Элизабет Редферн - Музыка сфер
На углу Генриетта-стрит он остановился и посмотрел назад, проверяя, прежде чем перейти на ту сторону, что ему не уфожает приближающаяся карета. И в это мгновение ему почудилось, будто кто-то ярдах в десяти позади него тоже остановился. Но этот человек, кем бы он ни был, отступил назад в сумрак так поспешно, что Джонатан спросил себя, не померещилось ли ему это. Ощущая напряжение в спине, он перешел улицу и зашагал на этот раз медленнее и вновь оглянулся на Рассел-стрит.
Но теперь он никого не увидел.
XV
Причина или соотношение всего, что мы уже узнали, не таковы, какими они будут, когда мы узнаем больше.
УИЛЬЯМ БЛЕЙК. «Природной религии не существует» (ок. 1788)Сэмуэл Крисп, управляющий театра «Друри-Лейн», был очень доволен жизнью. Нынче вечером мадам Оттолин, совсем оправившись от временного недомогания, позволившего Джорджиане заменить ее на сцене, снова пела перед битком набитым залом. А если некоторые зрители явились подивиться тому, что Джорджиана, вчерашняя злополучная Эвридика, претерпела прискорбную гибель от рук неизвестного, что же, это их дело. Сэмуэл Крисп не видел, чем их деньги хуже других.
Теперь театр опустел. Музыканты в изношенной одежде забрали свои инструменты, как всегда ворча на свое жалованье, разошлись по домам. В зале воцарилась тишина, если не считать звука их шагов и шороха мышей. Все свечи были погашены, кроме той, которой он светил себе, направляясь в свою уборную, где его ждала мадам Оттолин.
Она была нежным послушным созданием, пусть ей уже почти исполнилось тридцать, что на его вкус было чуть-чуть старовато. Ну, во всяком случае, она всегда оставалась положенно благодарной ему за помощь в ее карьере. Теперь она позволила ему сесть и смотреть, как она расшнуровывает свое платье и кладет его на пол. Ее груди все еще сохраняли свою форму благодаря корсету, который она носила, чтобы поднимать их. Время от времени, бросая на него взгляд, который обещал многое на предстоящую ночь, она встала перед зеркалом и принялась расчесывать щеткой свои длинные волосы. Настоящее ее имя было Сара Миггс. Среди пяти советов, которые дал ей Сэмуэл, был совет взять звонкое иностранное имя, и она ему последовала. Она всегда следовала его советам. Не то что Джорджиана.
Он как раз наливал себе рюмочку коньяка, когда вошел привратник и доложил, что у входа ждет кто-то, кто хочет расспросить его про убийство. Сэмуэл Крисп нахмурился. Днем ему успели встать поперек горла расспросы агентов Бау-стрит касательно насильственной смерти Джорджианы Хоус.
— Кто бы это ни был, скажи ему, что меня тут нет, — рявкнул он.
Вид у привратника был тревожный.
— Думается, он человек высокого положения, сэр. Не из этих с Бау-стрит.
— Он назвал свое имя?
— Эбси, сэр. Вроде бы из Министерства внутренних дел.
Министерство внутренних дел? Значит, привратник прав:
к несчастью, непрошеный гость был поважнее неотесанных местных констеблей.
— Ну хорошо, проводи его сюда, — неохотно сказал он.
И велел Саре сесть в кресло в углу. Она хотела надеть платье, но он сказал — нет, она может остаться в корсете и нижней юбке. Про себя он надеялся, что ее полураздетость выбьет посетителя из колеи.
Но когда Джонатан Эбси вошел, он как будто вообще ее не заметил.
— Я уже сказал все о Джорджиане, что мог, — начал Сэм Крисп внушительно. — Джорджиана ушла неизвестно с кем. Вот и все, что я знаю. Я всегда предостерегаю моих девочек против такого. Всегда.
Джонатан выслушал его с еле сдерживаемым нетерпением.
— Да? А как о тех неизвестных, кому ты продаешь их на ночь? Против них ты этих девушек тоже предостерегаешь?
— Не понимаю, о чем вы говорите. Я опекаю этих девушек. Они для меня как родные…
Он начал путаться. Джонатан взглянул на полуголую женщину в углу. Потом сказал:
— Не заставляй меня тратить время зря, Крисп. Я разговаривал с людьми, которые платили за девушек вроде Джорджиа-ны из этого самого театра. В прошлый вечер ты взял за нее деньги с француза, который ее убил?
— Нет! — Теперь в голосе Криспа зазвучала тревога. Джонатан выжидающе смотрел на него. — Ну хорошо, — продолжал управляющий, все еще испуганный. — Может, какие-то посетители и дарили мне деньги. Но это потому, что они патроны театра, понимаете. Все эти деньги идут на моих девочек в помощь их карьерам.
Джонатан снова посмотрел на женщину в углу, подругу Криспа. Он увидел, что естественный румянец исчез с ее щек, и их бледность оттенила грубую яркость румян. Ее кожа пошла пупырышками от холода, а соски над верхним краем корсета выглядели совсем темными по контрасту с ее белой кожей. Она не опустила глаз под его взглядом, бросая ему вызов своей наготой. Повернувшись назад к Сэмуэлу, Джонатан сказал:
— Кто видел француза своими глазами?
— Никто его не видел! Я так и сказал этим с Бау-стрит. Джорджиана ускользнула через заднюю дверь почти сразу, как представление кончилось.
Джонатан нетерпеливо пожал плечами и снова обернулся к Саре.
— Кто его видел? — повторил он.
Она крепко сжала губы и скрестила руки на груди. Джонатан сказал с угрозой:
— Продаваться за деньги — преступление. Я могу закрыть этот театр, и тогда ты с остальными девушками окажешься на панели.
Она хмуро подняла голову.
— Я его видела. Да и почти все мы.
— Расскажи мне про него.
Сэм Крисп злобно уставился на Сару.
— Довольно, Сара!
Джонатан сказал ей неумолимым голосом:
— Может быть, ты предпочтешь отвечать на мои вопросы завтра в управлении на Бау-стрит?
В ответ она взвешивающе посмотрела на Джонатана и скрестила ноги.
— Нет, я сейчас скажу. Джорджиана была моей подругой. Она была такая чудесная! И так любила свое пение! Мы были вместе, когда иностранец зашел за ней. Вчера мне стало плохо, я не могла петь, и она прибежала ко мне после представления, принесла один из букетов, которые ей преподнесли. Сказала, что по справедливости он должен полагаться мне.
Джонатан подошел поближе.
— Ты уверена, что это был француз?
— Да, уверена. В театр же столько французов приходит, особенно когда дают «Орфея». Глюк ведь написал особую партитуру для парижской Оперы. Думаю, «Орфей» напоминает им о родине.
— Ты слышала, что ей сказал француз?
— Спросил, не согласится ли она поужинать с ним. Вы же знаете, чего они ждут, когда приглашают так. — Она подняла руки, чтобы распутать воображаемый колтун на затылке, дразня его мимолетно обнажившимися грудями.
Но отвлечь Джонатана было не так-то легко.
— И француз ожидал того же? — не отступал он.
— Ну да. — Она задумчиво накрутила прядь на палец. — Честно говоря, посмотрев на него, я бы огорчилась, если бы он этого не ожидал.
— Почему?
Она чуть-чуть ухмыльнулась.
— Так он же был такой привлекательный! Темные волосы, длинные, стянутые сзади черной лентой. Лицо худое, глаза темные, ну просто красавец! А главное, совсем молодой. — Она бросила многозначительный взгляд на пожилого Криспа.
Джонатан шагнул к ней.
— Молодой? — сказал он хриплым, будто не своим голосом.
Сара откинулась на спинку кресла, глядя на него с недоуменным любопытством.
— Да, молодой. Моложе меня. Двадцать четыре года, от силы двадцать пять.
На мгновение Джонатан окаменел. Только сейчас он осознал, как сильна была его уверенность в том, что Джорджиану увел Ротье. Но если не Ротье, так кто же? Он потер пальцами ноющие виски. Вновь все рассыпалось.
Сара Миггс все еще его оценивала, и уголки ее рта изогнулись в насмешливой улыбке.
— Что-нибудь еще, сэр? — спросила она.
— Нет, — наконец сумел выдавить Джонатан. — Больше вопросов у меня нет. Провожать меня не надо. — Он пятился к двери, не справляясь с сумятицей мыслей, но открыл ее быстро, прежде чем Крисп успел ему услужить. За дверью коридор, ведущий на сцену, был погружен в темноту. Джонатан слепо брел вперед и тут же споткнулся о какую-то оказавшуюся перед ним декорацию. Он остановился и выругался, нагнувшись, чтобы растереть ушибленное колено.
Позади него слабый свет свечи брезжил в открытой двери уборной Сары Миггс. Оттуда донесся переливчатый женский смех, плотски манящий и в то же время бесконечно презрительный.
В ту же самую ночь дуврскому рыбаку Стивену Хоксклиффу вручил пакет с бумагами человек, примчавшийся из Лондона. Всадник попросил Хоксклиффа незамедлительно доставить пакет торговцу в Булони.
Хоксклифф, владелец юркого суденышка, согласился за оговоренную плату, поскольку состояние войны с Францией отнюдь не мешало его собственному промыслу — доставки с Континента коньяка и дорогих вин, и, разумеется, он был совсем не прочь перевозить и что-нибудь другое, лишь бы платили достаточно. Он, как и многие его собратья-рыбаки, знал немало укромных пристаней и таким образом избегал встречи с представителями властей на обоих берегах Пролива. Если в глухую ночь он отчаливал из Дувра, то добирался до приморской деревушки Вимерё, примерно в миле от Булони, как раз когда занимался рассвет и увидеть его было некому, кроме разве что двух-трех ловцов креветок на пустынном пляже.
