Луис Руис - Только одной вещи не найти на свете
— У него были друзья в Италии, — механически ответил Эстебан.
— Он там учился, — добавил антиквар. — Мне довелось продать несколько произведений да Алпиарсы. Подвернулась пара случаев. Обычные столовые приборы; они, разумеется, ни в какое сравнение не идут вот с этим.
— Иначе говоря, я обратился точно по адресу.
— Да. — Голос антиквара звучал совершенно спокойно, даже равнодушно. — Молодые годы — лет пять или шесть — он провел в Риме, учился у разных мастеров, иногда даже выполнял заказы папы. Имел славу гуляки, пьяницы и бабника. В сороковые или пятидесятые годы вернулся в Португалию, поступил в знаменитую школу скульптуры в Мафре, которой руководил итальянец Алессандро Джусти[18], и там очень быстро завоевал признание. Он обрел славу и богатство; его назначили официальным скульптором короля Жозе Первого, он получал заказы от знати со всей Европы. Промотал кучу денег, купил четыре дворца — в Лиссабоне и его окрестностях, даже устроил собственный зоосад, куда возмечтал заполучить носорога. Носорог стал его навязчивой идеей. Его рабочие тетради заполнены носорогами, но это были не мирные толстокожие животные, каких нам показывают в документальных фильмах, а уродливые создания, в которых осталось что-то от внеземной фауны. И носорог ему был обещан.
Доставка из Азии стоила очень дорого — содержание животного в пути, а также забота о нем вылились в фантастические суммы. Чтобы покрыть дорожные расходы, да Алпиарса взялся выполнять королевский заказ, достойный титана: украсить базилику Мафры гигантскими статуями двенадцати патриархов израильских. Он выполнил половину заказа — и убил на это остаток молодости. Зато теперь у него появился носорог. Он нянчился с ним, как с маленьким ребенком, — сам чистил, приносил ему восточные благовония и шелковые ткани. Видел его во сне.
— А статуи для Мафры он закончил? — с плохо скрытым нетерпением спросил Эстебаи.
— Нет, — ответил антиквар, — Однажды ночью скульптору приснился сон: в центре площади стоит бронзовый носорог, и вдруг носорог начинает таять, и на земле от него остается только кучка серой вязкой грязи. На следующее утро этот самый носорог, доставленный из Азии, занемог. Скульптор созвал знахарей, ветеринаров, хирургов, но ни один не сумел справиться с изводившей животное лихорадкой, с губительными поносом и рвотой. Алпиарса впал в отчаяние. Он зачастил в церковь и молил Бога исцелить носорога, заказывал мессы, которые служили епископы, совершил паломничество в Кампостелу. Носорог не выздоравливал.
— Забавная привязанность, — прокомментировал Эстебан с глупой ухмылкой, словно только для того, чтобы показать, что он внимательно следит за рассказом.
— Да, — голос антиквара сделался глухим и каким-то текучим, — так вот, потеряв надежду на Господа, скульптор решил искать помощи у противной стороны. Установил связи с какой-то оккультной сектой, которая действовала в Лиссабоне — устраивала там свои сборища, черные мессы и так далее. Да Алпиарса уничтожил двух из уже отлитых патриархов, и бронза от одного из них пошла на изготовление четырех ангелов.
— Зачем? — Эстебан искоса глянул на лежащую перед ним фигурку, которая, казалось, тоже слушала антиквара.
— Тут не все до конца ясно, — развел руками хозяин лавки. — Наверняка это было связано с каким-то ритуалом, но утверждать не берусь. Видите надпись на пьедестале? Она ведь имеет какой-то смысл…
Две пары глаз внимательно рассматривали пьедестал: еврейскую букву и странный знак, состоящий из штрихов, длинную и непонятную строку перед греческим текстом: «Hvmanaqve hominess testidrv aetaesme in insaene evmote…» Потом два взгляда пересеклись. И Эстебан прочел в глазах антиквара готовность продолжить схватку за эту считавшуюся потерянной реликвию, которую мощная волна совпадений вынесла и забросила в его лавку. Он просто не мог упустить такой исключительный случай.
— Итак, вы решительно отказываетесь? — спросил антиквар с изысканной любезностью и кивнул на ангела. — Очень прошу вас, подумайте как следует, может быть, вы все-таки перемените решение, хотя бы ради наших общих знакомых.
— А что случилось с носорогом? — вместо ответа спросил Эстебан.
Разочарование антиквара было столь сильным, что у него даже задрожали губы.
— Носорог так и не поправился. Знаменитое лиссабонское землетрясение застало да Алпиарсу на каком-то зловещем сборище, подробности о котором не вошли в анналы истории: вроде бы некая женщина служила мессу. Дом, где они находились, рухнул от подземных толчков, но скульптору удалось спастись — вместе с одним итальянцем.
— Ашилем Фельтринелли, — вставил Эстебан.
— Да, — антиквар широко раскрыл глаза, — вижу, вы о нем слышали: это преступник, которого через несколько лет сожгут в Венеции. Вернувшись домой, да Алпиарса с ужасом обнаружил, что землетрясение обрушило помещение, где жил носорог, и тот погиб под обломками. По некоторым версиям, скульптор покончил с собой, по другим, он пострадал при пожаре, который бушевал в городе в течение трех последующих дней. И никто не подозревал о существовании четырех ангелов, пока в середине девятнадцатого века некий французский коллекционер не собрал все скульптуры вместе. Их дальнейшая история очень запутана: они непрестанно переходили из рук в руки, и след их не раз терялся. В последний раз они соединились в сорок пятом году в Берлине, но после взятия города союзными войсками ангелы опять расстались. Известно, что один из них погиб. Подождите минутку.
Антиквар нырнул в заднюю комнату, все так же держа палец поднятым вверх — то есть призывая к вниманию. Между тем Эстебан приблизился к внутренней части витрины и принялся рассматривать сферу, ковер с изображением боевого слона, затылок барыни в шляпе с бантами — все это теперь, в блеклом сумеречном свете, выглядело куда привлекательнее. Опускался вечер, и люди, пользуясь кратким перемирием, которое установил с ними дождь, заполнили тротуары, кружили вокруг киосков, ныряли в кондитерские, где на витринах красовались торты и пирожные. Эстебану захотелось курить, но он понимал, что это не очень полезно для здоровья собранных здесь старых и почтенных вещей. Он услышал, что хозяин вернулся за прилавок, в руках он держал огромный том ин-фолио. Он положил том и стал перелистывать страницы, пока не нашел нужное место. Взгляд Эстебана задержался на тексте, напечатанном в три колонки мелким шрифтом с вкраплениями черно-белых фотографий, которые отличались грязной мутностью, словно были нарисованы углем; одна из фотографий изображала ангела с вывихнутой ногой. Эстебан прочел подпись под снимком, а затем и текст, относящийся к скульптуре:
Игнасио да Алпиарса (1709 — 1754): Ангел (1753?). Бронза и береза с вкраплениями серебра, 47x3x28 (размах крыльев) х 19 (диаметр подставки); см. Монограмма: 1А. Уничтожен.
Последний в группе, состоящей из четырех ангелов, которых, согласно легенде, автор отлил приблизительно за год до своей смерти по заказу итальянца Ашиля Фельтринелли, проживавшего в Лиссабоне на протяжении полугода. Данный ангел условно может быть отнесен к барочной испанской школе, на нем туника и сандалии, у ног — бык, правая нога вывернута в щиколотке, что заставляет предположить связь с сатанинским культом (Люцифер повредил ногу, падая с небес в преисподнюю). Имя на пьедестале: Махазаэль, по-видимому, это имя ангела, что подтверждает гипотезу о том, что четыре фигуры были выполнены для определенного рода церемонии, связанной с сатанизмом: Махазаэль был одним из первых мятежных ангелов, изгнанных из рая святым Михаилом. Группа была разъединена в 1945 году, затем следы Азазеля затерялись, а Махазаэль погиб во время бомбежки. Третий, Азаэль, находится в Барселоне, а первый, Самаэль, в фонде Адиманты в Лиссабоне. Текст на подставке представляет собой комбинацию из еврейских, греческих и латинских букв. Греческая часть текста была идентифицирована как фрагмент заговора духов огня; латинская искажена вставками на другом языке, который Дю Пресси предположительно относит к арамейскому или коптскому. Каталог коллекции Фалькельхейна (Берлин, 1936) воспроизводит полный текст с пьедестала Махазаэля, он приводится ниже:
ל.MAHAZAEL.םMAGNA.PARTE.BISSCSV.
VEISEI.PIIEISEIOETI.ISSIE.PANTA.DI.AUTOU.
EGENETO.KAI.CWRIS…
Из какого-то потаенного кармана Эстебан извлек записную книжку и огрызок карандаша и стал переносить туда текст; правда, таким почерком, что результат поставил бы в тупик даже самого лихого переводчика. А хозяин лавки меж тем стоял напротив и явно нервничал: он недоверчиво поджал губы и снова глянул на лежащего перед ним ангела, как диабетик смотрит на витрину кондитерской. Холеная розовая рука ласково гладила крылья.
— Коллекция Маргалефа в Барселоне, — прочел Эстебан.
— Ее уже не существует, — пояснил антиквар, и чувствовалось, что ему приятно разочаровать посетителя. — Старик Маргалеф умер, а его наследники разделили добычу. К сожалению, они не выручили того, на что надеялись.
