самом деле хочешь, чтобы я с ним больше никогда не встречалась?
Беатрис знала, что Фаустине очень нравится, когда она называет ее мамой, хотя девушка с самого начала их совместной жизни предпочитала звать ее по имени. Сейчас она подумала, что если не будет проявлять непокорность и станет более послушной и ласковой, то сможет достичь лучших результатов.
— Думаю, что это обещание кажется тебе и невыносимым, и невыполнимым, — и, поверь мне, я это вполне понимаю. Однако подумай вот о чем. Если ты все-таки сделаешь то, о чем я тебя прошу, — нет, чего требую от тебя, — это позволит не подвергать опасности брак, который для тебя очень выгоден. А теперь позволь поговорить с тобой уже не как твоя мать, а как подруга. Я вполне спокойно отнеслась бы к тому, что когда-нибудь в будущем — когда уже пройдет какое-то время после твоего замужества и когда твой брак уже устоится — вы с Браулио снова начали бы встречаться. — Фаустина погладила Беатрис по голове, как она делала, когда Беатрис была маленькой. — Однако, дочь моя, даже если ты и позволишь себе какие-то вольности с Браулио, причем очень-очень редко, ты всегда должна оберегать свою честь и уважительное отношение людей к человеку, являющемуся твоим мужем.
— Я это понимаю, мама. Мне всего лишь придется подождать несколько месяцев, прежде чем я снова смогу встречаться с Браулио.
Беатрис было неприятно даже думать о том отвратительном предложении, которое ей только что сделала приемная мать, однако она все же решила, что если ей лишь на некоторое время придется прекратить встречи с Браулио, а затем они снова смогут видеться и любить друг друга, то это не такое уж и плохое предложение. Она инстинктивно коснулась рукой живота, словно желая ощутить плод своей единственной любви.
Резиденция графа и графини де Вальмохада
Мадрид. 1751 год
24 июля
Ансамбль жилых зданий, принадлежавших генералу Томасу Вильче, графу де Вальмохаде, находился в северной части Мадрида и занимал почти целый квартал между улицей Луна и улицей Эстрелья, а фасад главного здания выходил на узенькую улочку Сан-Бернардо.
Исповедник короля Фердинанда VI, отец Франсиско де Раваго, тщетно пытался протиснуться сквозь процессию, организованную Святым и истинным братством Пресвятой Марии-заступницы и святых небес во имя спасения людских душ. Это братство с напыщенным длинным названием проводило одно из своих уже ставших знаменитыми «шествий, направленных против смертного греха». Их целью являлся собор средств и заострение внимания людей на том ущербе, какой наносят нравственности шлюхи. Заслышав звон колокольчиков, возвещающий о приближении процессии, многие жители бросали из окон монеты, завернутые в бумагу, которую поджигали, чтобы ее легче было увидеть в потемках на земле.
В свои семьдесят шесть лет старый иезуит Раваго уже не обладал достаточной проворностью, чтобы успевать уворачиваться от всех падающих с верхних этажей монеток, и невольно выругался на арамейском языке, когда одна из таких завернутых в подожженную бумагу монеток попала ему прямо на голову и опалила волосы. Однако, поскольку старик и так уже был почти лысым, он не столько пострадал, сколько просто испугался.
Прекратив свои попытки протиснуться сквозь процессию, он дождался, когда ее участники пройдут, а затем пересек улицу Сан-Бернардо и подошел к входу в резиденцию графа де Вальмохады, где его уже ждал сам граф, которого королевский исповедник еще часа два назад предупредил через посыльного о своем визите.
Раваго прошел через первый вестибюль, распространяя вокруг себя характерный запах паленых волос, чему немало удивился слуга, взявший у него плащ. Слуга был удивлен и тем, с какой прытью старик поднялся по главной лестнице, ведущей к кабинету генерала.
Огромный портрет графа и — чуть поменьше — портрет его жены украшали стену за рабочим столом. В застекленном шкафчике лежала на деревянной подставке книга «Маркус Марулус» — духовное издание, которым когда-то едва ли не ежедневно пользовался святой Игнатий де Лойола. Граф хранил его как самый ценный подарок ордена иезуитов, полученный им в знак признательности за его постоянную и щедрую материальную помощь этому ордену.
— Присаживайтесь, отец Раваго. — Де Вальмохада сморщил нос. — От вас случайно не пахнет чем-то паленым?
— Это мои волосы. — Отец Раваго коснулся ладонью своих реденьких волос, пытаясь определить, насколько сильно они пострадали.
— Я советую вам быть более осторожным, потому что в наши годы не стоит растранжиривать то небольшое количество волос, которое у нас еще осталось.
Произнеся эти слова, де Вальмохада улыбнулся так добродушно, что в его реплике было просто невозможно усмотреть что-то обидное. Однако по суровому выражению лица Раваго граф тут же понял, что его гость пришел вовсе не для того, чтобы тратить время на дурацкие шуточки.
— Давайте оставим эту тему, потому что мне нужно решить с вами кое-какие важные вопросы, причем времени у нас очень мало. — Раваго устало вздохнул. — Мне хотелось бы знать, какие у вас новости относительно последствий задержания Уилмора и не считаете ли вы, что смерть главы иезуитов Кастро — дело рук масонов?
