Георгий Персиков - Дело о Сумерках богов
Как только компания оказалась на улице, Мертвая Кровь лихо свистнул, и к дверям кабака выбежало человек двадцать бандитов самой мерзкой наружности, плотно заблокировав переулок, отрезав все пути к отступлению.
– Это, братцы, шпики! – прокурорским голосом объявил Ежи, указывая на Родина и Савостьяновых пальцем, похожим на огромную сардельку. – Порешим их здесь!
С этими словами он кинулся в драку. Родин среагировал первым, одним движением он оттолкнул Юленьку к двери таверны, пряча ее за своей спиной, и вскинул трость. Он уже видел таких здоровяков, когда ходил на кулачные бои в родном Старокузнецке. Силы у них было пруд пруди, а вот умишка не хватало, да и в маневренности они проигрывали. Всего лишь доли секунды ему хватило, чтобы прицелиться и ловко ударить тростью бугаю в шею. Затем еще удар в висок, толчок в живот, в бок – точно в печень. Впрочем, последнее было лишним – Ежи Мертвая Кровь рухнул без сознания. Остальные бандюки, видя поражение предводителя, ринулись в атаку.
– Ах вы зелень подкильная! – заревел Максим, лихо и умело расстегивая свой ремень с огромной пряжкой. – Червяки гальюнные! Отправим-ка вас к Дейви Джонсу! Получай!
О, какая это была битва! Если бы в том переулочке случайно оказался какой-нибудь знаменитый баталист, он бы непременно написал монументальное полотно. Волны воров и разбойников с ножами и кастетами накатывали на Родина с тростью и Максима с кортиком и ремнем и разбивались под их точными, резкими ударами.
Тяжелая бляха кожаного офицерского ремня стегала лица и спины, оставляя кровавые борозды, кортик скользил по телам негодяев, раскрашивая их одежду красным.
– Сзади! – раздался полный ужаса оклик Юленьки.
Родин успел среагировать, в повороте он выкинул трость вперед, чувствуя, что она находит препятствие: какой-то подлец подкрался со спины и уже готов был выстрелить. Набалдашник трости попал ему по плечу, негодяй все же спустил курок, но промахнулся от боли и неожиданности. Пуля попала в своего. Родин без всякой пощады нанес стрелку удар по голове и услышал, как сзади рухнуло тело: это Максим прикрыл его тылы – мощным ударом вырубил толстяка, решившего накинуть на Георгия удавку.
Этот был последним. Родин, Максим и Юленька возвышались над грудой валяющихся и стонущих тел. Враги были повержены.
Ловким движением Родин выхватил стилет из своей трости, приподнял голову начинавшего приходить в себя Ежи и полоснул ему по лбу.
Юля вскрикнула, но Георгий знал, что делает: пустая царапина, а очень деморализует испытуемого, особенно когда глаза начинают заливать потоки крови.
– Кровь у тебя пока живая, – заметил Родин. – Но дело поправимо.
– Помилуй, пан! – завопил Мертвая Кровь. – Не убивай!
Но Георгий невозмутимо сделал еще один неглубокий надрез. Алая кровь залила все лицо извивающегося Ежи.
– Ты вот что, пан, – сказал неторопливо доктор. – Видишь, люди мы серьезные, шутить не любим. Куда Сарматы нашу панночку дели?
– Не могу знать! – орал Ежи. – Одно знаю, москальку они не для себя сработали, заказ был! Вельможного пана древнего шляхетского роду, а чей – не ведаю-ю-у-у-у-у-у-у!
Стилет Георгия провел еще одну полосу – по брови.
– Шароевского! Пана Шароевского!
Глава четвертая
Рекомендательное письмо Торопкова, подкрепленное подписью Радевича, открыло двери в святая святых польского политического сыска – Третье охранное отделение. На удивление, отправиться туда предложила именно Юленька.
– В газетах читала, – потупила она взор, – что охранка, особенно польская, всех подобных ясновельможных панов держит на карандаше. Потому что именно они, представители древних родов, и финансируют все русофобские боевки.
– Три тысячи чертей на румбу! – гаркнул Максим. – Ой, не те газеты ты читаешь, сестренка! И боюсь, как бы ты сама не оказалась героиней подобных публикаций! Похоже, твое общением с тем студентом, кошку ему в пятки, на пользу тебе не пошло!
Родин поспешил прекратить семейные драмы, чувствуя что у него странно заторопилось сердце при упоминании о неизвестном студенте.
Они сидели в небольшой кофейне при гостинице, у огромного окна, раскинувшегося во всю стену на парижский манер, и размышляли об информации, полученной от пана Эмиля Синявского, очень просившего никому не упоминать ни его имени, ни звания.
Итак, Северин Шароевский – потомок древнейшего рыцарского рода, чьи предки служили еще при князе Болеславе Забытом. Юный шляхтич, ставший прообразом главного героя модного романа мадам Войнич, учился в колледже иезуитов, когда вдруг узнал, что его любимый духовник помогает жандармерии в борьбе против патриотов Польши. Именно отец Людвиг стал причиной разгрома интернациональной социально-революционной партии «Пролетариат» в 1886 году, когда многие были казнены или брошены в тюрьму.
Шароевский бросил колледж и все свои средства начал тратить на борьбу с церковью и государством. Он финансировал все террористические и революционные организации в Европе, но боролся больше с Богом. Он стал совершенным мистиком и основал запрещенную Церковь Люцифера, видя в себе одного из верных слуг Антихриста, который уже пришел на землю и скоро явит себя в последнем бое – Армагеддоне. Он постоянно в связях с различными темными личностями, мистиками, Блаватской, расстригами, медиумами, анархистами, шаманами, торговцами опиумом и кокаином.
Впрочем, как добавил пан Синявский, все эти данные мало подтверждены и могут ввести в заблуждение даже профессионалов политического сыска, ибо являются больше результатами досужих сплетен, а не фактов.
На небольшом круглом столике дымились ароматным паром изящные чашечки английского фарфора. Максим, откинувшись на витую спинку венского стула, обжигаясь, отхлебнул изрядную порцию горячего кофе. После чего, шепотом чертыхаясь, поставил чашку обратно на блюдце и принялся сосредоточенно отвинчивать крышку фляжки. Влив до самых краев своего любимого темного рома, резко пахну´вшего на всю кофейню, наконец сделал глоток и блаженно закатил глаза. Юленька насмешливо фыркнула:
– Дорогой братец, вероятно, ты запамятовал, что мы зашли сюда выпить кофею.
Максим широко распахнул очи и воззрился на юную блюстительницу нравов с притворным недоумением.
– Однако ж я и попиваю кофеек! С благородным напитком мореходов всех стран и времен – черным ямайским ромом.
Юленька сморщила носик и сделала вид, что принюхивается.
– Вот ром-то ты и пьешь! С малю-юсенькой толикой кофе.
Максим отвернулся к окну и произнес в пространство вечерней Варшавы:
– И все же я не вижу причин, которые могли бы мне помешать смешивать напитки в любимой мною пропорции…
Родин подмигнул Юленьке, и та, ободренная поддержкой, усилила нажим, обнаружив в своем звонком голосе стальные нотки:
– За исключением одного пустяшного обстоятельства. Нам жизненно необходимо придумать, как выйти на этого загадочного Шароевского! И наши две головы, разумеется, хороши, но три – так ще краше, как говорят поляки. Улавливаешь намек, а? Твой ум нам нужен свежим, трезвым, незамутненным!
Максим потешно надул губы, явно обидевшись. Он укоризненно посмотрел на товарищей и важно произнес:
– Тем не менее сознание мое прозрачно, как ключевая вода. Вы недооцениваете подлинную морскую закалку. В доказательство я готов представить вам мой план действий!
– Нуте-с, прошу! – заинтересованно сверкнул глазами Родин.
– А нечего тут плести концы в линь верстой длины! – браво шарахнул кулаком по столику Максим. – Надо еще разок наведаться в тот кабачок к матросикам, да и выведать у них пристрастно – где этот пират ошвартовался!
Родин, не скрывая досады, отодвинулся.
– Казалось бы, разные люди – кавалеристы и моряки, а все норовят решить наскоком! Были мы уже в том кабачке, и ясное дело, что выведать там ничего не удастся, хорошо, ноги унесли! Да и Шароевский явно не их круга господин!
Юленька, увлеченно расправлявшаяся с изящным кремовым пирожным, пропела, не отвлекаясь от своего занятия:
– Друзья мои, всему живому нужна еда! А богоборцам нужно что-то особенное! Наживка, аппетитная и заметная издалека!
Родин даже привстал от пронзившего его озарения.
– Именно, Юленька! Ай да светлая голова! Ну, предложим нашему ясновельможному гурману кое-что интересное!
И только Максим недоуменно вертел головой, переводя поочередно взгляд то на сестрицу, то на компаньона. Однако общее возбуждение передалось и ему. Он отставил в сторонку чашку, в которой плескался уже чистый ром, и заговорщицки сел на краешек стула, склонившись к товарищам.
Родин несколько даже торжественно зашептал:
– Самое важное, что нам не придется играть незнакомые роли. Особенности биографии моей и вашей, Максим, послужат нам на пользу. Вы же видели индийских браминов, йогов, дервишей, факиров и прочих волшебников?
