Александр Дюма - Катрин Блюм
— О Боже мой, Боже мой! Бедный мой, дорогой Бернар!
— Да, да… Как он пострадал из-за вас… Это стоит того, чтобы вы с ним повидались еще раз, хотя бы для того, чтобы помешать ему выкинуть какую-нибудь глупость.
— О да! Увидеть его! Я только этого и хочу. Но как?
— Он будет ждать вас сегодня вечером.
— Он меня будет ждать?
— Да, именно это мне поручено вам сказать.
— Кем поручено?
— Кем? Да им же!..
— И где же он будет ждать меня?
— Возле Принцева источника.
— В котором часу?
— В девять часов.
— Непременно там буду, Матьё!
— Так, значит, у Принцева источника?
— Разумеется.
— А не то мне опять попадет. Он ведь такой горячий, этот Бернар. Еще сегодня утром он дал мне такую оплеуху, что щека моя до сих пор пылает. Но я ведь малый добрый и не держу зла.
— Будь спокоен, мой добрый Матьё, — сказала Катрин, поднимаясь в свою комнату. — Да наградит тебя Господь!
— Я очень на это надеюсь, — заметил Матьё, провожая глазами девушку, пока дверь за ней не захлопнулась.
Затем с усмешкой демона, довольного тем, что заманил добрую душу в свою западню, он быстрыми шагами направился в сторону леса, делая знаки кому-то скрывавшемуся там.
Появился всадник, видимо находившийся где-то поблизости.
— Ну, что там? — спросил он Матьё, остановив лошадь прямо перед носом бродяги.
— Все в порядке. Тот, другой, натворил столько глупостей, что, кажется, успел уже надоесть, да к тому же и по Парижу скучают…
— Но что же я должен сделать?
— Что вы должны сделать?
— Да.
— Но вы это сделаете?
— Без всякого сомнения.
— В таком случае скачите в Виллер-Котре, набейте карманы деньгами… В восемь часов будете на празднике в Корси, а в девять часов…
— В девять часов — что?
— А вот что. Особа, которая не смогла с вами поговорить сегодня утром и не смогла возвратиться через Гондревиль только из боязни скандала… эта особа будет ждать вас у Принцева источника.
— Значит, она согласна уехать со мной? — воскликнул обрадованный Парижанин.
— Она согласна на все, — объявил бродяга.
— Матьё! — снова обратился к нему молодой человек, — получишь двадцать пять луидоров, если ты мне не солгал… До девяти вечера!
И, подхлестнув шпорами лошадь, он галопом удалился в сторону Виллер-Котре.
— Двадцать пять луидоров! — прошептал Матьё, глядя, как тот постепенно исчезал за деревьями. — Прекрасный заработок! Да к тому же я смогу отомстить!.. Так, значит, я сова? Что ж, эта птица, как известно, предвещает несчастье… Ну, господин Бернар, привет вам от совы.
И, поднеся ко рту обе ладони, Матьё дважды прокричал совой.
— Добрый вечер, господин Бернар!
С этими словами он углубился в лес по направлению к деревне Корси.
XIII
СЕЛЬСКИЙ ПРАЗДНИК
Двадцать пять лет назад, то есть в то время, когда происходили описываемые нами события, в окрестностях Виллер-Котре устраивались настоящие сельские праздники, и не только для деревень, но и для самого города, вокруг которого эти деревни были расположены, как спутники вокруг своей планеты.
Особенно радостными были праздники, совпадавшие с первыми теплыми днями, когда под светлыми лучами майского солнца одна из этих деревень пробуждалась от зимней скованности, повсюду слышалось кудахтанье кур и пение петухов — как будто это было гнездо славок или синиц, скрытое густой листвой, откуда доносятся оживленные голоса вылупившихся на свет птенцов. Так что в это время праздник имел особую притягательную силу и прелесть.
И заранее, еще за две недели в деревне и за неделю в городе, все те, кто так или иначе надеялся получить свою долю выгоды или удовольствия от этого празднества, начинали тщательно готовиться к торжеству.
В трактирах до блеска мыли окна и скребли столы, чистили оловянные бокалы, обновляли вывески.
Сельские музыканты подметали и утаптывали землю на площади, где будут танцы, аккуратно очищали ее от травы.
Временные кабачки возникали под купами деревьев, похожие на палатки, но только ставили их не на поле боя, а на площадке для развлечений.
Наконец, юноши и девушки готовили наряды и красивую одежду, подобно солдатам, приготовляющим оружие и амуницию к параду.
Утром в долгожданный праздничный день все оживало, с самой зари закипала жизнь.
Устанавливались подвижные приспособления для метания колец, а на шатких подставках укреплялись рулетки для игры на свежем воздухе. Насаживались на палки и выстраивались в ряд гипсовые куклы, предназначенные для того, чтобы их разбивали выстрелами из арбалетов. Испуганные кролики, прижав уши к шее, ждали, когда ловко наброшенный на колышек обруч решит их судьбу и они перейдут из корзины торговца в кастрюлю победителя состязания.
Для деревни праздник начинался с самого раннего утра.
Но горожане, принимавшие участие в этих торжествах, начинали съезжаться значительно позже. Обычно они отправлялись в путь около трех или четырех часов пополудни, кроме тех, конечно, кто прибыл в деревню заранее, по приглашению родственников или знакомых.
Как бы то ни было, часа в три или четыре — смотря по тому, как далеко находилась деревня, — длинная процессия отправлялась по дороге, ведущей из города.
Часть горожан, в особенности модные щёголи, гарцевали верхом. Аристократы катили в экипажах, а представители так называемого третьего сословия шли пешком.
Среди этих последних были клерки из нотариальных контор, налоговые служащие, рабочие — все в праздничной одежде. Многие вели под руку прелестных девушек с голубыми и розовыми лентами на чепцах. Красотки, весело поблескивая глазками и сверкая белыми зубками, кокетливо выставляли напоказ нарядные нижние юбки из батиста и ситца, пренебрежительно поглядывая на едущий мимо шарабан, где горделиво восседала дама в шляпке.
К пяти часам все уже были на месте и праздник начинался по-настоящему. В нем всегда участвовали три слоя общества — аристократы, рядовые горожане, крестьяне.
И хотя все танцевали на одной и той же площадке, они все же старались не смешиваться друг с другом и каждая каста исполняла свою кадриль. Если же и возникала зависть, то она относилась только к той группе, среди которой плясали очаровательные гризетки с голубыми и розовыми лентами на чепцах.
К девяти вечера ряды танцоров редели. Городские жители направлялись в обратный путь: аристократы — в экипажах, клерки, служащие, рабочие и гризетки — пешком.
И этот неспешный путь домой через темный лес, освещаемый рассеянным лунным светом и продуваемый теплым летним ветерком, был преисполнен очарования.
Популярность такого рода деревенских праздников зависела от того, насколько важную роль играла деревня в жизни края и города, и от того, насколько живописен был ее внешний вид.
В этом отношении Корси могла быть поставлена на первое место.
Не было ничего прелестнее этой деревушки, расположенной в самом начале Надоновых долин, и образующей вместе с прудами Раме и Жаваж своеобразный треугольник.
В десяти минутах ходьбы от Корси есть место, поражающее своей дикой, пышной растительностью и в то же время приятное на вид, — оно называется Принцев источник.
Напомнив читателю, что именно к этому источнику Матьё пригласил прийти и Парижанина и Катрин, вернемся в Корси.
Там начиная с четырех часов праздник был в самом разгаре.
Но мы не приглашаем читателей окунуться в самый центр событий, а отводим их несколько в сторону — к дверям одного из тех временных кабачков, про которые мы недавно говорили.
Этот кабачок, оживавший ежегодно на три недолгих дня, помещался в доме, где когда-то жила семья лесника, но давно заброшенном и запертом триста шестьдесят дней в году.
На время праздника лесной инспектор передавал дом в распоряжение мамаши Теллье — трактирщицы из Корси, превращавшей старое здание в филиал своего заведения.
Праздник, как мы говорили, занимал три дня. Из пяти же дней, которые мы вычли из трехсот шестидесяти пяти, первый был посвящен подготовке дома, а последний, пятый, — уборке помещения.
И пока шло веселье, кабачок жил своей жизнью — в нем много пили, громко пели; казалось, так будет вечно.
А потом он снова закрывался на следующие триста шестьдесят дней и выглядел тогда мрачным, притихшим, уснувшим, как бы умершим.
Этот дом был расположен как раз на полпути между Корси и Принцевым источником, поэтому путник, следуя по дороге к источнику, обычно заглядывал в кабачок.
В перерывах между танцами влюбленные парочки, привлекаемые очарованием здешней природы и, естественно, нуждавшиеся в одиночестве, отправлялись из деревни к источнику. Они заходили к мамаше Теллье выпить стаканчик вина и отведать флана со сливками.
