Татьяна Романова - Сизые зрачки зла
Вера укоризненно глянула на сразу же пожалевшую о своей несдержанности сестру и постаралась исправить положение:
– Он хотя бы здоров?
– Да, как будто… Еду и теплую одежду ему тоже разрешили взять с собой.
– Ну, хоть что-то хорошее, остальное тоже постепенно наладится.
– Дай-то бог, – слабо улыбнулась графиня. Она хотела стать для детей сильной и мужественной матерью, а получалось наоборот – дочери поддерживали ее.
– Мама, а что Боб сказал о деньгах? – вновь выскочила вперед нетерпеливая Надин. – Он назвал вам имя процентщика?
– Да, он несколько раз повторил, что того зовут Иосиф Барусь, и живет этот человек на Охте. Наш кучер Савелий возил Боба туда и сможет найти дорогу.
Вера чуть заметно подмигнула сестре, предлагая отвязаться от матери. Бледная как полотно Софья Алексеевна казалась такой измученной, что сейчас ее следовало оставить в покое. Если мать захочет, то потом сама расскажет все, что сочтет нужным. Надин намек поняла, и хотя ноздри ее точеного носика нетерпеливо подрагивали, она мужественно молчала, а простодушная Любочка произнесла как раз то, что нужно:
– Мама, проводить вас в спальню? Вы отдохнете, а я могу посидеть рядом.
– Не нужно, я побуду здесь, а ты спой что-нибудь.
Любочка села за фортепьяно и начала наигрывать новый романс, а потом запела. Вера перевела взгляд на почти прозрачное лицо матери и увидела, что еще чуть-чуть – и слезы сами покатятся из ее глаз. Поймав озабоченный взгляд дочери, Софья Алексеевна, тихо призналась:
– Боб страшно исхудал, а безнадежность в его глазах не исчезает даже тогда, когда он пытается улыбаться. Он сразу сказал, чтобы мы не надеялись на освобождение, предупредил, что их всех признают государственными преступниками.
Вера села рядом с матерью и сжала ее руку. Они молчали. Поглядывая на них, Надин нетерпеливо крутилась в кресле напротив, но не решалась начать разговор. Наконец терпение ее лопнуло и, мятежно поглядывая на сурово сдвинутые брови старшей сестры, она объявила:
– Я думаю, что нам с Велл нужно съездить к этому процентщику. Если мы будем вдвоем, с нами ничего плохого не случится. Возьмем пару конюхов с ружьями, и нам – охрана, и он испугается. Документов ведь у нас нет, только слово брата.
– Да, правильно, вдвоем лучше, – заметив растерянность на лице матери, поддержала сестру Вера. – Мы теперь все должны решать сами, иначе скоро попадем в объятия нашего дорогого родственника, а тот не успокоится, пока не обдерет нас до нитки.
Напоминание о ненавистном Чернышеве сразу же взбодрило графиню: ее глаза высохли, на лице проступила несвойственная жесткость, и она с неожиданной твердостью возразила дочери:
– Нет уж, я поеду сама. Не хватало еще вам к ростовщикам на Охту ездить. Вдруг об этом станет известно – вы испортите репутацию.
Надин скептически и абсолютно непочтительно фыркнула, и Вера с раздражением поняла, что сестру понесло. Когда бешеный темперамент Надин вот так бил фонтаном, лучше было не попадаться ей ни на язык, ни под ноги, но это никогда не касалось их матери, а сегодня сестра перешла все границы:
– Мама, он вас обманет, – заявила Надин, – достаточно посмотреть на ваше лицо, чтобы понять, как вы добры и благородны. Мы с Велл надавим на него, а вы не сможете.
– Да что ты говоришь? – поразилась Софья Алексеевна, впервые услышавшая подобные слова из уст восемнадцатилетней дочери, – откуда такие выражения?
– Жеманство и светские манеры нам не помогут, ростовщики их не оценят, они понимают только силу!
– Надеюсь, что они держат данное слово, ведь репутация в их среде так же важна, как и в свете, – поспешила вмешаться Вера. – Но я тоже считаю, что нам лучше поехать туда вдвоем. Я думаю, что мы договоримся, ну а если это не получится, тогда и будем решать, что делать дальше.
После длительных колебаний графиня отпустила их, и девушки, посадив на запятки двух вооруженных дворовых, отправились на Охту. Экипаж долго петлял по узким улочкам, пока не остановился у аккуратного кирпичного дома, полускрытого высоким забором.
– Здесь, барышни, – доложил Савелий, открывая перед сестрами дверь, – сюда я барина возил.
Вера пару раз дернула за цепочку дверного колокольчика, и им сразу же открыл конопатый парнишка в полотняной рубахе, вышитой красно-черным узором.
– Чего изволите? – подозрительно оглядев барышень и их грозную свиту, осведомился он.
– Мы приехали к господину Барусю, – объяснила Вера.
Конопатый слуга понятливо кивнул и сообщил:
– Пожал-те, барин вас сейчас примет.
Он пропустил девушек в полутемный коридор, закрыл дверной засов и направился вглубь дома. Сестры пошли за ним. Вскоре они оказались перед гладкой дубовой дверью. Их провожатый постучал и, услышав приглашение войти, распахнул ее.
Даже в такой яркий солнечный день, как сегодня, большая комната выглядела полутемной, как видно, из-за слишком низкого потолка и маленьких окошек. Здесь было не протолкнуться из-за разномастной мебели, скученной вдоль стен, и лишь огромный письменный стол, явно прибывший сюда из богатого барского дома, как огромный остров, покоился посреди комнаты. За столом, с любопытством уставившись на прибывших дам, сидел не слишком молодой черноглазый шатен. Мгновение – и он поднялся, а потом поспешил навстречу гостьям.
– Чем могу быть полезен, сударыни?
– Мы приехали забрать наши деньги, – выступив вперед заявила Надин. – Граф Владимир Чернышев, отдал вам в работу наше приданое, теперь мы приехали изъять его.
Непроницаемое выражение легло на лицо ростовщика, и Вере показалось, что тот станет отрицать сам факт получения денег. Но Барусь пригласил их присесть в кресла, стоящие у письменного стола, сам вновь занял свое место напротив них и спросил:
– Ваше сиятельства, вы представляете, какую сумму граф Чернышев вложил в нашу общую коммерцию?
– Брат говорил, что вы в курсе всего и объясните нам, что нужно делать, – выкрутилась Вера.
Но их собеседника такой ответ как будто и не удивил. Он кивнул и сообщил:
– Его сиятельство вложил в дело двести тысяч рублей золотом. Изъять такую сумму из оборота сразу я не могу – деньги розданы на займы, а реализовать залоги я не имею права, их время еще не вышло. Я могу выплатить вам только проценты за последнее полугодие, его сиятельство не успел их получить.
– И сколько это? – осторожно поинтересовалась Вера.
– Доля вашего брата – двадцать пять тысяч, я могу отдать их серебром или ассигнациями.
– Так вы платите своим партнерам двадцать пять процентов в год? – подсчитала Надин, – а сколько берете себе?
– Мой гонорар гораздо скромнее, я работаю из пятнадцати, – приняв вопрос девушки как должное, ответил ростовщик.
– Значит, вы даете деньги в рост под сорок процентов годовых, а что берете в залог? – упорствовала Надин, старательно не замечая сердитый взгляд своей старшей сестры.
– По-разному – землю, имения и крестьян, драгоценностями тоже не брезгую, – сообщил процентщик. – Ваше сиятельство интересуется моей работой?
– Это не важно, – вмешалась Вера, – мы заберем проценты, но нам нужно знать, как скоро вы вернете сам капитал.
Ножка Надин в крепком кожаном ботинке ощутимо придавила пальцы старшей сестры, и удивленная, даже шокированная Вера замолчала. Надин же, как ни в чем ни бывало, лучезарно улыбнулась ростовщику и сообщила:
– Иосиф Игнатьевич, моя сестра в ближайшие дни уедет, но я остаюсь в столице и буду работать с вами вместо брата. Нам приданое пока не понадобится, и наша семья не собирается разрушать так удачно налаженное дело. Вы будете работать со мной на тех же условиях, что и с братом. Такой вариант вас устраивает?
– Конечно, ваше сиятельство, – невозмутимо согласился ростовщик.
– Вот и отлично, значит, договорились. Если вы сейчас отдадите нам проценты, мы сможем уехать.
– Они давно приготовлены. Изволите посчитать? – осведомился Барусь.
– Я думаю, вы не обманываете партнеров?
– Помилуйте, ваше сиятельство, как можно! Тогда никто не будет иметь со мной дела, а в моем ремесле слово – золото, – степенно объяснил ростовщик и, подойдя к одному из шкафов, достал большой кожаный мешок. – Позволите отнести в ваш экипаж?
Девушки вновь вышли в полутемный коридор. Появившийся как из-под земли конопатый лакей взял из рук хозяина мешок и направился впереди всех к входной двери.
– Ваше сиятельство, вы не думайте, что я обману хоть на копейку, – вдруг серьезно сказал Барусь идущей рядом с ним Вере, – и за сестру не беспокойтесь – ни одного волоса с ее головы не упадет.
Они остановились в дверях, ожидая, пока мешок с деньгами уложат в экипаж.
– Спасибо, вам, Иосиф Игнатьевич, – поблагодарила ростовщика Вера.
