Дарья Плещеева - Число Приапа
– Здесь он, значит, был Гунча. А в самолете представился девушке как Эрик, – вспомнил Полищук. – Поедешь с нами? Мы и отвезем, и привезем! Это быстро! Ты только покажи, где те два холмика, на которых были мельница и могила.
– Где могила – там уже дом стоит. Покойника-то похоронили… Ты разве не помнишь – про него еще в газетах писали!
– Помнить всех покойников, про которых в газетах пишут, – это три головы нужно иметь, как… как… – Полищук замолчал, пытаясь перевести на латышский «Змея Горыныча».
– Как у дракона, – помог Хинценберг.
– Ну, едем? – Полищук уже был нетерпелив.
– Но только туда и обратно.
– Хорошо.
Полищук забрал у Хинценберга тяжелую сумку с фотографическим арсеналом и легко понес ее к машине.
– Вы давно знакомы с господином Полищуком? – спросил Хинценберг.
– Два года.
– Серьезный человек.
– Да. Поэтому и оставили в полиции.
– Глупо это было – избавляться от русских следователей. Теперь видите, что глупо?
– В Кулдиге русских и не было.
– Зато в Риге были.
Айвар не ответил. Видимо, не хотел ссориться со стариком.
– Да, новое поколение, – сказал Хинценберг так, что Тоня явственно услышала: и этого оболванили.
Хинценберг не был похож на других знакомых латышей. В нем, то ли от природы, а то ли от возраста, была истинная внутренняя свобода, которой Тоня немного завидовала. Он мог позволить себе быть честным, мог позволить себе слушать лишь доводы здравого смысла. В наше время это немалая роскошь – так думала Тоня, вспоминая латышскую студенческую компанию в Академии художеств. Он мог позволить себе смотреть на мир глазами, не замутненными никакой хитросочиненной исторической болью. Как он дошел до этого – Тоня пока не понимала. Теоретически именно он, как все его поколение, должен был скрипучим от злости голосом клясть проклятых русских оккупантов. Однако же не клял – и Тоне очень хотелось разгадать эту загадку.
Лейтенанта Думписа встретили случайно – он ехал в Снепеле с хутора, где составлял протокол об очередной драке: соседи, родные братья, никак не могли поделить спорную яблоню, что росла на земле у одного, а ветви свесила во двор к другому. Делили они ее обычно спьяну и очень надоели Думпису. – Им просто охота кулаками помахать, – сказал Айвар. – Если спилить яблоню – они из-за горелой спички подерутся. Слушай, нам нужен холм, где стояла мельница, помнишь? Вот, горожане ищут.
Он беседовал с коллегой, выйдя из машины. Полищук, одетый в штатское, оставался за рулем. Хинценберг открыл заднюю дверцу, чтобы лучше слышать разговор. Перебравшаяся к нему, чтобы освободить место рядом с водителем, Тоня тоже заинтересовалась.
– Как, и этим холм подавай? – удивился Думпис. – Это место пользуется большим спросом.
– Выходи, Сергей, – позвал Айвар.
Сельский полицейский не сразу опознал в просто одетом мужчине городского полицейского. А опознавши – насупился. Во-первых, городской, во-вторых – русский, в-третьих – в звании, до которого Думпису еще маяться и маяться. Сельский полицейский стал отвечать односложно. Да, приезжают всякие. Да, ходят между холмами. Да, забредают и туда, где на месте сгоревшей усадьбы поставили большой колхозный коровник, но и он за двадцать лет пришел в негодность. Была другая усадьба – от нее кое-что уцелело. Нет, к другой не ходят. Нет, ничего такого не было. Нет, никто на них не жаловался.
Хинценберг, сидя в машине, этой содержательной беседы не слышал – но он ее видел.
– Деточка, они нашли каменного дурака, – сказал он Тоне. – Я же говорил, что он где-то здесь. Пойдем-ка к Полищуку на выручку. Ну-ка, выбирайся, дай на тебя взглянуть. Эту свою штучку задери повыше.
На Тоне был модный коротенький топ, едва достающий до пояса джинсов. Ей не нравилось ходить с голым животом, но подходящей маечки такой длины, чтобы заправить в штаны, она не нашла, и опять же – надо одеваться как все и не привлекать к себе внимания лишним пуританством. Тоня уже носила, когда училась в Академии художеств, самые фантастические наряды только для того, чтобы не выделяться. Потом одну из юбок у нее конфисковала старшая сестра и сшила эксклюзивные подушки для дачного шезлонга. Огромную лимонно-желтую шаль тоже она забрала – носить вечером на даче. Во-первых, мало кто ее там увидит. Во-вторых, где бы эту шаль ни забыть – она видна за версту.
Слово Хинценберга было приказом – Тоня вздернула повыше топ и показала стройную талию, плоский животик. Хинценберг выбрался из машины и вместе со своим экспертом пошел к полицейским.
Разговор у них зашел в тупик. Если бы странные люди, блуждающие вокруг холмов и коровника, что-то натворили, Думпис их бы нашел и разглядел. А так – ну, ходят и ходят. Может, рижане, может, иностранцы.
Но дорогу к загадочному месту, что притягивает чудаков, Думпис объяснил исправно. При этом он действительно поглядывал на Тонин животик.
– А взгляните на эти картинки, молодой человек, – Хинценберг показал фотоснимки трех картин, что хранились в семействе Приеде. – Ничего похожего не знаете?
Полицейский задумался.
– Мельницу я уже не застал. Если это только наши края…
– Ваши, ваши!
– Пруд помню. Его потом засыпали.
– А усадьбу всю снесли? – спросила Тоня.
– Она же сгорела.
– И совсем ничего не осталось?
Думпису поднесли прямо под нос фотографию.
– Если это та самая усадьба… – сказал он и задумался.
– Ну, что – если та самая? – не выдержал Айвар.
– То вот, – Думпис показал пальцем. – Каменный погреб сохранился. Вот, видите, холмик с дверью. Это он.
– Значит, по этому погребу мы можем установить точное местонахождение усадьбы, – решил Сергей. – Только непонятно, что это нам может дать.
– Может быть, и это пригодится, – сказал Хинценберг. – Сердечно благодарю вас, молодой человек.
Думпис недоверчиво посмотрен на антиквара – его нечасто баловали старомодной учтивостью.
Потом Думпис уехал в Снепеле, Айвар же заторопился – он выбежал из полицейского управления на пять минут, а занесло его бог весть куда.
– Вот автобус идет. Сейчас его остановлю. Меня все здешние шофера знают, – похвастался он. – Удачи, Сергей.
– Удачи, Айвар.
Когда Айвар уехал, Полищук некоторое время стоял в размышлении.
– Автозаправка, – сказал он. – Где-то поблизости обязательно есть заправка. А рядом с ней – придорожное кафе. Эти загадочные люди вряд ли приехали в Снепеле междугородным автобусом. И вряд ли тащили с собой холодильник и газовую плиту. Скорее всего, они заглядывали в кафе. И очень может быть, что тут же и заправлялись. На селе чужих обычно замечают и инстинктивно за ними следят.
– Мало ли чего натворят, – согласился Хинценберг. И они отправились на поиски.
Полищук оказался прав. Они обнаружили забегаловку с диковинным названием «Последняя надежда».
– Видимо, здесь наливают в любое время суток, – догадался антиквар. – Значит, хозяева знают всех мужчин в радиусе десяти километров.
– И Думпису наверняка наливают бесплатно, – буркнул Полищук.
– Это село. Тут такие взаимосвязи, что нам, горожанам, все равно не понять, – утешил его антиквар. – Дело, может быть, не в должности Думписа, а в том, что его бабка когда-то училась в одном классе с дедом хозяйки и целовалась с ним на выпускном вечере. Тут люди не растворяются, как сахар в кипятке, это только городской человек может пропасть из виду у соседей и одноклассников. Тут все наперечет.
В кафе скучала барменша, настоящая сельская красавица и королева окрестной шоферни. Тут оказалось, что Полищук совершенно не умеет разговаривать с красивыми женщинами. Вместо всякого «здрасьте» он предъявил ей служебное удостоверение, да еще с таким видом, будто собрался ее арестовывать за несколько убийств с особо отягчающими обстоятельствами.
– Та-ак… – прошептал Хинценберг, глядя, как барменша смотрит на фотографии и отказывается опознавать Мефистофеля с лопатами. – Деточка, у настоящих мужчин, как правило, много недостатков. Вот один – если настоящий мужчина исполняет служебные обязанности, он обязательно должен выглядеть, как каменный…
– Дурак? – неожиданно для себя продолжила Тоня.
– Нет, как каменный дурак он выглядит при иных обстоятельствах.
Тоня вспомнила «приапа» и потупилась.
– Как каменный столб, деточка. Придется выручать.
Антиквар вмешался в разговор, который уже минуты полторы был совершенно бесполезным, и стал заказывать обед. Он называл барменшу «деточкой», хотя по возрасту она уже годилась в «милочки», кокетничал, расспрашивал о блюдах, интересовался наличием на полках кальвадоса и наконец пригласил красавицу на чашку кофе. Полищук смотрел на эти стариковские штучки с неодобрением.
– Он знает что делает, – по-русски сказала Тоня.
– Он валяет дурака…
– Вот точно так он покупал бронзовые подсвечники для одного заказчика.
