Дороти Иден - Темные воды
— Я же говорил вам, что темнота небезопасна, — пробормотал Джордж, однако страсть уже ушла из его голоса. И неизбежно злость Фанни тоже умерла. Она знала, каким увидела бы его, если бы могла рассмотреть — робким, ошеломленным, неповоротливым, пытающимся понять своим угнетенным умом проявившуюся в нем ярость.
Он небезопасен, беспокойно подумала Фанни. И все же неизбежная жалость наполняла ее. Это не его вина, что он стал таким. Как-то нужно набраться терпения, пока его состояние не улучшится.
— Простите, если я причинил вам боль, Фанни. Правда, Фанни, я не хотел сделать вам больно.
— Я говорю вам, Джордж, если вы когда-нибудь сделаете это снова, я думаю, что могла бы почти убить вас.
— Но вы бы не стали, не так ли, Фанни. Вы убиваете только врагов, не друзей. Так что оставайтесь моим другом, Фанни, и вы будете в безопасности.
Оказавшись в своей комнате, Фанни увидела китайскую куклу Нолли, лежащую вниз лицом на ее кровати. Она остолбенело уставилась на нее. Неужели она сама в рассеянности положила ее сюда? Или Нолли в забывчивости обронила ее? Во всяком случае она была здесь, причина всех неприятностей.
Это была очень маленькая и невинная игрушка, но она послужила причиной смерти старой китаянки.
9
Мальчишка садовника нашел ее утром. Она лежала в пруду среди водяных лилий на глубине едва ли восемнадцати дюймов. Ее сильно ударили по голове. Утонула ли она, или умерла от этих жестоких ударов, сказать было невозможно.
Но было ясно, что смерть ее не была несчастным случаем. Казалось, не было сомнений в том, что произошло. В поисках куклы Нолли она наткнулась на бежавшего заключенного. Он, по свидетельству сэра Джайлса Моуэтта, был отчаянным и опасным человеком. Он не мог рисковать, ведь могла подняться тревога, и жестоко напал на обнаружившего его невинного человека. Более сильный человек мог бы перенести его удары, но Чинг Мей была маленькой пожилой женщиной с хрупкими костями. У нее не было никаких шансов выжить.
Все это было очень печально, и поиски беглеца продолжались с удвоенной интенсивностью. Все эти приходы и уходы, верховые и пешие, держали Нолли и Маркуса у окон. Они были полны интереса, и, казалось, даже поверили придуманной Фанни истории, что Чинг Мей внезапно так затосковала по дому, что не смогла остаться с ними. Она тихонько выбралась из дома прошлой ночью, чтобы сесть на поезд в Лондон и потом на клипер, идущий в Китай.
— Она напишет нам? — спросила Нолли. — Она умеет. Я научила ее, как надо писать письма.
— Тогда она, возможно, напишет, но попозже.
— Это значит, через годы и годы, — бесстрастно сказала Нолли, прижав свой нос к стеклу. — О, Маркус, посмотри на эту собаку с белым хвостом. Это будет моя. А ты можешь взять себе черную.
— Нет, я хочу ту, которая с белым хвостом.
— Ты глупый малыш, хочешь ее только потому, что она моя. Ты можешь взять черную.
— Я хочу белую!
— Тогда очень хорошо, ты можешь взять белую, а у нее огромные большие зубы, и она перекусит тебя пополам!
— Нолли! — воскликнула Фанни, когда Маркус взорвался неизбежными громкими рыданиями. — Это было очень нехорошо с твоей стороны. Скажи Маркусу, что ты просишь прощения.
— Почему я должна просить у него прощения? Он всегда хочет мои вещи. Папа всегда говорит, что ему придется быть поосторожнее или у него уже никогда не будет своего ума.
Было достаточно легко понять, что причиной задиристого настроения Нолли были взвинченные нервы, но это не делало задачу восстановления мира сколько-нибудь более простой. Этот ребенок многое бесхитростно интуитивно чувствовал. Насколько о многом она догадывается, или знает? Ее следующий вопрос заморозил всю кровь Фанни.
— Кузина Фанни, почему Чинг Мей не взяла свои сандалии?
— Я думаю, что она взяла.
— Она не взяла. По крайней мере, лучшие сандалии. Они в гардеробе, завернуты в шелковую бумагу. Она хранила их для праздничных дней и дальних путешествий. Поэтому я знаю, что она ушла не в далекое путешествие.
Фанни подумала об одиноком путешествии Чинг Мей, и все, что она смогла сделать, это ответить тихо:
— Тогда, возможно, она однажды вернется. А до этого никто из вас не должен беспокоиться, так как я о вас позабочусь.
Она думала, что этот ужасный день никогда не кончится. Туман обернулся дождем, и это уничтожило все следы, которые мог оставить беглец.
Если он был здесь… Фанни старалась изо всех сил изгнать из своего сознания эпизод встречи с Джорджем прошлой ночью в темном саду. Была ли она первой беззащитной женщиной, на которую он кинулся со своей одержимостью идеей иностранных врагов?
Нет, конечно, то, что говорили дядя Эдгар, полиция и сэр Джайлс Моуэтт, было правдой. Заключенный был отчаянным человеком. В своем предыдущем побеге из Уондсворта он связал домохозяйку в ее собственной кухне, заткнул ей рот кляпом и украл хлеб и половину бараньей ноги. Очень возможно, по одиноким жилищам среди пустошей прокатится целая волна насилия, и так будет до тех пор, пока его снова не поймают.
Приходилось верить, что именно преступник был причиной гибели Чинг Мей.
Фанни еще сильнее почувствовала это после того, как нашла Джорджа в биллиардной, в одном из его тихих и уравновешенных настроений.
— Привет, Фанни. Вы пришли, чтобы сыграть со мной?
— Нет, у меня нет времени. Я должна быть с детьми.
— Разве слуги не могут заменить вас? Как насчет этой китаян… о, с ней случился несчастный случай, не так ли? На мгновение я забыл.
Действительно ли слуги настолько не имели для него значения как человеческие существа, или в его сознание не проникло то, что Чинг Мей мертва? Наблюдая, как он умело расставляет шары, с полностью сосредоточенным симпатичным лицом, Фанни была искренне ошеломлена.
— Джордж, вы ведь помните, что были в саду прошлой ночью?
— Когда я наткнулся на вас? Простите, если я напугал вас. Я просто шутил.
— Шутили!
— О боже, Фанни, вы же всерьез не думаете, что я мог бы убить женщину, не правда ли? Я подумал, что вы беглый преступник, пока не дотронулся до вас руками. Тогда понял, что вы женщина — юбки и все такое.
— Джордж! — выдохнула Фании. — Чинг Мей носила брюки.
— Какое это имеет отношение к данному случаю? Бросьте, Фанни, вы же не думаете, что я брожу по округе в поисках азиатов!
Ужас в его голосе звучал убедительно. Он выглядел настолько оскорбленным, что Фании нашла ситуацию почти комической. Она сжала губы. Она обнаружила, что ее тянет смеяться, легкомысленно, беззаботно, над чем угодно. Смех показался очень далеким.
— Нет, вы приберегаете свою благосклонность для английских женщин, — резко сказала она. — А я не приму ее, Джордж. Я сказала вам это вчера ночью.
Джордж выглядел сконфуженным.
— Простите, — пробормотал он. — Потерял голову. Думаю, что такой возможности больше не должно представиться. Если же да — то не могу обещать…
В этот момент было невозможно представить Джорджа в роли убийцы, он был просто влюбленным и беспокойным. Но его настроения менялись, и он, возможно, очень кстати, не способен был помнить ни хорошего ни дурного. Иногда он по-прежнему преследовал русских. Задавать ему вопросы было совершенно бесполезно.
Для Амелии этот день был невыносимым. Ей пришлось провести большую его часть в одиночестве, так как мама была с папой, они разговаривали сперва с доктором Бейтсом, а потом со спешно вызванными полицейскими. Встреч с бабушкой в подобной ситуации лучше было избегать. Она обязательно начала бы разговор о приметах и дурных предзнаменованиях и, вероятно, об этой зловещей птице в дымоходе. А Фанни не разрешила бы Амелии прийти в детскую, потому что она глупо плакала (не об этой странной китаянке, но от потрясения, депрессии и от странного напряженного состояния ожидания), и глаза ее до сих пор были красными.
— Я бы не хотела расстраивать детей, — сказала Фанни. — Они думают, что няня уехала обратно в Китай, но они достаточно быстро обо всем догадываются. А почему вы плачете?
Амелия шмыгнула носом и вытерла свои глаза.
— Фанни, вы начинаете слишком много тут распоряжаться. Мама тоже так говорит. И почему вы должны проводить весь день с детьми? Мне тоже нужна компания.
— Но, Амелия, они такие маленькие!
Амелия надулась.
— Значит, они не понимают этого ужаса. А я понимаю. Я не могу выносить одиночество. Я все время думаю…
— Думаете о чем? — с любопытством спросила Фанни, видя уклончивые напуганные глаза Амелии.
— О том, что этот ужасный человек мог бы ворваться в дом. Вы знаете — вдруг откинется штора, и он окажется там.
— О, Амелия, дорогая! Люди, за которыми охотятся, как за ним, не входят в дома. Они скрываются на пустошах, в пещерах, под живыми изгородями. И вообще он, должно быть, уже далеко. Так говорит сэр Джайлс.
— Интересно, где именно, — со страхом сказала Амелия.
Этот ужасный день, конечно, все же кончился. Даже обед уже прошел. Лишь после этого Амелия и леди Арабелла остались внизу. Леди Арабелла уснула у огня, а Амелия, будучи не в состоянии подумать о своей пустой спальне, сидела у пианино, наигрывала мелодии, напевала, но все это несколько нерешительно. Чтобы немного подбодрить себя, она надела свое лучшее голубое шелковое платье и повязала голубые ленты в волосы. Она ожидала, что мама пожурит ее за это, однако никто, и даже папа, не сделал никаких замечаний, и, казалось, даже не заметил ее. Это был кошмарный день, и слава небесам, что он уже почти кончился.
