Кэролайн Роу - Утешение для изгнанника
— Я должен поговорить с кем-то о нем, — ответил Юсуф. — Я не знаю, что делать.
Едва Юсуф вытер пальцы, как Абдулла снова повел его в кабинет секретаря.
— Я нашел для тебя учителя, — сказал Ибн аль-Хатиб. — Это один из самых многообещающих молодых людей, работающих под моим руководством, а так же один из самых приятных. Возможно, твое мастерство возрастет так, что он не сможет помогать тебе. Если будет так, меня это удивит. Но тогда мы обдумаем эту проблему снова.
Секретарь кивнул Абдулле, тот выбежал из комнаты и вернулся, ведя за собой знакомого человека.
— Наср! — сказал Юсуф. — А я-то думал, куда ты пропал. Ты отведешь меня к моему учителю?
— Это будет трудно, господин, — спокойно ответил Наср.
— Наср твой учитель, — сказал аль-Хатиб. — Мало кто говорит по-арабски более правильно, с большей изысканностью и блеском, чем Наср ибн Умар. И хотя он не имам, но определенно разбирается в делах веры лучше, чем ты, и не будет поражен твоим невежеством. Теперь вы должны найти себе тихий уголок в приятном дворе для первого урока, потому что, насколько я понимаю, попозже у вас будут скачки.
— Скачки? — переспросил Юсуф.
— Предоставлю объяснение Насру, — сказал аль-Хатиб.
Наср повел их из дворцового комплекса, мимо примыкающих к нему расположенных радом домов, вверх по склону в просторный сад.
— Здесь нам будет спокойно, никто не помешает, — сказал Наср. — Нужно только… — С задумчивым видом повернулся к Абдулле. — Ты можешь принести нам чего-нибудь пожевать и кувшин холодного питья, так ведь?
— Нет, — господин, — твердо ответил Абдулла. — Я должен оставаться с вами до конца урока, потом позаботиться, чтобы у господина Юсуфа была одежда для верховой езды.
Демонстрируя свою решимость, он сел, скрестив ноги, на каменные плиты и стал чертить рисунки на скопившихся поверх них пыли и песке.
— Когда он становится таким, тут уж ничего не поделаешь, — сказал Наср. — Придется страдать. Но, может быть, он соблаговолит принести нам два прутика, и мы последуем его примеру, только будем чертить в пыли буквы.
— Что мы должны делать?
— Будем разговаривать. А если услышишь незнакомое слово или не сможешь что-то сказать, мы это запишем.
— Когда тебя избрали мне в учителя? — спросил Юсуф, решив начать с того, что может сказать.
— Как только мы узнали о твоем возвращении. Его Величество посоветовался с аль-Хатибом, он был близким другом твоего отца и знал кое-что о том, каким ты был раньше, и аль-Хатиб предположил, что твоей основной трудностью, скорее всего, будет язык.
— Разве мое образование было поручено не визирю?
— При дворе много фракций. — Увидев выражение лица Юсуфа, записал это слово в пыли. — Групп, которые соперничают за благосклонность и являются сторонниками кого-то из могущественных придворных.
— Они есть при каждом дворе, — уверенно сказал Юсуф. — Я понимаю.
— Его Величество отдал это в руки аль-Хатиба, потому что он очень образованный и хорошо знал твоего отца. Они решили, что если ты будешь говорить, как один из нас по прошествии семи лет — тех лет, когда тебе нужно было учиться, — значит, ты самозванец и шпион. Он с большим облегчением обнаружил, как примитивна и своеобразна твоя речь. Иначе не принял бы тебя так тепло.
— Как он мог это узнать до того, как я пришел туда?
— Я сказал ему, — ответил Наср. — Обратил внимание, как медленно слуги вели тебя во дворец? Я был уже избран тебе в учителя, потому что мое скромное мастерство в речи и письме много хвалили, а также потому, что я твой родственник и смутно помню тебя ребенком.
— И должен жениться на моей сестре.
— Если будет угодно Богу, — сказал Наср. — Она такая же красивая, как ты помнишь ее?
— Еще красивее, — ответил Юсуф. — И очень любезная, умная. Наср, ты должен обращаться с ней хорошо.
— Как может быть иначе? А теперь говори как можно больше, и я стану исправлять твои ошибки. Расскажи, как ты избежал убийства и нашел путь ко двору арагонского короля.
— На объяснение этого потребуются дни и дни, — сказал Юсуф. — Это долгая, сложная история.
— Я люблю долгие, сложные истории. Буду слушать, как монарх, которого развлекает любимый рассказчик.
— Мы с отцом ехали отсюда по многим длинным дорогам, через горы и холмы, по большой, пыльной пустыне, пока не добрались до Валенсии.
— Только он и ты?
— Нет, — ответил Юсуф. — Это было бы невозможно. Были и другие, солдаты, стражники, люди, с которыми разговаривал отец. Это заняло долгое время, но сколько дней, сказать не могу. Помню какие-то ландшафты в разных местах. Помню свою лошадь, свой маленький меч — я очень ими гордился, В Валенсии мы жили в большом дворце. Внутри он был синим — все было синее. Он был полон людей, речи которых я не мог понять, но всегда находился с отцом.
— Твой отец говорил на языке христиан?
— Не знаю, — ответил Юсуф. — Я не понимал ничего происходившего, поэтому не слушал, если он не обращался ко мне.
— Конечно, — сказал Наср.
— Потом однажды — день был очень ясным, солнечным, жарким — поднялся шум, люди бегали, кричали, двери хлопали. Мы с отцом были в очень большой синей комнате, вошли несколько человек. Отец обратился к одному из них, очень спокойно, и помню, я перестал бояться. Потом вошли еще люди. Они что-то закричали, и человек, который разговаривал с отцом, указал на него. Я это сейчас вспоминаю. Отец оттолкнул меня назад и велел бежать, отнести письмо королю. Должно быть, он мне говорил об этом письме, потому что я знал, где оно. Эти люди напали на отца, и тут я убежал. Взял письмо и убежал. — Юсуфа била дрожь. — Я был в крови, но и многие люди тоже.
— И сражение прекратилось?
— Нет, но я держался в стороне от сражавшихся групп. Я спрашивал всех встречных, где король, наконец кто-то понял меня, указал на другую улицу и сказал, что король уехал по ней к дороге на восток. Тогда я ушел из города и побрел пешком. Какой-то человек заговорил со мной на нашем языке и потом взял меня в слуги. Я долгое время оставался с ним, потому что он шел на восток, но потом он решил идти в глубь страны, и я ушел от него. Я не знал языка этой страны, но знал, что таких, как я мальчиков, могут продать в рабство.
— Ты уверен, что отец разговаривал с человеком, которого знал?
— Да, уверен. Почувствовал себя в безопасности, когда те люди вошли в комнату, потому что знал их.
— Ты их знал?
— Разве я не говорил? Я знал их, знал, что они нам помогут, но они не смогли, потому что вошли другие люди.
— Нужно будет продолжить этот разговор завтра, — сказал Наср. — А теперь давай поговорим о скачках.
— Почему мы устраиваем скачки? — спросил Юсуф.
— Потому что наш родственник капитан утверждает, что все было организовано вчера за час до захода солнца и что честь требует, чтобы мы состязались в верховой езде. Он сказал всем, что все организовал задолго до того, как сообщил об этом мне. Поэтому мы будем скакать часть пути мимо дворца, а все будут наблюдать за нами с башен и стен, потом до Хенералифе и обратно. Я недоволен. Мы вчера много проехали, и моя лошадь, скорее всего, захромает, если буду сегодня скакать на ней.
— Но мы не соглашались устраивать скачки, — сказал Юсуф. — О них было сказано в шут…
— Кто первым заговорил о скачках?
— Капитан. Сказал, что если мы хотим скакать, как сумасшедшие, то можно устроить это перед городом, там, где упражняются войска, но не на переполненной дороге, сквозь группу видных придворных, пугая их лошадей.
— Мне тоже так помнится. Но, боюсь, отказываться поздно. Все приготовления сделаны.
— На какой лошади мне скакать?
— Конь моего брата все еще в твоем распоряжении, хотя, уверен, можно найти свежую лошадь.
— Но у тебя свежей не будет, поэтому давай скакать на вчерашних. Если придерживать их, они не получат повреждений.
— Сможешь это сделать? — спросил Наср. — Насколько ты умелый наездник?
— Достаточно умелый.
— Абдулла нашел тебе одежду для верховой езды в дополнение к той, что на тебе, — тактично сказал Наср. — Она у тебя в комнате. Перед скачками я зайду за тобой.
Вернувшись в комнату, которую отвел ему визирь, Юсуф с удовольствием растянулся на удобной кровати. Приятный двор, где они занимались, был восхитительным; Наср был таким приятным собеседником, какого только можно желать, и он понял его гораздо лучше, чем накануне; но физические нагрузки были утомительными. Он тут же погрузился в легкий сон, наполненный странными сновидениями.
Когда проснулся, безупречная погода, которой они наслаждались весь день, начала меняться. Утренний легкий ветерок набирал силу и превращался в ветер; легкие облачка сменились густыми серыми и сизыми тучами. Юсуф высунулся в окно. В воздухе ощущалось какое-то беспокойство. Он увидел, что люди надевают плащи; что матери загоняют детей в дома. Где-то вдали сверкнула молния, и вскоре раскат грома поведал о далекой грозе.
