Бернард НАЙТ - Чаша с ядом
Джон заметил, что Мабель обратила взгляд своих голубых глаз на мужа, но ничего не сказала.
– Так она не поднималась наверх, чтобы поприветствовать вашу супругу? – с нажимом спросил он.
Теперь наступила очередь Фитцосберна посмотреть на свою жену, и он сделал мгновенную паузу, прежде чем складно ответить.
– До вчерашнего дня Мабель находилась в нашем доме в Доулише. Она предпочитает морской воздух этой довольно маленькой светелке над мастерской, в которой иногда становится чересчур дымно, когда горн работает на полную мощность.
– Итак, вы были один?
– Да, если не считать этой деревенщины внизу. Они хорошие подмастерья, но вряд ли годятся составить компанию.
Джон одним глотком осушил половину своего стакана.
– Я должен задать этот вопрос, потому что по городу ходят всякие слухи. Эти двое мужчин, Альфред и Гарт, имеют хорошую репутацию?
На полном лице серебряных дел мастера внезапно отразилось понимание, которое Джон немедленно распознал как фальшивое.
– Так их подозревают в этом злодействе? Ну, как я уже говорил, они хорошие работники, но вот за их характер я не поручусь. Когда они уходят в семь часов из этой мастерской, то просто перестают для меня существовать. Я никак не могу знать – и меня, это не заботит, – чем они занимаются в свободное время.
«Другими словами, ты, негодяй, бросаешь их на съедение волкам», – с горечью подумал Джон. Он бы горой стоял за своих людей, Гвина и даже сомнительного Томаса, при любых обстоятельствах.
– Нет ли у вас причин думать, что они могли бы вынашивать злые помыслы против этой девушки Риффорд?
Годфри плотоядно оскалился, но потом спохватился, поймав на себе внимательный взгляд ярко-голубых глаз Мабель. Он кашлянул.
– Должен заметить, она чрезвычайно красивая молодая женщина. Думаю, что в своем воображении многие мужчины в этом городе имеют подобные помыслы. Вряд ли Альберта и Гарта можно считать исключением.
– Но видели ли вы, чтобы они сделали или сказали бы что-либо предосудительное?
– Нет, Джон, не видел. Но я не смотрю на своих слуг, для меня главное – мои клиенты, особенно если это дочь одного из городских старшин.
После нескольких минут бесплодной беседы коронер залпом допил остатки вина и поднялся, чтобы уходить. Фитцосберн упрашивал его остаться и выпить еще, но Джон чувствовал, что тот будет рад его уходу. Мабель больше не произнесла ни слова, но у него было ощущение, что ей много чего найдется сказать своему супругу, после того как за коронером закроется дверь.
Он вышел из дома и, обогнув угол Мартин-лейн, ступил на главную улицу, направляясь мимо дома Риффордов на другой стороне к замку и Восточным воротам. Колокола на многочисленных церквях звонили, призывая прихожан на семичасовую службу, вторя басовому гулу кафедрального собора. С юга снова подул пронизывающий ветер, и на темных улицах почти не осталось прохожих.
Де Вулф подошел к дому на углу и постучал. Дверь открыла старая тетка Бернис и, возбужденно суетясь вокруг него, впустила коронера внутрь. Возле очага, широко расставив ноги, словно охраняя зал, стоял Генри Риффорд. Потом Джон заметил ножки и юбки Кристины, которая сидела в большом кресле. Шагая по покрытому тростником полу, он с удивлением обнаружил сухопарую фигуру сестры Мадж, сидящей на скамье напротив девушки.
Кристина выглядела бледной, но собранной, и вежливо приветствовала его, однако в глазах ее сквозила настороженность, с которой, как он подозревал, она еще долго будет относиться к любому мужчине.
Они обменялись обычными любезностями, которые звучали несколько натянуто, и, хотя коронер и получил приглашение присесть, он все-таки остался стоять,
– У меня нет никакого желания вмешиваться в вашу жизнь, мисс Кристина, но я хотел узнать, как вы себя чувствуете, надеюсь, что вы оправляетесь от выпавшего на вашу долю сурового испытания так быстро, как все ожидали, – произнес он, запинаясь.
Она грациозно наклонила красивую головку.
– Мое тело крепнет с каждым часом, сэр Джон, – сказала она, подразумевая, что ее духу потребуется на выздоровление намного большее время.
Сестра Мадж поднялась на ноги.
– Я тоже заглянула узнать, не могу ли что-нибудь сделать для бедной девочки, но ее синяки и царапины заживают очень быстро. Она крепка духом, и у нее благочестивая и благородная душа. Все, что мне остается, это молиться за ее быстрое возвращение к здоровью и счастью. – Мадж торжественно прошествовала к двери, как корабль под всеми парусами, ее белая головная накидка трепетала над черным монашеским одеянием, а деревянный крест хлопал по плоской груди. – Городские ворота давно закрыты, поэтому я отправлюсь в монастырь Святого Николая, чтобы помолиться, и буду умолять их предоставить мне ночлег в лазарете. – Речь шла о маленьком лазарете, расположенном ниже по улице, неподалеку от аптекарской лавки, где обучался Эдгар.
Риффорд и Джон поблагодарили ее за бесконечную поддержку, и она выплыла в ночь в сопровождении одного из слуг Генри, который должен был проводить ее до монастыря.
Генри Риффорд, лицо которого обрело обычную красноту, вернулся к огню.
– Вам нужно что-нибудь конкретное, коронер, помимо вежливых расспросов о здоровье моей дочери? – Он произнес эти слова вызывающим тоном, словно приглашая Джона вторгнуться дальше в их трагическую судьбу. Принадлежа к партии епископа и шерифа, он выступал против назначения Джона коронером, но скорее по политическим, нежели по личным мотивам.
– Как бы не было мне неприятно беспокоить вас, старшина, я обязан выяснить все, что могу, об этом преступлении. Насильник должен быть пойман не только ради того, чтобы отомстить за вашу дочь, но и для того, чтобы предотвратить подобное зло в будущем. Если его не поймают, он может решить, что еще одно такое деяние сойдет ему с рук. В этом городе много красивых девушек подвергаются подобному риску, хотя ни одна из них не может сравниться с Кристиной.
Для обычно немногословного де Вулфа это была целая речь, но зато она поставила Риффорда в такое положение, что он, как один из лидеров общины, не мог не сделать все возможное, чтобы содействовать общественному благу.
– Но как мы можем помочь? Все, что могло быть сказано, было сказано. Де Ревелль самолично был здесь три раза и теперь считает одного из подмастерьев, которые работают на Годфри Фитцосберна, самым вероятным подозреваемым. Если бы я думал, что это действительно так, то отправился бы туда сегодня же вечером и лично снес негодяю голову с плеч своим мечом.
«Длинный язык Матильды сделал свое дело», – кисло подумал Джон. Стоило какой-либо мысли втемяшиться в голову шерифу, как тот претворял ее в жизнь со всем пылом. И плевать на справедливость или здравый смысл. Джон повернулся к Кристине. Она сидела, скрестив руки на коленях, погрузившись в свои мысли, одетая в глухое тусклое платье из коричневой шерсти, ее волосы, не заплетенные в косы, свободно падали на плечи из-под белого льняного чепца.
– Кристина, вас спрашивали об этом много раз, но неужели вы больше ничего не помните – совсем ничего, – что помогло бы нам опознать этого человека?
В глазах у нее заблестели слезы, хотя она не произнесла ни звука.
– У вас не было ощущения, что он здоровенный и тяжелый или худощавый и хрупкий?
– Он был очень силен, вот все, что я знаю.
Джон попробовал сменить тактику.
– Вы сказали моей жене, что в мастерской серебряных дел мастера двое работников заставили вас ощутить неловкость?
Она кивнула, на этот раз более оживленно, потому что он оставил в покое сцену ее позора.
– Они смотрели на меня, но больше ничего особенного. Я узнала за последний год, как мужчины смотрят на меня, когда они… они думают о таких вещах, – запинаясь, закончила она.
Ее отец уже подавал знаки, что Джон злоупотребляет их доверием и терпением и что ему следует заканчивать свои расспросы.
– Вы не видели, чтобы за вами кто-нибудь следовал от Мартин-лейн до собора?
– Я ни на кого не смотрела. Мне и в голову не пришло, что за мной могут следить.
– А в самом соборе? Куда вы направились? Видели ли вы кого-нибудь знакомого?
– Я сразу же подошла к алтарю Марии, Божьей Матери, и опустилась перед ним на колени, чтобы помолиться о душе моей собственной матери Мэри. Он стоит как раз напротив клироса, слева. – Глаза Кристины снова наполнились слезами.
Джон не знал, были ли это слезы о ее матери, которой не было с ней в час нужды, или же Кристина вспомнила об изнасиловании, которое вскоре последовало.
– Не видели ли вы кого-нибудь знакомого? – упорствовал коронер.
– Я пробыла там около четверти часа. Несколько человек подошли преклонить колени и помолиться. Один или двое показались мне знакомыми, но я не знаю, как их зовут. Уходя, я прошла мимо одной женщины, Марты, жены колесного мастера, которая живет неподалеку от моей кузины Мэри. Я обменялась с ней несколькими словами, а потом вышла через боковую дверь.
