Макс Коллинз - Кровавый срок
— И что? — оцепенело спросил я.
Тут снова заговорил первый.
— Потому, что детективы из Майами говорить, они только путай доказательства. Зачем подставляй невиновный людей? Они говорить, вытирай стены.
— Господи Боже! — закричал я. — Да прекратите же.
Но было уже поздно.
— А кто вы? — спросил один из них, поднимаясь.
Другой сказал:
— Он не из Майами. Это тот парень, который видел де Мариньи. Что вы здесь делаете, сэр?
— Я должен встретиться с полковником Линдопом, — соврал я.
— Но его здесь нет.
— Я знаю. Сейчас он едет сюда.
Они посмотрели друг на друга, и второй полицейский тоже поднялся на ноги. На их мундирах не было ни пятнышка. Как и на стенах, впрочем. Когда они выходили из комнаты, тот, который нес ведро, сказал:
— Ничего здесь не трогайте.
— Ну что вы, — сказал я. — Я сойду с ума, если вы снова здесь что-нибудь вымоете.
Они лишь посмотрели на меня вежливыми пустыми взглядами и вышли.
— Нам надо поспешить, — сказал я Гарднеру. — Думаю, они скоро меня расколют.
Он все еще был в шоке.
— Что все это значит, Геллер? Что это за расследование преступления?
— На днях увидите Баркера с Мелченом и все поймете.
Я стал рассказывать ему, как выглядело место убийства в мое прошлое посещение. Я рассказал ему про китайскую ширму и наполовину сгоревшее тело Оукса в перьях, не забывая и о таких деталях, как четыре раны над левым ухом и обрывки синей полосатой пижамы, свисавшие с обожженной плоти.
Гарднер встал на колени, заглядывая под кровать, как муж в поисках любовника жены.
— Ткань, покрывавшая пружины, вся сожжена посмотрите сами.
Я нагнулся и посмотрел.
— Да, вы правы — полностью сгорела...
Мы поднялись.
— Значит, — сказал Гарднер, его широкое лицо светилось ликованием. — В какой-то момент кровать горела. И эти обрывки пижамы тоже должны были сгореть!
Почти вся деревянная часть кровати была черной, кроме небольшого участка, над которым разорвался мочевой пузырь сэра Оукса, погасив огонь.
— Заметьте, — сказал я, указывая на кровать. — Нельзя понять, как лежало тело Оукса. Ведь если его тело было на кровати до того, как она вспыхнула, простыня и матрас под его телом не должны были обгореть.
Гарднер кивнул, соглашаясь.
— Из-за такого положения тела доступ кислорода, конечно, прекратился бы.
Я обошел обугленную кровать кругом, изучая ее.
— Я думаю, он сидел на краю кровати, беседуя с кем-нибудь, а, может, споря.
Я поднес палец к левому уху Гарднера и сказал:
— А потом — банг, банг, банг — и он убит... или оглушен... но все равно, он падает на пол.
— А кровать в это время поджигают!
— Похоже, — я прищурился. — Посмотрите на потолок, у окна, прямо над кроватью. Что вы видите?
— Обуглившуюся раму сетки от москитов.
— Сама сетка сгорела, верно?
— Верно, — сказал он.
— Но что не обгорело?
Гарднер задумался. Потом его глаза быстро заморгали.
— Чертов потолок!
Я улыбнулся.
— Точно. Посмотрите на эти странные круглые пятна на полу... вот там... и здесь... да и сам сэр Гарри был обожжен точно так же... местами.
— Это значит, что его обжигали газовой горелкой. Чем-то несерийным?
— Возможно. Я думаю, паяльной лампой. Чем-то, что можно направить так, чтобы поджечь кровать, сжечь сетку от москитов и даже не задеть потолок.
Теперь глаза Гарднера превратились в узкие щелки.
— Это уже кое-что, Геллер. Это уже кое-что.
— Эта кровать уже горела, когда сэра Гарри бросили на нее. Он был уже мертв, или почти мертв из-за тех ран возле уха. Убийца...
— Убийцы, — вставил Гарднер. — Их должно было быть по крайней мере двое, чтобы все это проделать.
— Возможно, вы правы. Убийцы не торопились. Они обожгли тело сэра Гарри, особенно его глаза и пах. А потом вспомнили обычаи туземных шаманов, раскидав над ним перья.
Он указал на небольшой вентилятор на полу у кровати.
— Как насчет этого? Перья разлетелись из-за него.
— Нет, — сказал я. — Перья были разбросаны по всему телу, и с другой стороны от вентилятора тоже.
Гарднер, казалось, был сбит с толку.
— Они что, хотели вообще поджечь дом?
— Не уверен. Может, они просто хотели оставить визитную карточку в виде этого шаманского ритуала. А, может, один из них обжигал тело сэра Гарри и рассыпал над ним перья, пока тело еще было на полу, а другой в это время поджигал кровать, а потом они вместе бросили на нее тело.
— И потом спокойно ушли, рассчитывая, что все сгорит!
Я нерешительно кивнул.
— Возможно. Но ветер погасил пламя. Знаете, когда человек убивает кого-нибудь из-за денег, — а де Мариньи обвиняют именно в этом — он обычно делает это простым способом, а потом как можно скорее уходит с места преступления.
— Ну, эти убийцы не спешили, — сказал Гарднер. — Они либо ненавидели сэра Гарри, либо хотели представить все как ритуальное убийство. Если только это действительно не было ритуальным убийством...
— Как бы то ни было, — сказал я, — здесь поработали люди со стальными нервами.
— Может, вам нужна помощь, джентльмены? спросил из-за двери голос. Знакомый голос.
Полковник Линдоп вошел в комнату, на его длинном лице под громоздким шлемом было суровое выражение. Руки он держал перед собой.
— Вы тут рассказывали моим людям сказки, сухо сказал он. Его улыбка была надменной и неприятной.
— Я только сказал им, что встречусь здесь с вами, — сказал я. — И вот — мы снова в старой доброй компании.
— Вы недооцениваете моих людей, — сказал он. — Цветные или нет, они — хорошие полицейские. У них хватило ума позвонить мне.
Но не остановить меня, однако.
— Между прочим, они тут уничтожили улики, — сказал я. — Они стирали кровавые отпечатки пальцев со стен, когда мы вошли.
Линдоп близоруко прищурился на стену, потом мрачно посмотрел на меня.
— Это — не моя работа, — уже мягче сказал он.
— Я знаю.
— Должен сказать, я не ожидал снова увидеть вас в Нассау так скоро, — он сказал это слишком любопытным тоном для человека, собирающегося сразу выгнать меня из спальни.
— Я теперь работаю на защиту, — сказал я.
Невозмутимый Линдоп в первый раз казался удивленным.
— Правда? На мистера Хиггса?
— Меня наняла миссис де Мариньи.
Его лицо все больше мрачнело, пока он пытался переварить эту новость. Потом он взглянул на Гарднера и спросил:
— А кто этот джентльмен?
— Это Эрл Стенли Гарднер, знаменитый писатель. Он — мой старый друг и сейчас рассказывал мне свою версию событий.
— Сочиняя, я уверен, — заметил Линдоп с чуть заметной усмешкой. — Вы не станете освещать это дело в прессе, не так ли?
— Сознаюсь, стану, — с покорной улыбкой сказал Гарднер. — Очень приятно познакомиться с вами, полковник.
Линдоп как будто не замечал протянутой ему руки. Он сказал:
— Я вынужден попросить вас уйти. Пресса будет допущена сюда на днях.
— Отлично, — сказал Гарднер.
— Прежде, чем мы уйдем, — сказал я, — мне хотелось бы, чтобы вы позволили мне взять образцы в качестве улик защиты.
Линдоп изумленно посмотрел на меня.
— Образцы? К примеру?
— Кусочки простыней, одеяла и ковра.
— Чтобы проводить эксперименты со скоростью горения.
— А... ну, я не знаю...
— Уверен, — сказал я. — Майамским копам не понравится, если вы разрешите мне это.
Он слабо улыбнулся.
— Вы думаете? Ладно, действуйте. Можете забрать ваши «образцы».
Я так и сделал. Линдоп молча проводил нас до двери. Он почти дружески смотрел на меня.
— Да, полковник, — сказал я, едва выйдя за порог спальни. — Не могли бы вы показать тот забор, откуда предположительно было взято орудие убийства?
Линдоп снова усмехнулся.
— Я полагаю, вы захотите взять с собой и кол из изгороди, тоже? — спросил он. — Для ваших научных экспериментов?
Я обменялся заговорщической улыбкой с Эрлом Стенли Гарднером.
— Вы сами предложили мне, полковник.
Глава 11
Ослепительный свет полуденного солнца падал на высокие каменные стены Нассаусской тюрьмы. Это, похожее на крепость строение в конце бедной (здесь жили только цветные) улицы, достаточно удачно названной Призон Лэйн, возвышалось на холме на южной окраине города. Грозные железные ворота распахнулись, и темно-синий «Бентли» въехал на тюремный двор под пристальными взглядами безмятежных черных охранников на стенах. Только в отличие от своих коллег с улиц Нассау, в руках у этих полицейских были винтовки.
За рулем сидел Годфри Хиггс, адвокат защиты. А пассажиром был я.
Прошлым вечером мы поговорили по телефону и договорились позавтракать вместе в кафе «Британского Колониального».
Окно, у которого я сидел, выходило на дорожки с буйной зеленью и теннисные корты. Я медленно потягивал свой апельсиновый сок, когда заметил его, широко шагающего через зал к моему столику. Несмотря на то, что он был одет в костюм-тройку, высокий широкоплечий адвокат двигался и выглядел, как атлет. У него был ястребиный нос, высокий лоб и темные, зачесанные назад волосы с пробором посредине. Глаза казались настороженными, а улыбка — широкой и дружелюбной.
