Александр Бычков - Искатель, 2013 №2
— Ой, Леш, да… что-то разморило… Наверное, просто перепила шампанского… Слушай, такого вкусного шампанского еще ни разу в жизни не пила! Леш, ты вроде сказал, что Никитский куда-то срочно уехал, а жена его здесь осталась, да?
— Да нет… — голос Ганина слегка дрогнул. — Она… тоже с детьми уехала… с ним… Я тут один вообще-то, ну, если не считать прислуги и охраны…
— Странно…
— Что — странно?
— Да нет, ничего… Мне просто подумалось, что в доме осталась хозяйка, вот и все… Ладно, Леш, нам обоим надо немного освежиться. Как насчет искупаться во-от в этом самом пруду, а? Ты не проверял, там глубоко? Дно хорошее?
Ганин сразу повеселел. Он и сам уже об этом подумал.
— Да, Снеж, там можно купаться — мне дворецкий сказал. Слушай, но у тебя же нет купальника…
— Я думаю, купальник бесследно исчезнувшей хозяйки мне как раз будет впору! — рассмеялась Снежана. — У меня такое ощущение, что она на меня нисколечко не обидится!
Ганин как-то странно взглянул на Снежану, но промолчал.
Молодые люди отправились в дом и довольно быстро нашли комнату жены Никитского. Снежана так и ахнула от восторга, и где-то в глубине души ее кольнула иголочка женской зависти. Комната жены Никитского была размером в три ее с мамой двухкомнатные квартиры, если не больше. Мебель из полированного красного дерева, роскошная кровать под светло-розовым балдахином, люстра и подсвечники из золота. Однако как они ни искали, обнаружить в этой комнате залежи одежды им не удавалось, пока Снежана не додумалась открыть незапертую дверцу второй комнаты. Мебель в этой смежной со спальней и такой же, если не больше, по размеру комнате в основном состояла из шкафов-купе, наполненных самой разнообразной одеждой. Чего тут только не было! Платья, шубки, юбки, нижнее белье, брюки, шорты, шляпки, туфли… Сотни самых разнообразных вещей и вещиц… Глаза у Снежаны загорелись, и она опять чуть ли не позабыла обо всем на свете, только и делая, что перебирая модели, примеривая их на глазок у зеркала и весело смеясь. Затем битый час примеряла на себя то один наряд, то другой. «Ну как, Леш, тебе это?», «а это?», «ну просто прелесть!», «знаешь, мне кажется, от этой шляпки у меня лицо какое-то круглое получается, нет?», «ну, в этом купальнике я точно на пляже не появлюсь — умру со стыда!», «а вот это вроде бы ничего…», «ну, Леш, ну посмотри же!», «нет, ну это вообще прелесть! Слушай, Леш, ну зачем, спрашивается, одной бабе столько тряпок, а? Ой… ну это вообще… Ну-ка помоги-ка мне застегнуть… Вот так, так… Супер! Нет, ну… Блин, ну что ж она худая такая, а? Неужели я так растолстела за зиму, Леш? Леш! Ну куда же ты?!»
В конце концов терпение Ганина лопнуло, и, пока Снежана возилась с очередным платьицем, он просто дал деру. «Если я уйду в сад, ей, наверное, надоест примеривать и она выберет наконец что-то одно», — подумал Ганин. Он с детства ненавидел магазины, особенно одежды и обуви, в которые его таскала мама; от душного запаха духов, от пестрых цветов, от обилия марок и фасонов у него всегда болела голова. А тут переодеваниям Снежаны не было видно ни конца ни края…
— Ну вот, — недовольно цокнула язычком Снежана. — Сбежал… Ну и ладно, сама выберу! Вот это, думаю, мне точно подойдет…
Снежана вытащила из темно-красного чрева шкафа еще одну модель купальника небесного цвета и тут же надела его на свое белоснежное — загорать-то некогда, все время работа да работа! — тело и кокетливо скорчила рожицу зеркалу. И… тут же застыла от удивления! Зеркало, вместо того чтобы отразить ее лукавую гримаску, отразило ее собственное лицо, но с совершенно другим выражением на нем — спокойным, по-королевски величественным, смотрящим несколько свысока, как госпожа смотрит на свою служанку. Но самое удивительное было не в том, что выражение лица совершенно не совпадало с ее собственным, а в том, что глаза… От их взгляда у Снежаны спина покрылась гусиной кожей и по ней прошел неприятный холодок. Сколько Снежана ни смотрела на себя в зеркало, она никогда не замечала, что ее глаза могут быть ТАКИМИ… Веселыми, хитрыми, живыми — да, но здесь… Казалось, эти глаза были глубже самого глубокого океана, страшнее самой опасной трясины…
— Ой, да это же не я! — вскрикнула Снежана. — Кто ты? — И лицо девушки в зеркале не отразило ни испуга, ни даже движения губ, как будто бы это не зеркало было, а окно, по ту сторону которого стоял ее, Снежаны, двойник, сестра-близнец, полностью похожая на нее саму, но в то же время совершенно другое существо. Отражение ничего не ответило ей, только снова сделало приглашающий жест куда-то в ведомое лишь ей Зазеркалье — и улыбнулось, но в улыбке его не было ни теплоты, ни искренности.
— …Снеж! Я устал уже тебя ждать! Давай ты пойдешь купаться в том, что уже надела, хорошо? Какая разница?! Ты же в воде будешь, а не на подиуме — все равно ничего видно не будет! — Ганин не удержался и все-таки пришел поторопить Снежану. — Что с тобой, Снежа? Ты побледнела…
— Да нет, все в порядке, Леш! Тут очень душно. Ты прав, пойдем искупаемся, а то я в такую жару точно в обморок бухнусь, как кисейная барышня… — хихикнула Снежана и, чмокнув Ганина в щеку, побежала к пруду в только что надетом купальнике, а Ганин побрел следом.
Вода в пруду была в самый раз. Прохладная, но не холодная, освежающая. Дно ровное, покрытое мягким песочком, без ям, которые могут быть в естественных водоемах. В центре пруда было довольно глубоко, и они принялись преспокойно нырять, прямо как плававшие здесь же серые уточки. Ганин оказался превосходным пловцом, так что они со Снежаной соревновались, кто быстрее доплывет до противоположной стороны пруда, который был довольно большим. Лебеди и утки здесь были почти ручные и не боялись пловцов. Они только отплывали на противоположную сторону пруда, недовольно крякая, но не улетали. А потом молодые люди вылезли на берег и расположились в белых матерчатых шезлонгах загорать. Снежана с удовольствием подставила лицо, грудь, живот и ноги ласковым теплым солнечным лучам и блаженно закрыла спрятавшиеся за темно-зеркальными стеклами солнцезащитных очков глаза. «Благодать! — подумала она, с наслаждением вытянув немного продрогшие ноги. — Чтоб мне так всю жизнь жить: купаться, загорать, надевать красивые шмотки… Эх, ну почему же богатых так мало, а? Нет чтобы все так жили…» Наваждение у зеркала ушло куда-то на периферию сознания. «Ну, показалось и показалось, мало ли? В такую жару что угодно померещиться может!»
— Леш, ты не спишь там?
— Нет… — сонно ответил Ганин. Его лицо было накрыто соломенной шляпой.
— Слушай, а ты веришь в привидения? Знаешь, существуют всякие истории про то, что в древних замках обитают призраки давно умерших владельцев, пугают там всех…
— Не знаю, не видел их никогда, — так же сонно ответил Ганин. — А почему ты спрашиваешь?
— Да так… Просто мой шеф, Рогозин, черти бы его побрали, хи-хи, он просто помешан на всем этом. Я вообще числюсь на телеканале специалистом по освещению культурной жизни, а он, толстый черт, гоняет меня по всей области в поисках историй про НЛО, полтергейсты, призраков, русалок… Я ему — «какая ж это культура?», а он мне — «Снежаночка, это-то и есть самая что ни на есть культура — народный фольклор! На этом же сенсации делать и делать!»
— А-а-а… — лениво протянул Ганин, почти засыпая.
— А тут, понимаешь, имение князей Барятинских… Старина… Привидения-то тут и любят обитать… Старые тайны, нераскрытые преступления… Скелеты в сундуках, убитые жены в подвалах, висельники на чердаках… — Снежану мысль про призраков и привидения привела в восторг. Она крадучись, на цыпочках, подошла к шезлонгу Гацина и, шутливо схватив его за горло, закричала:
— А-а-а! Крови хочу!
Ганин судорожно дернулся и с испуганным криком вскочил, шезлонг перевернулся, и он покатился прямо на мягкую коротко стриженную траву лужайки, а Снежана залилась мелодичным смехом и принялась его щекотать…
— Леш, все, хватит спать. Ты мне, между прочим, еще дом собирался показать!
— А как же гольф, кони?
— Точно! Как это я забыла? Ну, давай гольф и коней, а дом посмотрим вечером!
Всю вторую половину дня Ганин и Снежана провели на свежем воздухе. Снежана оказалась неплохой наездницей, в отличие от Ганина — он напоминал в седле мешок с картошкой, который везли на грузовике по сельской ухабистой дороге. Несколько раз чуть не свалился и до боли натер себе ноги.
— Ну кто ж так ездит, Леш?! Ну, в самом деле! Ты ж себе так все отобьешь — детей не будет! — прыснула от смеха Снежана. — Постарайся поднимать таз и ноги одновременно с лошадью: лошадь вверх — и ты вверх, лошадь вниз — и ты вниз. Понимаешь? Вот так, вот так…
— Слушай, Снеж… а… где… ты так на…уч…илась… — Ганин запыхался и был готов уже проклясть все на свете, и прежде всего себя самого, что рассказал ей про лошадей.
