Джинн Калогридис - Я, Мона Лиза
Савонарола предполагал и то и другое. Однажды утром отец вернулся с мессы в чрезвычайном волнении. Во время проповеди фра Джироламо признался, что с ним говорил сам Бог.
— Он утверждает, что церковь сначала понесет наказание, затем пройдет очищение и возрождение, — сказал отец, весь сияя. — Мы приближаемся к концу света.
Он был настроен взять меня с собой в следующее воскресенье послушать речь монаха. И упрашивал маму поехать с нами.
— Его коснулась десница Божья, Лукреция. Клянусь, если бы ты только услышала речи этого человека собственными ушами, твоя жизнь изменилась бы навсегда. Он святой, и если мы убедим его помолиться за тебя…
Обычно мама не отказывала отцу ни в одной просьбе, но в данном случае она не уступила. Слишком холодно, чтобы уезжать из дома, да и в толпе она может переволноваться. Если она и пойдет на мессу, то только в нашу церковь Санто-Спирито, до которой рукой подать, — и там Господь выслушает ее молитвы точно так же, как слушает речи фра Джироламо.
— А, кроме того, — добавила мама, — ты всегда можешь, придя, домой, пересказать нам все, что услышал.
Отец был разочарован и, как мне кажется, рассержен, хотя постарался скрыть это. Он был убежден, что если мама поедет послушать фра Джироламо, ее здоровье улучшится как по волшебству.
На следующий день после размолвки родителей к нам в дом явился визитер: граф Джованни Пико делла Мирандолло, тот самый человек, который убедил Лоренцо де Медичи пригласить Савонаролу во Флоренцию.
Граф Пико был умным, тонким человеком, знатоком классики и иудейской Каббалы. Кроме того, он был красив — золотистые волосы, ясные серые глаза. Родители приняли его сердечно — ведь он входил как-никак в близкий круг Медичи… и знал Савонаролу. Мне позволили присутствовать при разговоре взрослых. Дзалумма прислуживала за столом, подгоняя остальных слуг и внимательно следя, чтобы бокал графа Пико был все время наполнен нашим лучшим вином. Мы собрались в большом зале, где мама когда-то принимала астролога; Пико сидел рядом с отцом, напротив меня и мамы. А за окном небо было затянуто свинцовыми тучами, грозившими пролиться дождем; холодный и сырой воздух пронизывал до костей — типичный флорентийский зимний день. Но огонь в камине наполнял комнату теплом и оранжевым светом, окрасившим бледное лицо моей мамы и бросающим блики на золотистую шевелюру Пико.
Больше всего в мессере Джованни (как он пожелал, чтобы к нему обращались) меня поразили его теплота и полное отсутствие высокомерия. Он разговаривал с моими родителями — и что самое удивительное, со мной — как со своей ровней, словно он был обязан нам за теплый прием.
Я предположила, что это исключительно светский визит. Как близкий друг Лоренцо де Медичи мессер Джованни несколько раз встречался с отцом, когда тот предлагал правителю Флоренции свой товар. И действительно, разговор начался с серьезного обсуждения здоровья Великолепного. В последнее время Лоренцо начал сдавать; как и отец, Пьеро Подагрик, он ужасно страдал от этой болезни. Сейчас боли стали настолько сильными, что он уже не покидал постели и не принимал визитеров.
— Я молюсь за него, — со вздохом произнес мессер Джованни. — Тяжко наблюдать его муки. Но я верю, что он поправится. Он черпает силы от своих трех сыновей, особенно младшего, Джулиано, который старается проводить все свободное от учебы время рядом с отцом. Радостно видеть такую преданность в юноше.
— Я слышал, Лоренцо все еще не отказался от намерения добыть кардинальскую шапочку для своего второго мальчика.
В голосе отца прозвучали нотки неодобрения. При этом он все время оглаживал бороду, как делал обычно, когда нервничал.
— Да, для Джованни. — На лице Пико промелькнула улыбка. — Моего тезки.
Мне приходилось видеть этих мальчиков. Джулиано обладал красивым лицом и фигурой, но Джованни напоминал жирную сосиску на тонких ножках. Самый старший брат, Пьеро, пошел в мать, его воспитывали как преемника отца, хотя, по слухам, он был туповат и совершенно не годился на роль правителя.
Пико долго не решался продолжить, по лицу этого человека было видно, что его раздирают сомнения.
— Да, Лоренцо давно вынашивает эту идею… хотя, конечно, Джованни еще слишком молод. Понадобилось бы… действовать вопреки каноническому праву.
— Ну, Лоренцо в этом преуспел, — небрежно бросил отец.
Даже я много наслушалась об этом деле и знала, какой гнев оно вызвало у большинства флорентийцев. Лоренцо проталкивал идею о повышении налогов для того, чтобы оплатить кардинальскую должность для Джованни. Отец вдруг ни с того ни с сего развеселился.
— Расскажите мадонне Лукреции, как он отзывается о своих мальчиках.
— А-а. — Пико слегка наклонил голову и заулыбался. — Вы должны понять, что он, разумеется, не говорит это при сыновьях. Лоренцо слишком любит их и всегда проявляет к ним доброту. — Он впервые за вечер поднял глаза на маму. — Точно так, как вы, мадонна, относитесь к своей дочери.
Я не поняла, почему мама вспыхнула. До этой минуты она все отмалчивалась, что было совершенно не в ее характере, хотя мы все, и она в том числе, попали под обаяние графа.
Пико, по-видимому, не заметил ее смущения.
— Лоренцо всегда говорит: «Мой старший сын — глуп, средний — умен, а самый младший — просто хорош».
Мама напряженно улыбнулась и, слегка кивнув, сказала:
— Я рада, что молодой Джулиано служит отцу утешением. И мне жаль, что мессер Лоренцо болен.
Пико снова вздохнул, на сей раз с легкой грустью.
— Все это тяжело наблюдать, мадонна. Особенно потому, что я, как наверняка вам рассказывал муж, последователь учения фра Джироламо.
— Савонарола, — тихо произнесла мать, мгновенно напрягшись при упоминании этого имени.
Я вдруг поняла причину ее сдержанности. Мессер Джованни продолжал говорить, словно ничего не услышал.
— Я несколько раз умолял Лоренцо послать за фра Джироламо, но Великолепный все еще сердит на нового настоятеля Сан-Марко. Я искренне верю, мадонна Лукреция, что если бы фра Джироламо позволили возложить руки на Лоренцо и помолиться за него, вся болезнь тотчас бы прошла.
Мама отвернулась. Пико заговорил другим тоном, с каждой секундой все больше теряя терпение.
— Добрейшая мадонна, не отворачивайтесь от правды. Я видел, как фра Джироламо творил чудеса. За свою жизнь я не знал более искреннего, более преданного Богу человека. Простите за такую прямоту, но все мы не раз встречали священников, которые знаются с женщинами, позволяют себе излишества в еде и вине и всячески грешат. Молитвы же фра Джироламо имеют силу, потому что его жизнь чиста. Он живет в бедности, он постится, он искупает свои грехи бичом. Когда он не проповедует, то помогает бедным или на коленях возносит молитвы. И Господь говорит с ним, мадонна. Господь посылает ему видения.
Мессер Джованни воспламенился от собственных слов, глаза его сияли ярче пламени. Он наклонился вперед и взял мамину руку с такой нежностью и заботой, что не было в этом жесте и намека на неприличие. Отец тоже наклонился к ней, балансируя на самом краешке стула и рискуя слететь. Ясно, что именно для этой цели он и привел в дом Пико.
— Прошу простить меня за дерзость, но ваш супруг, мадонна Лукреция, рассказал мне о вашем недуге. Невыносимо думать, что такая молодая и красивая женщина лишена возможности жить нормальной жизнью — особенно если я знаю и абсолютно в этом уверен, что молитвы фра Джироламо могли бы вас излечить.
Мама сникла от горя и гнева, не в силах поднять глаза на Пико. И хотя в душе ее бушевала буря, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно:
— За меня молились другие святые отцы. Мы с мужем тоже все время молимся, и мы добропорядочные христиане. Но Бог все же не счел нужным излечить меня. — Наконец она заставила себя взглянуть в лицо Пико. — Если вы так уверены в действенности молитв фра Джироламо, почему вы не попросите его помолиться за меня на расстоянии?
Мессер Джованни порывисто вскочил со стула и опустился на колено перед мамой в позе, полной смирения; он заговорил так тихо, что мне тоже пришлось нагнуться, иначе я бы ничего не услышала из-за треска поленьев в камине.
— Мадонна… вы, безусловно, слышали о пророчестве, касающемся ангельского Папы?
Каждый во Франции и Италии знал о древнем пророчестве насчет ангельского Папы — избранного не кардиналами, а самим Господом; он придет, очистит церковь от скверны и объединит ее незадолго до второго пришествия Христа.
Мама едва заметно кивнула.
— Так вот, это и есть фра Джироламо. В глубине души я в этом убежден. Он необыкновенный. Мадонна, чем вам может повредить одна-единственная поездка? Если захотите, я договорюсь с ним, чтобы он принял вас наедине после мессы в ближайшее воскресенье. Подумайте хорошенько: Господь вас излечит через руки фра Джироламо. Вам больше не придется быть пленницей собственного дома. Согласитесь, мадонна…
