Джон Карр - Ньюгейтская невеста
– Доброй ночи, Джемми, – в третий раз сказал Даруэнт.
– Никогда не общаться с леди, не бывать в сельских домах. Не слышать, как герцог Аргайл спрашивает: «Как поживаете, Джемми?» – и как леди Джерси говорит при встрече: «Рада вас видеть!» Нет, черт возьми! Лучше умереть!
– Бедняга. – Даруэнт протянул ему треуголку. – Я знаю, что вы не в силах этому помешать. Доброй ночи.
Джемми взял шляпу и вышел. Даруэнт закрыл за ним дверь и задумчиво уставился в пол, согнув указательный палец правой руки, словно держа его на спусковом крючке пистолета. Заметив скомканный и грязный клочок газеты, выпавший из-под сюртука Джемми, он подобрал его. Это был обрывок сегодняшней «Тайме» с датой и фрагментом статьи, который он не удосужился прочитать. Ощущение чьего-то присутствия, которое обостряли так сильно только две женщины, заставило его обернуться.
В дверях стояла Кэролайн, в голубом атласном платье с белой отделкой. На шее у нее сверкало сапфировое ожерелье под цвет глаз.
– Значит, сегодня вы условились о встрече с Джеком Бакстоуном, – заговорила она.
– Вы слышали разговор?
– Только часть.
Даруэнта охватило дурное предчувствие.
– Надеюсь, вы не станете жаловаться магистрату, чтобы предотвратить дуэль?
– Я бы отдала целое состояние, чтобы ее предотвратить, -не глядя на мужа, тихо отозвалась Кэролайн. – Но раз вы приняли решение, милорд, пусть будет так.
– Благодарю вас, Кэролайн. Мне не позволили навестить Долли, так что я лучше откланяюсь.
– Вы назвали меня по имени!
– Разве? Умоляю простить меня.
Кэролайн развернула серебристо-голубой веер, на сей раз не ради кокетства, а чтобы скрыть лицо.
– Вы не обедали, милорд. Останьтесь пообедать со мной. Правда, я наполовину обещала сопровождать Уилла Элванли в Итальянскую оперу, но, если хотите, я не пойду. – Ее голос дрогнул. – Если я произнесу хоть одно резкое слово, можете убить меня!
– Сделаю это, если вы скажете Долли хоть слово о нашем браке.
– Клянусь богом, я ничего ей не скажу. Оставайтесь пообедать.
– Прошу прощения, но я слишком мало знаком с ядами. К тому же я должен встать в половине четвертого утра. Доброй ночи.
Выходя из гостиной, услышал сдавленный возглас:
– Дик!
Но он не обратил внимания и зашагал вниз по лестнице.
С приходом сумерек и темноты в городе начиналась активная ночная жизнь. Фонари, свечи и газовые рожки один за другим зажигались под пьяные крики и шум.
Пообедав в столовой отеля «Стивене», Даруэнт написал письмо Джону Таунсенду[66], самому знаменитому из раннеров с Боу-стрит, и велел доставить его с посыльным в собственные руки. Он также написал подробный отчет о дневных и вечерних событиях, адресовав его Хьюберту Малберри, эсквайру, в дом 11а на Грейз-Инн-роуд.
На спектакле Итальянской оперы в «Хеймаркете» Кэролайн сидела в ложе лорда Элванли рядом с круглолицым пэром, слушая новую певицу мадам Вестрис в «Похищении Прозерпины»[67]. Кроме партера, зал представлял собой высокий полукруг частных лож. Лампы за сценой служили единственным источником света. Когда лорд Элванли попытался поцеловать Кэролайн в плечо, ему позволили это сделать, хотя еще недавно подобные вольности встречались в штыки. Кэролайн казалась сердитой, но не на него.
В своей квартире над конюшнями молодой Тиллотсон Луис плясал от радости. Наконец-то он получит щедрую ссуду от ростовщика Кинга, так как его отец умирает и его ожидает наследство.
Харриэтт Уилсон[68], светловолосая чаровница, содержавшая салон-бордель для джентльменов, которых обслуживали ужином в позолоченном зале, этим вечером принимала гостей. Джемми Флетчер заигрывал с ее сестрой, не забывая о цыпленке и шампанском.
Запершись в своем кабинете на Линкольнз-Инн-Филдс, Илайес Крокит при свете единственной свечи корпел над документами.
Долли Спенсер мирно спала в Янтарной комнате дома Кэролайн, ее светлые волосы разметались на подушке. С одной стороны кровати, украшенной орнаментом в стиле Людовика XV, сидела за шитьем миссис Огастес Роли, а с другой стороны ее бледнолицый муж читал «Гая Мэннеринга»[69]. Мистер Херфорд наблюдал за происходящим в углу, подпирая рукой подбородок.
В «Юнион армз», пивной Тома Крибба на Пэнтон-стрит, дородный чемпион Англии покуривал длинную глиняную трубку в уютной комнате, порой поглядывая на Хьюберта Малберри, сидящего в деревянной кабинке, попивая ром с корицей.
С тренировочного ринга в соседнем помещении доносились звуки ударов кулаками в легких боксерских перчатках.
В соседней с Малберри кабинке Джек Бакстоун зевал над газетой трехдневной давности. Вскоре к нему подошел коренастый мужчина с хриплым голосом, назвавшийся Красноносым, и сообщил, что принес джентльмену письмо.
В ночи слышались бой часов на колокольне и выкрики ночного сторожа. В своей спальне в «Стивенсе», при тусклом пламени свечи, Даруэнт, полностью одетый, сидел у окна, глядя на Бонд-стрит.
– Уимблдон-Коммон, недалеко от мельницы. Завтра в пять утра…
Месяц назад в это время его собирались повесить.
Глава 11
Пистолеты на рассвете
Кучер щелкнул кнутом, увидев впереди «туннель», смутно темнеющий в белом тумане. Две вороные лошади, запряженные в красную коляску, пустились галопом в сторону Уимблдон-Коммон.
Даруэнт, закутанный в черную накидку, упорно смотрел вперед.
– Время? – спросил он.
Джемми Флетчер, в такой же накидке, пошарил в жилетном кармане, достал золотые часы и дрожащей рукой открыл крышку.
– Без десяти пять, старина. – Он тщетно пытался унять дрожь в голосе.
– Вы опоздали.
– Ничего не мог поделать. Я как выжатый лимон. Эта чертова женщина… Ладно, обойдемся без имен.
Кнут снова щелкнул.
– Вы раб своих чувств, Джемми. Никогда не можете отказать себе в удовольствии.
Туман был абсолютно непроницаемым, и дорогу между живыми изгородями с трудом удавалось разглядеть. Холодная белая пелена проникала сквозь одежду, вызывая озноб, мешала дышать, приглушала стук копыт и дребезжание коляски.
– Вы чертовски хладнокровны, Дик, – с завистью произнес Джемми. – Неужели вы не боитесь?
– Конечно боюсь. Моя рубашка прилипла к спине от пота, несмотря на холод. Я должен прилагать усилия, чтобы говорить медленно. Но если мы применим наглядный способ проверки…
Даруэнт извлек правую руку из-под накидки, вытянул ее вперед и расставил пальцы. Рука и пальцы были неподвижны, как у статуи.
– Вот каким образом люди приобретают незаслуженную репутацию смельчаков, – сухо сказал Даруэнт.
Джемми судорожно глотнул.
– Дик, старина, дело в том, что…
– Бакстоун убьет меня? Всадит мне пулю в лоб?
– Я этого не говорил!
– Но это вполне возможно. – Даруэнт повернулся к Джемми, заставив себя улыбнуться. – Думаю, вы любите заключать пари. Не хотите сделать ставку на результат?
– Черт побери, Дик, я не могу этого сделать! – воскликнул шокированный Джемми. – Я ваш секундант. А кроме того…
– Кроме того, как вы сможете получить выигрыш с мертвеца?
– Ну, знаете…
– Не будьте таким щепетильным, Джемми. Что скажете о ставке в сотню фунтов? Потом можете взять их у меня из кармана.
Джемми вздохнул:
– Должен признаться, старина, сотня мне не помешает. На эти деньги я мог бы отправиться с Джеком во Францию, даже в Париж. Знаете, сколько достопримечательностей в Пале-Руаяль?[70]
Даруэнт снова посмотрел на него и склонился к кучеру:
– Патрик, не могли бы вы ехать быстрее? Если они уйдут с места дуэли до нашего прибытия…
– Все в порядке, – заверил его Джемми. – Я уже вижу эту чертову мельницу.
Туман начал понемногу рассеиваться, когда коляска поднялась на холм, снова спустилась в низину и свернула влево, на более узкую дорогу без изгородей по бокам.
Даруэнт понятия не имел, где они находятся. Знал только, что это сельская местность в районе Саррея.
– Остановитесь! – приказал он.
Ярдах в двадцати впереди виднелась черная закрытая карета, возле которой стояли трое джентльменов в накидках. Один из них, сэр Джон Бакстоун, сидел на пне поодаль от остальных, зевая и покуривая сигару.
Туман, хотя и приподнялся, все еще висел клочьями среди деревьев, не давая толком разглядеть перспективу.
Красная коляска со скрипом затормозила. Даруэнт и Джемми спрыгнули на землю. Тишина вокруг казалась нереальной. Угрюмое серое небо грозило дождем. На его фоне темнели неподвижные крылья ветряной мельницы.
Один из двух джентльменов, сопровождающих Бакстоуна, был в черной шляпе и с черным саквояжем. Другой носил белый кивер с алым султаном и держал в руках плоскую коробку из розового дерева.
Кучер Патрик склонился со своего сиденья, превратившись из неодушевленного предмета в плотного мужчину с родинкой на щеке.
