Антон Чиж - Пять капель смерти
— Прошу в окошко напротив.
Пожираемая взглядами барышня переходит зал.
Заведующий столом Зандберг, к которому она обращается, отвечает с поклоном:
— К вашим услугам, сударыня! Итак, вам нужно получить…
Зандберг запнулся: такие суммы клиенты не каждый день забирают. К тому же чек выписан безымянно, то есть на получателя. Что происходило исключительно редко.
— Прошу прощения, — Зандберг улыбается. — Желаете открыть счет или перевести на уже открытый счет?
— Я бы хотела получить наличные, — воркует дама. — Могу рассчитывать на вашу помощь?
Суммы крупнее десяти тысяч выдаются только по разрешению директора банка, их нужно заранее заказывать. А дама принесла чек на пятьдесят тысяч рублей! При этом фамилию поручителя, стоящую на чеке, Зандберг прекрасно знает: это младший брат председателя ревизионной комиссии банка Роберта Севиера, Эдуард.
На всякий случай Зандберг поднимает карточку вкладчика и сравнивает подписи. Сомнений не возникло: чек выписан рукой Эдуарда Севиера, а по номеру — из книжки, выданной в декабре.
— Когда бы вы желали получить эту сумму? — спрашивает Зандберг, обдумывая, как бы деликатнее объяснить очаровательной незнакомке, что денег она не увидит до конца недели.
— Сейчас, наверное. Я могу надеяться?
Голос из-под вуали звучит волшебной флейтой. Размытые черной сеткой глаза кажутся воплощением неземной красоты.
И Зандберг сдается:
— Постараюсь что-нибудь сделать…
Оставив младшего кассира вместо себя, Зандберг бежит на второй этаж, где находится кабинет директора Сибирского банка Максима Львовича Лунца. По счастливой случайности, у директора прекрасное настроение. Услышав сумму, которую требуется выдать, он хмурится:
— Голубчик, с чего такая непозволительная щедрость?
— Максим Львович, нельзя ли сделать исключение? — говорит Зандберг, сам себе удивляясь. Впервые за годы беспорочной службы он покусился на святые банковские правила.
Зная честнейший характер своего сотрудника, Лунц находит разумное объяснение:
— Она ваша… эм-м-м… знакомая?
— Впервые вижу, — признается заведующий.
Не каждый день в банк приходит женщина, желающая получить сумму, в десять раз превосходящую годовое жалованье самого Лунца. Дама буквально с улицы, но для нее лучший сотрудник готов на все. Что за посетительница такая?..
Воспоминания сотрудника петербургской сыскной полиции ротмистра Джуранского Мечислава НиколаевичаСвоего начальника я знал как облупленного. Никакое настроение его от меня не скроется. Все могу прочитать, как в открытой книге. Полагает, что скрытничать умеет. А вот я его насквозь вижу. Только помалкивал из уважения. Но скажу вам, Николай, искренне, такого Ванзарова мне видеть еще не приходилось. Словно из него всю душу вынули. Посерел, мрачный и колючий какой-то. Пристава из кабинета выгнал, словно собачонку. И от него такая страшная сила исходила, словно электрическая, что даже Лебедев шутить не решился. А уж на что бывает развязанным. Мы с ним переглянулись и решили, не сговариваясь: тише воды ниже травы.
Ванзаров уселся в кресло пристава, пальцы сцепил, в стол уставился. Молчит. И мы молчим. Не смеем шевельнуться на венских стульчиках. Тут он очнулся, словно из сна вынырнул, с ним такое бывает, кладет перед нами снимок известный и говорит:
— Из пятерых двое уже мертвы. Внешние признаки совершенно одинаковы. Спорить с вами, Аполлон Григорьевич, я не буду. Видимо, госпожа Толоконкина наглоталась того же состава, что и Наливайный. Подозрения с профессора не сняты, но доказать его причастность к этой смерти…
Я не выдержал и спрашиваю:
— Так ведь ее нашли чуть не рядом с его домом.
— Какую кличку ваши филеры дали ей?
— Рыжая…
— Они бы зафиксировали ее приход в гости к профессору?
— Так точно…
— Если бы она в одной рогожке на улицу вышла, что бы они сделали?
Тут до меня дошло: а ведь правда. Не дали бы наши барышне в снегу замерзать. В любом случае помощь бы оказали.
— Толоконкина, скорее всего, была под действием неведомого господину Лебедеву вещества, — продолжает он. — А раз так, то будь она семи пядей во лбу, физически не смогла скрываться от филеров. Не до того ей было. Не от профессора она шла. Откуда и от кого — надо выяснить.
Что скажешь? Нечего сказать. Железная логика.
— Делаем вывод: необходимо найти вот эту барышню… — Ткнул пальцем в левую девицу. — Некая Марианна Лёхина. Полагаю, что к этим двум смертям она имеет непосредственное отношение.
Мы с Лебедевым опять переглянулись, он подмигивает: не тушуйтесь. Что поделать, иду в атаку:
— Откуда известно имя?
— Это не имеет отношения к делу, — зло так буркнул начальник мой. — Точно известно, как ее зовут, но мы не имеем ни малейшего представления, где она сейчас находится.
— А регистрация? Найдем в два счета.
— Не тратьте время, ротмистр.
Приказ есть приказ. Не тратить — так не будем тратить. Только вижу, что начальник пребывает в тяжких муках. Но виду не подает.
— Лёхина очень опасна, — говорит. И вроде как сам в это не верит. Словно его заставляет что-то. Даже Лебедев это почувствовал:
— Эта хрупкая барышня — коварный отравитель?
— Она уже убила зверским образом… Одного… Мужчину… Не здесь… Не в Петербурге…
Нет, Николай, не умеет наш дорогой Ванзаров друзьям врать, как ни старается. Только разозлился:
— Не надо лишних вопросов! Она действительно способна на все. И нечего на меня так смотреть, ротмистр. Я вам не жениться приказываю. Найдем Лёхину — найдем убийцу обоих. И быть может, предотвратим другие…
Лебедев хотел было разрядить обстановку, полез за портсигаром. Но Ванзаров так на него взглянул, что и охота пропала.
— Кажется, здесь я совершенно бесполезен, — говорит. — Подвернется еще труп — зовите!
— Простите, господа, что-то я не выспался, — совсем уж Ванзаров наш скис.
Аполлон Григорьевич походный чемоданчик показывает:
— Может, коньячку?
— Благодарю, не до того. Мы с ротмистром сейчас филеров навестим.
— Раз никто не хочет треснуть, пойду поковыряюсь в барышне. Может, что найду.
Опять меня нелегкая за язык дернула. Спрашиваю:
— Сома — это что за штука такая?
Лебедев так удивился, будто мне мудреные слова знать не положено. Обидно, честное слово. Вцепился, «что вы сказали» да «как вы сказали». Докладываю как есть: барышня все поминала какую-то сому, «сладостная», «медоточивая». Вроде знакомое, а вспомнить не могу.
— Это она в бреду говорила? — спрашивает.
— Так точно, в бреду…
— Много разных интересных фактов про это слово сообщила, — говорит Ванзаров. — Что это вас так заинтересовало? — говорит Ванзаров. — Или забыли греческий язык?
Лебедев на колкость внимания не обратил, подбородок идеально выскобленный почесал и говорит:
— Бедняжка упоминала, что профессор Окунёв изобрел некий состав. Так?
Ванзаров ему:
— И что с того? Она плохо понимала, что говорит.
— И все-таки упомянула сому.
— Если вам так угодно…
— Я навел справки, — говорит Лебедев. — О профессоре Окунёве. И вот что любопытно: у него репутация безумного скандалиста и фантазера. Все Фаусту пытается уподобиться.
— И что такого? — Ванзаров ему. — Это каждый студент знает.
— В научных кругах ходит слух, что изобрел эликсир каких-то забытых богов. Только все это непроверенные слухи были. Но если их соединить с сомой… В таком случае, господа, кажется, нас ждет сюрприз.
— Считаете, их мало на сегодня?
— От такого не отказываются, — Лебедев ему с напором. — Не все вам, друг мой, теории придумывать, иногда и мне хочется. Теория прямо-таки блестящая!
Папка № 16Директор Лунц спускается в операционный зал в сопровождении Зандберга, подходит к стойке:
— Добрый день, сударыня, это вы желаете получить по чеку?
— Можем это обсудить где-нибудь приватно?
— Прошу в мой кабинет.
Лунц поднимается за нежданной гостьей и не может отвести взгляд от упругой спины. Они проходят в кабинет. Лунц спрашивает, чем угостить. Дама желает чаю. Приносят чай на большом серебряном подносе, Максим Львович уже хочет начать приятную беседу, но его вызывают для решения срочного вопроса. Лунц скидывает с себя обузу и возвращается к гостье. Она пьет чай. Директор тоже делает большой глоток и спрашивает:
— Желаете получить всю сумму по чеку?
— Окажите эту маленькую любезность…
Движения губ под вуалью слабо различимы. С Лунцем что-то происходит. Скучному финансисту кажется, что с небес спустилось нездешнее существо, ангел, обещающий неземное блаженство. Лунц ощущает прилив сил и забытых желаний.
— Сударыня, мы войдем в ваше положение, — нежданно для себя говорит он. — Извольте подождать…
