Евгений Сухов - Генералы шального азарта
Бывшие же «червонные валеты» Огонь-Догановский и Давыдовский, не только предвидевшие, но и спланировавшие данную ситуацию, потеряли акций на сумму семь тысяч рублей, зато дохода от этой авантюры заполучили в чистом виде около тридцати восьми тысяч рублей, что было «весьма недурно» (именно так выразился Алексей Васильевич, когда все успокоилось и они с «графом» сели за стол и подсчитали полученные барыши). Хандра у Огонь-Догановского помалу прошла, да и навар, полученный после аферы «Друг коннозаводства», значительно поднял настроение. У полиции на них ничего не было, вернее, было – в дознаниях по тому или иному эпизоду деятельности ЧАО то и дело всплывали их фамилии, – да предъявить к ним ничего не имелось. Так что жить они могли пока спокойно.
Однако спокойствие это было относительным…
Глава 7
Клятва полицеймейстера
Франц пришел к нему в слезах. Буквально. На нем не было лица, а из глаз ручьем текли слезы.
– Что с тобой? – не на шутку переполошился Якоб Карлович. Таким брата он не видел с самого детства, когда тот в шестилетнем возрасте неловко упал с яблони и сломал ногу.
– Я пропал, – с трудом произнес Франц и, не в силах больше сдерживаться, зарыдал. – Что будет? Что будет?! Даже не представляю! Все свое состояние и даже деньги жены я вложил в это дело. И ничего!.. Ничего уже не вернуть. Все пропало… Я банкрот, брат. Я оставил жену и дочерей нищими…
…Смоленский полицеймейстер Якоб Карлович Данзас примерно предполагал, о чем идет речь. Несколько месяцев назад Франц решил вложиться в общество «Друг коннозаводства», однако, как впоследствии выяснилось, акционеры оказались одурачены. Делом заинтересовались фискальные органы, а затем его передали в ведение судебного ведомства, отстранив при этом полицию.
И угораздило же брата поддаться на уговоры этих мошенников Огонь-Догановского и Давыдовского и сделаться акционером ЧАО! Ведь они даже не пожелали становиться членами Совета директоров. Знали, шельмецы, чем все кончится. Теперь их не ухватишь, а такие вот простодырые, как его брат, страдают и несут ответственность как финансовую, так и уголовную.
Якоб Карлович вздохнул.
Огонь-Догановским и Давыдовским полиция заинтересовалась с год назад, когда они вздумали обыгрывать в поездах дальнего следования случайных попутчиков. Тогда он едва не упрятал их в кутузку (жаль, что этого не произошло!). Надо же, чего удумали: разыгрывали перед пассажирами настоящий спектакль, изображая не знакомых друг с другом мужчин. Огонь-Догановский взял на себя роль недалекого богатого помещика, любящего скоротать время за картами. Давыдовский же прикидывался аристократом, подверженным крайней степени азарта. Как правило, они начинали игру вдвоем сначала по маленькой, а когда вокруг них появлялись желающие поиграть, понемногу повышали ставки. Играли в «банк» или «штос», и часто за их столом звучал голос Огонь-Догановского:
– Ваша дама (валет, десятка) бита!
Давыдовский сильно нервничал (на публику), часто проигрывал (Огонь-Догановскому), путал карты, ошибался – словом, изображал из себя легкую добычу. На это и «клевали» потенциальные игроки, становящиеся игроками реальными, в надежде заполучить от Давыдовского легкий куш. А когда в недоумении вставали из-за стола, оказывалось, что в их карманах и портмоне вместо полутора (двух, трех) тысяч осталась единственная красненькая (синенькая, зелененькая), чего едва хватит, чтобы разок перекусить в дороге что-нибудь пресное, да по приезде на вокзал доехать до дома на извозчике.
Однако за лукавством их никто не поймал. Тем более за руку. Просто один игрок, изрядно разобидевшись, продувший всего-то восемь сотен рублей ассигнациями, приехав в Смоленск, заявился в полицейскую управу и заявил помощнику полицеймейстера, что играл с двумя господами, которые явно известны друг другу, но изображают незнакомцев. Потому как по приезде в Смоленск они сели в одну бричку и велели извозчику везти их в Поречье.
– Отсюда, – заявил в заключение своего рассказа продувший господин, – можно сделать вывод, что эта пара профессиональные карточные игроки, что они явно шельмуют и полиции к ним стоит присмотреться.
Помощник полицеймейстера доложил об этом разговоре с проигравшимся своему непосредственному начальнику Данзасу, и Якоб Карлович решил последовать совету проигравшегося доносителя и приглядеться к подозрительной парочке попристальней. Пригляделся. Оказалось, что эти двое – бывшие осужденные по нашумевшему делу клуба «Червонные валеты» и совсем недавно отбывали наказание в сибирской ссылке.
* * *– …Ладно, не реви, – заявил брату Якоб Карлович. – Я с этими двумя разберусь.
– А мне, мне что делать?! – в отчаянии возвел руки к небу Франц.
– Не хныкать, – просто ответил старший брат.
– Но как же я теперь смогу смотреть в глаза Матильде и Катеньке с Яночкой?
– А никак! – отрезал полицеймейстер Данзас.
– В смысле? – не понял Франц.
– Просто не смотри им в глаза, – пояснил с некоторым раздражением Якоб Карлович. – И копи ум. Ты уже большой мальчик…
– Это все, что ты мне можешь сказать? – обиделся младший.
– Нет, – ответил Якоб Карлович. – Еще я обещаю тебе, что выведу этих двоих субчиков на чистую воду.
– Клянешься? – посмотрел на брата Франц.
– Клянусь, – серьезно ответил Якоб.
* * *Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вольховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас.
Строки, написанные великим Пушкиным. А «Данзас», о котором шла речь в стихе поэта, был лицейским приятелем Александра Пушкина – братом Франца и Якоба – Константином Карловичем Данзасом.
Он был гордостью их отца, Карла Карловича, генерал-майора.
Константин был гордостью младших сводных братьев (он родился от первой жены отца) не только потому, что также дослужился до чина генерал-майора; не только потому, что был участником Персидской кампании 1827 года и отличился в ней личным геройством, получив в награду от командующего армией золотую полушпагу с надписью «За храбрость», а от государя императора – бриллиантовый перстень, редкую по тем временам награду, даваемую от высочайшего имени. А еще потому, что он был секундантом у Пушкина и великий русский поэт умер буквально у него на руках…
Выпущенный из лицея по последнему разряду – прапорщиком в армию, и даже не в гвардию, а в инженерные войска, – Константин Карлович Данзас имел уже чин подполковника, когда случилась та злосчастная дуэль. После смертельного ранения Александра Пушкина и последующей вслед за этим гибели поэта Константина Карловича упрятали в Петропавловскую крепость. Суд, состоявшийся через два месяца, вынес вердикт: Константина Карловича Данзаса за ослушание и участие в дуэли повесить в назидание каждому, ибо еще манифестом Великой Екатерины от 1787 года секунданты приравнивались к дуэлянтам и как участники дуэли должны были быть повешенными.
Затем император Николай Первый отменил столь строгий приговор, и Данзаса разжаловали в рядовые. После чего Николай Павлович снова отменил свое же столь суровое решение и вынес приговор: два месяца в крепости.
Потом был Кавказ, служба в корпусе отчаянного генерала Граббе и неоправданное геройство в восьми чеченских походах – будто Константин Карлович нарочно искал смерти.
В 1840 году у подполковника Данзаса появился новый офицер – Михаил Лермонтов; как раз в это время родился Якоб, а Франца даже не было в проекте.
Константин Карлович вышел в отставку в одна тысяча восемьсот пятьдесят шестом году в чине генерал-майора и с полным пенсионом «за службу и раны». Он чинно прожил до февраля 1870 года в северной столице, когда однажды ночью заснул и более не проснулся. Похоронили его на католическом кладбище Выборгской стороны. Так умирают лишь чистые душой и совестью люди.
А может, душа и совесть – два имени одной сути?
Якоб Карлович в восемьсот семидесятом служил в драгунах в чине штабс-капитана. Потом вышла нехорошая история с супругой полкового командира, и штабс-капитан был вынужден выйти в отставку и поселиться в Курляндии. Без дела он сидеть не мог, поэтому принял предложение своего армейского товарища, также вышедшего в отставку из-за любовной истории, сделаться полициантом.
Службу он начал помощником частного пристава. Потом сделался исправляющим должность пристава полицейского участка. После задержания (лично) известного громилы Яшки Шнифера, прогремевшего на всю российскую империю двойным убийством с расчленением тел и упакованием их в дорожные саквояжи, Якобу Карловичу было предложено возглавить полицейскую часть в Смоленске, где с недавнего времени в имении супруги проживал его брат Франц, самый младший из всех Данзасов.
Якоб предложение принял, через два года дослужился до помощника полицеймейстера, и вот, три года назад, получив чин статского советника, стал смоленским полицеймейстером.
