Дональд Томас - Забытые дела Шерлока Холмса
Услышать такую вульгарную фразу от обычно сдержанного Холмса было странно и неприятно.
— Значит, по-вашему, она сказала нам неправду?
— Не всю правду, вне всякого сомнения! — Его взгляд выражал недовольство моей непонятливостью. — Мы нужны вовсе не для того, чтобы уберечь от кражи бумаги президента или помешать слежке за мадам Стенель. И она понимает это не хуже, чем мы.
— Тогда чему же еще мы должны помешать?
— Неужели даже теперь, после того как она сообщила нам об измене и готовящемся перевороте, вы не догадываетесь, почему нас предпочли сотрудникам Сюрте или Второго бюро?
— Я не понимаю, что она надеется предотвратить с нашей помощью, — сказал я с легким чувством досады.
Шерлок Холмс сокрушенно вздохнул:
— По всей вероятности, убийство президента Франции.
VПрошло несколько дней, и мрачное предсказание Холмса теперь казалось мне настолько нелепым, что я не решался напоминать о нем моему другу даже в шутку. Каждый вечер мы брали одного и того же извозчика и ехали вдоль однообразных грязно-желтых зданий по рю де Вожирар к высокому, окруженному садом дому в переулке Ронсен. Как по команде, на дорогу впереди нас выезжал еще один экипаж, и мы следовали за ним по бульвару Инвалидов, через Сену по изящному мосту Александра III и мимо застекленных павильонов Всемирной выставки.
Иногда, если день выдавался солнечным, мадам Стенель отпускала извозчика возле моста и шла по просторному парку с небольшими скамейками и посаженными четко в линию вечнозелеными деревьями, направляясь к дальнему концу Елисейских Полей. Так нам проще было определить, не шпионит ли за ней кто-нибудь. Время от времени прохожие оглядывались на красавицу с тонкой талией, в пальто с меховым воротником, ласково касающимся ее румяных щек, и в кокетливой, украшенной черной вуалью шляпке, венчающей ее элегантную прическу. Многие мужчины провожали молодую женщину задумчивыми взглядами, но никто не преследовал ее.
Она быстро проскальзывала в ворота чугунной, с позолоченными наконечниками ограды президентского дворца на углу Елисейских Полей и авеню де Мариньи, так что ни одна живая душа не успевала это заметить. Возвращаясь домой, мадам Стенель несколько раз выходила из экипажа на какой-нибудь из узких улочек Левобережья, идущих вдоль grands quais [25]Сены напротив Лувра. В сумерках раннего вечера она останавливалась возле темно-зеленых, терракотовых или черных с золотом витрин на рю де Сен-Пер. Всевозможные диковинки и украшения сверкали в лучах электрического света. На полках bibliotheques [26]сияли кожаными переплетами редкие книжные издания. Мы с Холмсом по опыту знали, что в таких случаях охотник нередко становится добычей. Человек, наблюдающий за мадам Стенель, был бы вынужден бесцельно прохаживаться неподалеку, или сделать вид, что его тоже заинтересовали товары на витринах, или же просто отсиживаться в экипаже, пока объект слежки переходит от одного магазина к другому. Однако наметанный глаз Шерлока Холмса ни разу не отыскал вокруг ничего подозрительного.
Иногда нас с сыщиком тоже пропускали через те же самые ворота в Елисейский дворец по распоряжению chef de cabinet [27]президента, мсье Ле Галля. Президентские апартаменты были расположены в левом крыле здания, окна выходили во внутренний дворик. Помимо приемной, рабочего кабинета и личных покоев, они включали роскошную спальню, предусмотренную для тех достаточно частых случаев, когда Феликс Фор засиживался за работой и не хотел беспокоить жену поздним приходом домой.
Во время этих случайных визитов Ле Галль ни разу не пустил нас дальше приемной. В последний раз мы оказались там 16 февраля. Мадам Стенель приехала за рукописью президента чуть позже обычного, около половины шестого вечера. Через полчаса и мы вошли в резиденцию, убедившись в отсутствии каких-либо подозрительных личностей — как мужского, так и женского пола, — которые могли бы следить за нашей подопечной, личным секретарем президента.
К моменту нашего появления мадам Стенель, вероятно, уже находилась в кабинете либо в покоях президента, где копировала новые страницы рукописи своего патрона. Сам он только что закончил беседу с человеком, вышедшим в сопровождении гофмейстера в приемную, едва мы успели обменяться парой слов с Ле Галлем. Даже если бы мне несколько раз за минувшие дни не попались на глаза фотографии визитера в газетах, все равно нетрудно было догадаться по пурпурной сутане и шапке, что это кардинал Ришар, архиепископ Парижский.
О цели его аудиенции мы так и не узнали. Как только его высокопреосвященство отбыл, глава кабинета проводил нас с Холмсом в комнату для посетителей. Дверь за собой он притворил неплотно, оставив узкую щелку, сквозь которую была видна часть приемной. Мимо нас медленно прошел высокий, мрачного вида человек в парадном костюме с пурпурным поясом и Звездой ордена Британской империи. В дальнем конце приемной распахнулась и закрылась другая дверь, послышался шум голосов. Холмс свободно расположился в кресле, достал из кармана карандаш и что-то записал в своем блокноте.
— Принц Монако, — невозмутимо произнес он. — Это хорошие новости, Ватсон. Мне сообщили, что в последние месяцы его светлость был посредником на переговорах между президентом и кайзером по делу капитана Дрейфуса. Берлин в меньшей степени, чем Париж, опасается скандала, но обе стороны одинаково заинтересованы в том, чтобы уладить вопрос миром.
В эту минуту Ле Галль или кто-то из его помощников заметил, что дверь в комнату для посетителей приоткрыта. Но чья именно рука захлопнула ее, мы не разглядели. Уехал ли принц Монако или продолжил беседу с президентом, для нас осталось тайной.
Если память мне не изменяет, мы просидели около четверти часа, ожидая появления мадам Стенель, чтобы проводить ее обратно до переулка Ронсен. Я открыл карманный справочник Таушница, Холмс просматривал вечерние новости. Мы больше не обмолвились ни словом. Вдруг Холмс резко отбросил газету в сторону и вскочил на ноги:
— Что это было, Ватсон, ради всего святого?
На его лице отразилась смесь недоумения и тревоги. Не могу припомнить другого случая, когда бы мой друг выглядел настолько испуганным. Холмс чуть наклонил голову, и я догадался, что его невероятно чуткий слух уловил некий звук, который не может различить ухо обычного человека.
— Неужели вы ничего не слышите? Прислушайтесь хорошенько!
В два прыжка он очутился у двери и без всяких церемоний толкнул ее. Пронзительный, полный ужаса вопль донесся из личных покоев президента. Кричала женщина.
Ле Галля нигде не было видно, а белая с золотом дверь в кабинет президента оказалась открытой настежь. Можете представить, о чем я подумал, после всех разговоров о предательстве и убийстве. Крик на мгновение замер, но лишь затем, чтобы возобновиться с еще большей силой, и его источником была не боль, а невыносимый страх. Мы просто обязаны были прийти на помощь, независимо от того, что там происходило.
Холмс бросился в кабинет президента, где стояли обитые красной кожей стулья и стол из орехового дерева. Дверь в покои раскачивалась на петлях. За незашторенными окнами легкие снежинки опускались в свете фонарей на лужайки и дорожки сада. Комната пустовала. В противоположной стене виднелся вход в небольшой холл с книжными шкафами вдоль стен. Оттуда в спальню вела двухстворчатая дверь — тоже белая с золотом. Она была заперта, а перед ней стоял Ле Галль. Он отвел назад руку для удара, явно собираясь силой прорваться внутрь. Из спальни донеслись новые крики. Мне показалось, что я разобрал слово «убийца», произнесенное с французским акцентом.
Холмс оттолкнул главу кабинета в сторону, сообразив, что тому не под силу справиться с запором, и ударил каблуком прямо в замок. Дверь дрогнула, но устояла. Сыщик сделал шаг назад и еще раз попытался высадить ее ногой. Одна из створок с треском сорвалась с петель и отлетела к дальней стене спальни. Холмс первым ворвался внутрь, Ле Галль следом за ним. Вбегая в комнату, я услышал голос Холмса:
— Сюда, Ватсон! Как можно скорее!
И в этот момент я застыл на пороге, пораженный зрелищем, которое, надеюсь, в моей жизни больше не повторится.
VIСплетенные в объятиях обнаженные тела казались частью живописного полотна, изображающего сцену жестокого убийства. Феликс Фор был хорошо сложенным, солидным, приближающимся к шестидесятилетнему возрасту мужчиной с высоким лбом, светло-голубыми глазами и длинными усами. Но сейчас он лежал лицом вниз в первозданной наготе. Его большое мощное тело вытянулось в позе, которую можно было истолковать лишь одним образом. Под ним, придавленная весом мужчины так, что не могла шевельнуться, простерлась Маргерит Стенель. На ее лице и плечах виднелись капли крови, вероятно пролившиеся изо рта или носа Фора.
