Дмитрий Леонтьев - Собор под звездами
— А я тебе скажу — почему! — яростно накручивал свою бороду на кулак Василий Иванович. — Я вот только из Сибири вернулся… Не узнать! Вообще не узнать! Раньше люди жили в ладу с природой, спокойные были, доброжелательные, миролюбивые… Леса вырубаются, дороги разрушены, люди разъезжаются, а оставшиеся… В общем, Москве лучше не знать… Свои живут как нищие, а государство все деньги каким-то «братским странам» переводит, земли раздает, да миллиардные долги прощает… Ты видел, что твориться с Псковской областью, Ивановской, прочими, «малоинтересными» правительству? И люди от безысходности, с перепугу от неуверенности в завтрашнем дне, начинают сходить с ума… Кто себя губит, спиваясь, кто винит в бедах соседа, готовый на него с кулаками напасть… Вот ты-то должен помнить эту историю, отец Сергий… Когда на Руси правил князь Андрей Боголюбский, Русь развивалась такими темпами, каких не было ни до ни после, потому что это развитие было прежде всего — духовным, а уж потом — территориальным, экономическим, военным… Отстраивались шедевры зодчества, поражающие по сей день… Говорят резиденция князя вообще была одним из красивейших городов мира… Боголюбский ввел на Руси праздник Покрова, «прививал» православным рыцарское отношение к Божей Матери…Развивались города, ремесла… Сильнейшие королевства Европы дружили как никогда: Англия и Франция поддерживали с Россией теснейшие отношения, а Фридрих Барбаросса и вовсе называл Боголюбского «братом». Они должны были заключить пакт, являющийся прообразом нынешних ООН и НАТО. Барбаросса вел тогда войну с Папой Римским и Боголюбский должен был приди с войсками к нему на помощь… Вся Европа была бы православная, но… Богословского убили как-то уж очень вовремя для католиков, и объединение не состоялось. Это была бы непобедимая коалиция, способная изменить мир… А через несколько лет на Русь нахлынули татары… Но самое страшное в другом… Когда князя убили и привычный, казавшийся нерушимым мир изменился в одночасье, а завтрашний день стал пугать… Люди словно сошли с ума. Летописи говорят, что сосед резал соседа и брат отнимал хлеб у брата… Грабежи, насилие, убийства… Через несколько дней на улицы вышли с иконами священники и стали молча ходить по дворам, заглядывая людям в глаза… Только тогда все стало стихать… То же было и в «перестройку» … Помнишь? Банды, насилие, рэкет, пытки, убийства, коррупция… Люди, сходили с ума, словно животные пытаясь отнять у слабого кусок пожирнее и спрятать в свою нору, что бы обеспечить «завтрашний день» …
— Инстинкты, — лицо протодиакона скривилось, словно от зубной боли. — Страх превращает человека в животное, если у него нет стержня… А «стержень» этот может быть только духовностью. Нельзя быть «христианином» в благополучные дни и «выживающем животным» в дни беды… Эх, люди, люди… Всегда ищут виновного на стороне, пытаются выжить за чужой счёт… Как потом будут жить с этим? А ведь вчера еще были людьми… Но есть звери и хуже, Василий Иванович… Расчетливые, циничные. Они тоже забивают свои закрома «на завтрашний день» за чужой счет, но делают это масштабнее, глобальнее…
— Да с этими-то бесами как раз все ясно, — отмахнулся столяр. — Этих во все века и времена хватало… Меня обычные люди пугают… Они-то как поддаются?
— Если Бог хочет наказать человека — лишает его разума, — сказал протодиакон.
— И совести, — добавил столяр. — Ну как так можно: у тебя дела плохи, а ты за чужой счет их поправляешь… И у всех веские причины… Как будто это — оправдание…
Онисин стоял, закусив губу. Этот эмоциональный диалог о происходящих на постсоветском пространстве бедах он принимал на свой счет. У него ведь тоже была беда… и он тоже собирался восполнить ее за чужой счет… И причины у него были для этого весомые, но… предательство есть предательство…
— Самим нужно становиться лучше, а не внешних виновников искать, — басил протодиакон. — «Спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся». Одни во время кораблекрушения свои спасательные жилеты детям отдают, а другие, ради спасения своей задницы, женщин из лодок выпихивают… А ведь раньше, во время беды мы объединялись: русские, украинцы, грузины… Что с нами? Обидно, аж сердце рвется…. «Эпоха перемен» … Олигархи, предатели, политики… Запад нас ненавидит именно за православие, учащее придерживаться твердых принципов и оставаться верными Законам Бога. Они требуют(!) что б мы приняли диктатуру толерантности, при которой права «сексуальных меньшинств» защищены лучше прав большинства, и называют это «позитивной дискриминацией». А мы говорим: «Хватит кадить толерантности! Аллилуйя верности Богу!» И их корежит от этого…Они подменяют своими законами Законы небесные, а ведь это и называли древние «антихристом» = подменяющим Христа… «Антихрист» это вообще не личность, это, скорее, должность и мировоззрение… Материальное преобладает над духовным многократно! А ведь еще Льюис напоминал: «Ты не человек, у которого есть душа», ты — «душа у которой есть тело»! Но все это временно! Бывали времена и хуже — 1812, Смутное время, революция, Гитлер… Чем темнее ночь — тем ближе рассвет…
— Уверен? — горько спросил Василий Иванович.
— Нет, — честно ответил отец Сергий. — Просто это — единственная надежда. Что б все это прекратить, люди должны понять, что духовное важнее материального… и тогда у них будет и материальное… Ну как можно променять душу на богатства?! Не в тот дом и не те богатства тащат…Все материальное рано или поздно исчезнет, измениться, преобразуется, а это все, — он обвел рукой вокруг себя, показывая на собор. — Останется во веки веков… Хотя и «веков» тоже не будет… Как не будет времени. А вот настоящий Дом, Дом, где тебя любят и ждут — останется… И душа останется… Как можно этого не понимать?!
Махнул рукой, и, не дожидаясь ответа, укатил на своем «байке», расстроенный. Следом ушел и Василий Иванович. Онисин запер двери и вернулся в храм.
Мощные стены отрезали уличный шум. Сергей с тоской огляделся. С икон на него смотрели те, кто не предавал. Те, кто сделал выбор между материальным и духовным. Те, кто обрели уже свой Дом и говорили на одном языке, не ведающем разногласий и брани…Дом, так не похожий на этот мир…
В кармане завибрировал телефон.
— Слушаю.
— Открывай, — сказал Гурин. — Я у черного входа.
Он был весел и деловит. Продемонстрировав Сергею большую и тяжелую сумку, пояснил:
— Для тебя старался… Вот ты, наверное, думаешь: Димка- гад, угрожает, заставляет… А я тебя, дурака, из болота вытаскиваю. Вот сейчас вскроем тайник, золотишко, или что там есть, аккуратненько изымем, дырку тщательно заделаем и никто никогда ничего не узнает. Я цемент принес, инструменты, белила — даже следа не останется. И будешь ты работать здесь, как раньше, только жить в собственной квартире и с пропиской, как полноценный человек, а не как гастарбайтер азиатский… Семью заведешь… Ну, показывай, куда идти…
Они поднялись на второй этаж и прошли по «балкону» до пределов Марии Магдалины.
— Где?
— Вот здесь, — показал Онисин. — Только делай все это сам…
Гурин с усмешкой посмотрел на него:
— Понимаю… Партизанов немцам сдал, а на спусковой крючок нажимать брезгуешь… Логично… Серега, не устраивай комедию, хорошо? Потерпи полчаса и все кончиться. Ладно, стой, смотри, я все сам сделаю… И клад достану, и деньги принесу на блюдечке с голубой каёмочкой… Эх, не ценишь ты меня!.. Это не они, а я твой «ангел-хранитель» …
— Скорее уж змей-искуситель, — мрачно сказал Онисин.
— Да как угодно, — пожал плечами Гурин. — Ну-с, приступим…
Онисин отвернулся, морщась от звука ударов. И ненавидел себя еще больше: смелости не хватало даже просто смотреть на дело рук своих…
— Ага! — радостно сообщил Гурин. — Здесь какая-то ниша… Сейчас расширим… Есть! Серега, здесь что-то есть! Ну-ка…
Пачкаясь кирпичной крошкой, он осторожно, двумя руками извлек полуистлевший мешок, осторожно опустил на пол.
— Что-то маловат сверточек, — проворчал он, тщетно шаря рукой в отверстии. — И больше — ничего? Надеюсь, там хоть камешки?
Он развернул тряпки и изумленно-обиженно уставился на Онисина:
— Это что? Вот ради этого весь сыр-бор?
Сергей присел на корточки рядом с ним, разглядывая несколько орденов и крест.
— Даже крест не золотой, — раздраженно комментировал Гурин, вертя его в руках, — Да еще и поломанный, с дыркой какой-то… Вот еще один, медный… Что-то написано…
— «Не нам, не нам, но имени Твоему», — не читая, сказал Онисин. — Это наградной крест 1812 года… А на втором дырка — от пули… Это награды священников полка, полученные ими в походах… Скорее всего — часть полкового музея. То, что успели спрятать от большевиков…
— А не могли они что-то поценнее спрятать?! — раздраженно спросил Гурин. — Что за бред?! Разве это — клад? Здесь ошибка какая-то… Там же четко сказано: «Сокровищем храма тебя одарит»! Это что — сокровища?!
