Дэвид Лисс - Ярмарка коррупции
– Думаю, Аффорду пока не удалось завоевать их доверие, чтобы выявить их политические симпатии или узнать, до какой степени они могут быть податливы. Уверен, вы прекрасно знаете, что бедные, несчастные и отчаявшиеся склонны проявлять симпатию к якобитам не потому, что они надеются, что Шевалье будет лучшим королем, чем Георг, а потому, что они несчастны при нынешнем короле Георге. Поэтому им, естественно, кажется, что при новом монархе будет лучше. Думаю, именно это обстоятельство и собирается использовать мистер Аффорд. Буду признателен, если вы умолчите, что слышали все это от меня.
– Полно. Разве можно бояться этих людей. Они пытаются получить престол уже почти тридцать пять лет, а результатов никаких. Насколько они опасны?
– Пусть они и не получили престол, но за тридцать пять лет, поверьте мне, кое-чему научились, а именно как действовать в подполье и как себя защитить. Знайте: они повсюду – скрытые от глаз, со своими шифрами, паролями и тайными знаками. И не забывайте, что за свои убеждения все они могут угодить на виселицу. Они до сих пор живы только благодаря своему умению скрываться от любопытных глаз. Послушайте моего совета, Уивер: держитесь от них подальше.
– А что может со мной случиться? Чего еще мне бояться в моем положении?
Он засмеялся:
– Я вас понимаю.
– А что насчет Мелбери? Вы говорите, он ничего не знает об этом плане?
– Не могу сказать, что он знает и чего не знает. Я даже не могу с определенностью сказать, что Аффорд – якобит. Может быть, это просто устойчивый слух. Зная о Мелбери не много, скажу только, что он вряд ли поддержал бы подобный план. Мне он кажется превосходным образчиком оппозиционного политика, но не человеком, замышляющим измену. Естественно, это лишь мои предположения, основанные на небольшом опыте знакомства с Мелбери, но он представляется мне ярым защитником Англиканской церкви, которому вряд ли понравится, если страна попадет в руки папистов.
– Естественно. А вы сам – тори?
– Я не принадлежу ни к одной из партий, – сказал он. – Политика предназначена либо для тех, кто зарабатывает себе на жизнь подобной деятельностью, либо для тех, кому не надо зарабатывать себе на жизнь. К сожалению, я не отношусь ни к одной из этих категорий. Я служу священником в большом приходе и получаю за это тридцать пять фунтов в год. У меня нет времени на размышления о том, кто в парламенте, а кто в оппозиции королю. И помимо прочего, у меня нет права голоса, поэтому мое мнение ничего не весит. Тем не менее я считаю, что Церковь должна быть сильной, и, следовательно, мне близка позиция тори.
– Вы знаете человека по имени Джонсон? – спросил я. – Может быть, он как-то связан с Аффордом, а может быть, и нет.
– Когда я был мальчиком и жил в Кенте, у нас был сосед Джонсон, но он погиб во время пожара лет пятнадцать назад.
– Думаю, мне нужен другой Джонсон.
Он пожал плечами:
– Это распространенная фамилия, но мне она ни о чем не говорит. И в окружении Аффорда никакого Джонсона я тоже не припомню… Вы уверены, что не желаете выпить?
– Уверен, – сказал я.
– Может быть, вы голодны? Насколько я понимаю, в вашем нынешнем положении нелегко найти время, чтобы утолить голод. У нас с женой нет ничего особенного, но мы будем рады поделиться с вами тем немногим, что у нас есть.
– Не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством, – сказал я. И задумался.
Я не мог понять, почему человек такого скудного достатка столь настойчиво и совершенно бескорыстно предлагает еду и питье незнакомцу, за которым охотится правосудие. Впрочем, корысть могла быть. Мне неожиданно пришло в голову, что, может быть, он шептал жене на ушко вовсе не нежные слова.
Меня так и подмывало ударить Норта в лицо за его предательство, но что толку? Более того, с его стороны никакого предательства не было. Он меня не знал и ничем мне не был обязан. Для него я был лишь сбежавший убийца, и если человек с четырьмя детьми и мизерным жалованьем может, лишь исполнив свой гражданский долг, получить сумму, вчетверо превышающую его годовой доход, нельзя его за это осуждать. Так поступил бы любой на его месте.
Я отвернулся от него, распахнул дверь и бросился со всех ног через переднюю комнату, напугав супругу мистера Норта и его детей. Вероятно, супруга знала, в чем дело, так как попыталась преградить путь спешному исчезновению из ее дома ста пятидесяти фунтов, обещанных за беглого преступника. У меня не было времени церемониться с представительницей слабого пола, и, оттолкнув ее, я устремился вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две или три ступени.
С лестничной площадки я заметил двоих констеблей, входящих в дом, с пистолетами наготове. Они едва успели взглянуть вверх, как я спрыгнул прямо на них, разметав в стороны, как кегли. Где-то неподалеку вскрикнула домовладелица, но я не обратил на это внимания, надеясь, что она не станет совершать никаких геройских поступков – например, бить меня по голове ковшиком.
Пока констебли не пришли в себя, я воспользовался их растерянностью и тем, что на них не было париков. Я схватил их за волосы и ударил головами друг о друга с такой силой, что они надолго потеряли всякую способность соображать. Уложив обоих, я завладел их пистолетами и выбежал на улицу.
Там вовсю лил холодный дождь, порывами налетал ледяной ветер. Погода была на моей стороне, поскольку вокруг ничего не было видно. Пистолетами я обзавелся, однако ливрея больше не могла служить мне прикрытием.
Я мог только надеяться, что следующий визит окажется более благоприятным, чем предыдущий. Во время процесса оба свидетеля, дававшие показания против меня, признались, что делали это за деньги, полученные от Артура Гростона, поэтому я решил послушать, что скажет он сам.
После своего ареста я попросил Элиаса разузнать все, что было возможно, через свои связи с юристами столицы. Несмотря на то, что он не был громилой и боялся иметь дело с людьми из низов, он поборол свои страхи и выяснил: никого не удивило, что нашлись свидетели, которые могли предоставить доказательства моей вины. Мы оба изумились, так как нелегко найти свидетелей того, чего не было. Напрашивался единственный вывод: они получали деньги. И я послал Элиаса проверить около дюжины известных поставщиков ложных свидетельских показаний.
Избранный мною метод был прост. Элиасу предстояло как бы озаботиться наймом свидетелей, которые дали бы показания в мою защиту. Мы исходили из того, что если кто-то из поставщиков уже заплатил свидетелям за показания против меня, он будет вынужден отказать нам, если не желает навлечь на свою голову гнев тех, кто его нанял. Из всех, к кому обращался Элиас, только Гростон ему отказал, так что стало ясно: Гростон-то нам и нужен.
Этот достойный муж держал неподалеку от Чик-лейн лавку канцелярских товаров, где продавались перья, бумага, записные книжки, а также сенсационные памфлеты и романы. Было очевидно, что основной доход приносила его побочная деятельность, которой он вовсе не скрывал. На окне его лавки красовалась вывеска «Показания».
Я приближался к лавке с осторожностью, не исключая того, что служащие таможенного ведомства могли предугадать этот мой шаг, хотя я давно понял, что тонкое искусство розыска подвластно не многим. Искусный охотник за ворами должен предугадывать движения своей добычи. Эти ребята могли действовать, только когда добыча уже загнана.
Внутри я нашел тесное, захламленное помещение с пыльными стопками бумаги. Пространство для посетителей было маленьким, не более десяти футов в длину и пяти в ширину, и отделялось от внутренних комнат прилавком.
Я знал Гростона в лицо, но мы не были знакомы. Он был моложе, чем обычно бывают владельцы лавок, – лет от силы двадцати пяти на вид, худощавый, но крепкий. Он не носил парика, и его собственные волосы свисали тонкими прядями. На его остром подбородке была трехдневная щетина. Обычно я не делал поспешных выводов, основываясь на внешности человека, но, глядя на этого скользкого типа, каждый раз испытывал неприязнь.
– Добрый день, – сказал он, не вставая из-за стола, где сидел с бокалом разбавленного красного вина. – Чем могу служить? Вас интересует товар материального или нематериального свойства?
– Мне нужны показания, – сказал я, – и, судя по надписи на окне, я могу приобрести их здесь.
– Да, конечно. Скажите, что вас беспокоит, и я сделаю все, чтобы помочь вам решить ваши проблемы.
Я подошел к прилавку, и меня сразил неприятный запах. От мистера Гростона пахло немытым телом, а неподалеку стоял ночной горшок, которым пользовались совсем недавно, судя по исходящему из него пару. Этого было достаточно, чтобы особо не церемониться с господином лавочником.
– Речь идет о смерти, – сказал я. – Об убийстве.
Он пожал плечами:
