Жан-Франсуа Паро - Таинственный труп
В его словах содержалась только часть правды, и он тотчас отругал себя за это.
— Он еще спрашивает! А когда он встретил меня, он меня даже не узнал! Видимо, вы нашли себе другой, более достойный объект для постоянных забот… А я-то думала, что я вам не безразлична…
— По какому случаю, сударыня, я заслужил такую порку? Я категорически опровергаю все ваши подозрения и немедленно приказываю вам сказать, где и когда я вел себя неучтиво!
Слушая себя со стороны, он чувствовал, что говорит мерзким тоном судейского.
— Сударь, сегодня утром, на заре, вы гордо, не удостоив меня даже взглядом, проехали мимо дамы в маске, торопясь воздать законные почести ее величеству.
— Как, этой придворной дамой были вы? Но я думал, вы состоите в свите Мадам Елизаветы.[16] Никогда бы не поверил! Я даже не узнал ваш голос.
— Я могу состоять в свите Мадам Елизаветы и принимать приглашения королевы. А голос я нарочно изменила, — задорно добавила она.
— О! — вздохнул Николя. — Злой умысел и коварная месть. Так обмануть меня! Вы заслуживаете…
— Чего же?
Подойдя к двери, он запер ее на задвижку и, вернувшись к изумленной Эме, заключил ее в объятия. Не сопротивляясь, она прильнула к нему и молча отдалась страсти, доказав, что нисколько на него не сердится. Он отнес ее на софу, и они вступили в жаркую схватку, которой, озабоченные охлаждением своей любви, оба жаждали уже давно. От их бурного сражения изрядно пострадал рельефный план: клочья пакли, изображавшие орудийный дым, один за другим падали на содрогавшиеся палубы миниатюрных кораблей.
После многократных прощаний он наконец забрался в экипаж, и в голове его немедленно возникла масса каверзных вопросов, из которых он отобрал главные. Почему Сартин, получающий сведения обо всем и вся, не знал о гибели узника королевской тюрьмы Фор-Левек? И тут же спросил себя: а почему он сам не заговорил об этом со своим бывшим начальником? Почему министр военно-морского флота хотел скрыть от Николя визит адмирала д’Арране? Сартин прекрасно знал, какие узы связывают его с адмиралом, поэтому, наоборот, он должен был бы… непонятно. Пожалуй, этот вопрос придется осмысливать особо.
Королева искренне просила помочь ей, однако весьма скупо изложила суть дела. Если она, пусть даже против воли, продолжает поддерживать отношения с Каюэ де Вилле, то перспективы у этого дела и вправду мрачные. Тем более что любитель изощренных интриг Сартин не только не пытался встать у него на пути, а, напротив, рекомендовал ему как можно скорее заняться этим делом и даже дал полезный совет. Его бывший начальник никогда не вдавался в подробности расследования, именуемые им следственной кухней, поэтому его неожиданный совет заставлял подозревать, что он ведет какую-то свою игру. Не исключено, что, заостряя его внимание на деле королевы, он хотел отвлечь его от другого дела, тайного и, возможно, неприглядного. Все, вплоть до дружелюбного тона, убеждало Николя в неискренности Сартина. Что ж, пора впечатлениям отстояться, затем надо вычленить из шелухи главное и начать действовать, но действовать осторожно, особенно в случае с делом королевы, избегая любых катаклизмов, способных запачкать грязью трон.
Нельзя держать в стороне Ленуара: ему следует рассказать про оба дела. Королева была сдержанна в объяснениях, но значит ли это, что он обязан хранить ее историю в тайне? Он согласен: подробности расследования не должны выйти за пределы надежного узкого круга людей, но само ли собой разумеется, что к этому кругу принадлежит Ленуар? Сам он в этом уверен, но уверен ли министр королевского дома Амло де Шайу? В голове его тотчас зазвенели куплеты:
Малыш Амло,
Язык твой крив,
Он все грязнит,
И невпопад он говорит.
Пух для тебя — груженый воз,
Ты до министра не дорос,
Беги скорей, а то твой нос
Прищемят, ей-же-ей!
Свита не делает министров, она их свергает. Вместо того чтобы платить доносчикам, министрам следовало бы обзавестись преданными агентами, дабы те извещали их об умонастроениях публики. А как же Бурдо? Сейчас его помощник нужен ему как никогда: когда расследование начинало топтаться на месте, его проницательность часто позволяла находить неожиданные решения. Но если он посвятит инспектора, семья которого некогда пострадала от королевского дома, в дело о долгах королевы, тот, будучи сторонником новых идей, вряд ли отнесется к нему благодушно. Оно лишь усилит его желчное отношение к королевской власти, которой он, впрочем, верно служит. Рассудок продолжал разрываться между недоверием и доверием, но сердце уже сделало свой выбор в пользу верного друга и помощника.
Он вздохнул, осознав грандиозность задач. Внезапно перед ним возник образ Сатин, и ему ужасно захотелось повидать ее. Он неожиданно сообразил, что в тот памятный день, случившийся почти три года назад, он не только встретил в лесу Фос Репоз Эме д’Арране[17], но и поссорился с Сатин. Случайно заметив Антуанетту с ее лотком в Большой галерее замка, он резко и грубо выразил ей свое неудовольствие. Этот проступок, как и последний разговор с маркизом де Ранреем, завершившийся ссорой, как гневный порыв, побудивший его покинуть дом Жюли де Ластерье, когда ее жизни грозила опасность, тяжким грузом лежали у него на сердце и постоянно бередили душу. Ему пришлось учиться жить с этим грузом. Когда на него накатывал приступ горьких сожалений, только вера в Провидение и тепло дружбы давали ему поддержку, опору и утешение.
Когда его экипаж проезжал заставу Конферанс, что между Сеной и Тюильри, пробило четыре часа пополудни. Николя посчитал справедливым воспользоваться близостью площади Карузель, где после женитьбы проживал его друг Лаборд. По дороге он бросил взор на здание больничного приюта Кенз-Ван: здание намеревались снести, а на его месте разбить площадь Людовика XVI, приют же обещали перенести на улицу Шарантон, в бывшие казармы серых мушкетеров. Став генеральным откупщиком, Лаборд отдал большинство дел по откупам в руки своих верных служащих, оставив себе время для досуга. Поправив финансовые дела, он продолжил свои любимые занятия: изучение географии, китайского искусства и музыки. Взявшись за подготовку монументального четырехтомного труда о старой и новой музыке, он надеялся за несколько лет завершить эту работу.[18] Николя нашел Лаборда в библиотеке; в домашнем халате с куньим воротником, откупщик сидел за письменным столом, заваленным партитурами; гость бросил восхищенный взор на выстроившиеся вдоль всех стен переплеты.
— Боже! Как я вам завидую: вы со всех сторон окружены книгами. Сколько их у вас?
— Ах, войску сему несть числа, думаю, не менее двадцати пяти тысяч.
— Настоящая армия, которая защищает вас, разговаривает с вами и развлекает вас.
— Защищает меня? Пожалуй, да, но только не от пожаров. Их я боюсь больше всего.[19] Но чего мне стоило…
— Я прибыл из Версаля, — произнес Николя, садясь в обтянутое красным шелком кресло-бержер. — Я разговаривал с королевой, потом с Сартином. Министр посоветовал обратиться к вам.
— Вы же знаете, для вас я готов сделать невозможное. О чем идет речь?
— Познакомьте меня с господином Луазо де Беранже, вашим товарищем по генеральным откупам.
— …И чтобы слова «комиссар» и «полиция» ни разу не прозвучали, и чтобы пустой предлог оправдывал, я бы даже сказал, настоятельно требовал встречи с целью… с целью, которую, как мне кажется, я знаю.
Лицо Николя приняло самое невинное выражение.
— У вас обычно настолько искренний вид, мой дорогой Николя, что избыток простодушия тотчас вызывает самые черные подозрения…
И оба расхохотались.
— Итак, в Париже ходит слух, что некая знатная дама, имя которой я называть не стану, влекомая страстью, кою я не назову, попалась в ловушку, от которой кое у кого есть ключ. Оказавшись без средств, эта дама прибегла к помощи некой особы, а эта особа пустилась в сомнительные махинации. Некто (то ли он, то ли она) решился провести посредническую операцию с целью извлечь сумму, большую, я бы даже сказал, гораздо большую, чем требуется. В поисках Грааля сия фея посетила меня и без всяких колебаний предъявила мне бумаги, изготовленные с целью убедить меня дать поручительство и… золото. Она уверила меня, что королева найдет способ выразить мне свое согласие во время какого-нибудь торжества. Собственно, это фея обещает каждому, кто клюнет на ее приманку и позволит заманить себя в ловушку. Вот, мой дорогой, что вы, без сомнения, желали узнать, а в довершение…
— Кажется, господин Беранже согласился на ее условия и попался.
— …я назову даже имя — Каюэ де Вилле, с которой мы имели дело в последние годы жизни покойного короля, нашего оплакиваемого повелителя. К несчастью, она сумела втереться в доверие к королеве, которая продолжает множить свои неосторожные поступки… Да, нынешнему двору не хватает рассудительности… Впрочем, это вам известно лучше меня.
