Игорь Шприц - Синий конверт
На клиросе тонкими голосами возвестили «Аллилуйя». По этому знаку Берг и Амалия медленно двинулись к амвону, где их поджидал облаченный в рясу священник. Приблизившись, Берг с изумлением узнал в батюшке Евграфия Петровича Медянникова. Лицо у Медянникова было сложено в ехидную гримасу, означавшую: «Ну что, Карлыч? Вкапался яки кур в ощип?»
«Как же так? — подумал Берг. — Ведь он старовер! Брак будет недействителен!»
«А вот и нет! — возразил Медянников, явно читая мысли Берга. — Согласно циркуляру Святого Синода от сего дня за номером Г-103216 отныне мне разрешается вести конспиративную службу во всех храмах, мечетях и даже синагогах!»
«А-а-а… — с облегчением подумал Берг. — Как же циркуляр прошел мимо меня? Извините! Тогда приступайте, а то гости уже заждались!»
И он обернулся. Действительно, церковь была полна гостей: весь курс Михайловской академии во главе с полным профессорско-преподавательским составом, товарищи по училищу, соседи по дому, включая дворника. Впереди всех стоял Путиловский, лицо которого почему-то было насуплено. Впрочем, у всех лица были насуплены.
«Странно! — подумал Берг. — Отчего это у них такие насупленные лица? Неужто я никому не приношу радости?»
«Какая тут может быть радость, — ехидно ответствовал батюшка, он же раввин и мулла Медянников, — ежели вы забыли надеть парадные брюки!»
Берг побледнел, душа у него мгновенно ушла в пятки, взгляд последовал за душой, и — о ужас! — исполнился самый большой страх его юношеских снов: ниже пояса на нем предательски белели «невыразимые», заправленные в отлично начищенные сапоги со шпорами.
«Болван! Спешил и забыл надеть! — мелькнуло в голове бедного жениха. — Я быстро, я сейчас! — И он оборотился к гостям: — Господа, кто мне одолжит брюки? Умоляю вас!»
Всеобщий презрительный хохот был ему ответом. Смеялся весь профессорско-преподавательский состав, смеялись любимые училищные товарищи, смеялись соседи, даже дворник с метлой в руке и тот утробно хохотал. Один лишь Путиловский хранил молчание и угрюмое выражение лица.
«Павел Нестерович! Да что ж это такое?! — возопил несчастный. — Почему они все меня не любят?!»
«А за что вас любить? Прийти на собственное бракосочетание в кальсонах! Этим вы опозорили меня и весь Департамент! А что скажут при дворе?! — Путиловский подошел вплотную к Бергу, — Извольте застрелиться!»
Берг обрадовался: слава Богу, правильный выход найден!
«Когда?»
«Здесь и сейчас же!»
«Хорошо!» — весело и отчаянно ответил Берг, полез за револьвером и охолодел: в кальсонах не было кармана! Револьвер остался дома.
Некое хихиканье снова просочилось из рядов гостей. Все жаждали стать свидетелями позора.
«Мне нечем застрелиться!» — пролепетал жених.
И тут Амалия откинула вуаль. Радостная улыбка озаряла ее прелестное личико. В одной руке она держала букет, другой рукою протягивала Ване его собственный револьвер (рукояткой вперед! помнила-таки урок!):
«Милый! Не побрезгуй принять от рабы Божьей Амалии!»
Радость обретения собственного оружия и близость скорого спасения офицерской чести наполнили сердце Берга покоем и счастьем. Он взял револьвер, свободной рукой привлек к себе Амалию и прильнул к ее губам.
Вопреки ожиданию, губы Амалии оказались сухими и колючими. От неожиданности Берг отпрянул — и с ужасом увидел вместо Амалии улыбающегося усатого Медянникова с кадилом в руке.
«За что так?!» — совсем глупо спросил Берг у батюшки.
«Подлец ты, Иван Карлович!» — с укоризною сказал Медянников и, размахнувшись, огрел Берга кадилом по голове…
…И Берг пробудился от мучительного сна. Однако пробуждение не принесло облегчения, более того — оно только усугубило страдания. Вместо Амалии или даже, на худой конец, Медянникова у него перед лицом находился ворсистый ковер. Очевидно, именно ковер нечистая сила подсунула незадачливому жениху для свадебного поцелуя.
Берг застонал от унижения и боли в голове, затем приподнялся и сел. Лежавшая на ковре белая тряпка пахла чем-то сладким и резким. Берг взял тряпку в руку, принюхался: хлороформ. Где он? Что с ним?
Голова все еще болела. Берг поднял руку (каждое движение острой болью отзывалось в мозгу), ощупал череп и обнаружил под пальцами на самой макушке огромную шишку. Ранее он редко ощупывал себя именно в этом месте, но готов был поклясться, что такой шишки там отродясь не бывало.
Мысли потихоньку брели в правильном направлении. Он в доме у Амалии. Он пришел выяснить, зачем Амалия склеила письмо с угрозами, но не успел даже слова сказать по этому поводу. Так-так-так… Амалия попросила посмотреть револьвер… он дал… она зашла за кровать… И все. Далее Берг ничего не помнил. Надо найти Амалию! Точно! Они стали жертвой ночных грабителей, воспользовавшихся отсутствием родителей! Грабители оглушили Берга и… Тут ему в голову полезли самые страшные мысли. Убили Амалию! Или обесчестили! Это было еще страшней убийства, потому что он не смог защитить любимую!
Берг застонал от собственного бесчестия и, запнувшись за лишнюю ногу, опять растянулся на ковре. Ноги положительно отказывались служить. На четвереньках он выполз в коридор, встал и, держась за стенку, добрался до первого этажа. Везде было тихо, темно и страшно.
Он нащупал выключатель. Гостиная озарилась светом. Никого в ней не было. Вооружившись подвернувшейся под руку китайской вазой, способной убить даже носорога, Берг пошел на поиски Амалии. Вошел в кабинет Шпорледера — на правах будущего зятя он уже изучил расположение комнат, — включил там свет и обомлел: в кабинете царил разгром.
Повсюду были явные признаки борьбы: смятый ковер, разбросанные по полу документы, свороченная набок лампа… В стене чернела внутренность открытого сейфа. Амалии здесь не было. Он поставил вазу на пол.
В это время в районе входной двери кто-то начал осторожно копаться ключами в замке. Послышались тихие голоса и звук отъезжающего мотора. Берг насторожился. Они возвращаются! Они всегда возвращаются на место преступления!
Опрокинув вазу (это стоило жизни древней китаянке), Берг на цыпочках, насколько позволяли подгибающиеся колени, выскочил в прихожую и, сдерживая приступы тошноты (сказывался неумелый наркоз), затаился за дубовой стойкой для шляп и зонтов. Он выбрал зонт по руке и приготовился дорого продать свою единственную жизнь.
Грабители долго не могли ничего поделать с замком, видно подбирали отмычки. Их было двое, причем один из них был явно пьян, потому что второй тихим скрипучим бабьим голосом все время пенял ему на это. В ответ слышалась грубая площадная брань, от которой стыла кровь в жилах. По всему было видно, что это очень опытная уголовная парочка. А третий наверняка поджидал их в автомобиле неподалеку.
Наконец дверь не выдержала и открылась. Мощная квадратная фигура подслеповато застыла в чуть освещенном проеме двери. Голова у грабителя была странной прямоугольной формы, очень длинная и узкая. Берг прицелился, размахнулся и что было силы нанес зонтом мощнейший удар сверху вниз по самой макушке квадратного разбойника! В ответ раздался крик боли.
* * *Прямо в окне номера, завораживая своими очертаниями, чернела громада Исаакиевского собора. Коридорный споро принес спрошенный чай и пирожные. Приятный полумрак освещал гостиную, в спальне царила многообещающая темнота.
Путиловский не впервые оставался с дамой наедине в гостиничном номере. Но сегодня это была не совсем дама — это был информатор. Перед ним встала мучительная дилемма: возможно ли вступать в интимную связь с информатором?
Впрочем, пока этого никто ему не предлагал, так что Путиловский успокоился и действительно с удовольствием занялся чаем. Тем более, что Мириам извинилась и ушла в спальню — привести себя в порядок.
Завтра же утром он займется Юрковской. И с утра необходимо усилить охрану Победоносцева. До театра он успел пройти пешком традиционный путь Победоносцева от дома до Синода. Если бы он сам был террористом, то более удобного места, нежели квартира обер-прокурора Синода, не наблюдалось. Можно скрытно подойти, исполнить акт и уйти без помех соседними проходными дворами.
А Сипягина можно будет вести незаметно, параллельно его охране. Он даже и не догадается. Надо только, чтобы выздоровел Медянников…
Мысли о здоровье Евграфия Петровича были прерваны появлением Мириам. Она сменила вечернее платье на скромный домашний наряд. Путиловский попытался якобы случайно встать на ее пути, чтобы ненароком сорвать у боязливой провинциалки поцелуй. Остальное было делом техники поцелуя.
Однако все его неблаговидные намерения были просчитаны ею наперед. Мириам остановилась именно на том расстоянии, которое не позволяло преодолеть нравственную дистанцию простым движением руки. Очевидно, она была далеко не труслива и разбиралась в стратегии и тактике любви не хуже, а, пожалуй, даже лучше своего противника.
