Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 2
Маса соорудил изысканный завтрак: заварил чудесного ячменного чая; разложил на деревянном блюде кусочки морской сколопендры, жёлтую икру уни, прозрачные ломтики ика; красиво аранжировал маринованные сливы и солёную редьку; отварил самого дорогого рису и посыпал его толчёными морскими водорослями; особенно же можно было гордиться белоснежным свежайшим тофу и благоуханной нежно-коричневой пастой натто. Поднос был украшен по сезону маленькими жёлтыми хризантемами.
Внёс эту красоту в спальню. Бесшумно сел на пол, стал ждать, когда же наконец пробудится господин, но тот глаз не открывал, дышал тихо, ровно, и лишь слегка подрагивали длинные ресницы.
Ай, нехорошо! Рис остынет! Чай перестоит!
Маса подумал-подумал как быть, и в голову ему пришла блестящая идея.
Он набрал в грудь побольше воздуху и ка-ак чихнёт.
Ап-чхи!
Господин рывком сел на кровати, открыл свои странного цвета глаза, с удивлением воззрился на сидящего вассала.
Тот низко поклонился, попросил прощения за произведённый шум и показал обрызганную капельками слюны ладонь – мол, ничего не поделаешь, побуждение натуры.
И сразу же с улыбкой подал господину великолепный фаянсовый горшок, купленный за девяносто сэнов. От подружки Масе было известно, что иностранцы на ночь ставят под кровать этот предмет и справляют в него свою гайдзинскую нужду.
Но господин, кажется, горшку не обрадовался, а замахал рукой – мол, убери, убери. Видимо, следовало купить не розовый с красивыми цветочками, а белый.
Потом Маса помогал господину умываться, разглядывая его белую кожу и крепкие мускулы. Очень хотелось посмотреть, какое у гайдзинов мужское устройство, но перед тем, как мыть нижнюю половину тела, господин почему-то выставил своего верного слугу за дверь.
Завтрак удался на славу.
Правда, пришлось потратить какое-то время на то, чтобы научить господина пользоваться палочками, но пальцы у гайдзинов ловкие. Это оттого, что они произошли от обезьян – сами в этом признаются, и нисколько не стесняются.
Господин порадовал отменным аппетитом, только вот манера поглощать пищу у него оказалась интересная. Сначала откусил маленький кусочек сколопендры, потом весь сморщился (должно быть, от удовольствия) и быстро-быстро доел, жадно запив ячменным чаем. От чая поперхнулся, закашлялся, разинул рот и выпучил глаза. Это как у корейцев – те, когда хотят показать, что вкусно, рыгают. Надо будет в следующий раз приготовить вдвое больше, сделал себе заметку Маса.
После завтрака был урок языка. Сирота-сан сказал, что господин хочет научиться по-японски – не то, что другие иностранцы, которые заставляют слуг учить свой язык.
Урок был такой.
Господин показывал на разные части лица, а Маса называл их по-японски: глаз – мэ, лоб – хитаи, рот – кути, бровь – маю. Ученик записывал в тетрадочку и старательно повторял. Произношение у него было смешное, но Маса, конечно, не позволил себе даже самой крошечной улыбки.
На отдельном листке господин нарисовал человеческое лицо, стрелочками обозначил разные его части. Это было ясно. Но потом он стал допытываться чего-то совершенно непонятного.
Можно было разобрать некоторые слова: «Ракуэн», сацумадзин, но к чему они относятся, осталось загадкой. Господин делал вид, что он сидит с закрытыми глазами, потом вскакивал, шатался, взмахивал рукой, зачем-то тыкал Масу пальцем в шею, показывал на нарисованное лицо, говорил с вопросительной интонацией:
– Мэ? Кути?
В конце концов, оставив Масу в полном недоумении, вздохнул, взъерошил себе волосы, сел.
А дальше началось самое необычное.
Господин приказал Масе встать напротив, сам выставил вперёд сжатые кулаки и принялся делать приглашающие жесты: мол, бей меня ногой.
Маса пришёл в ужас и долго не соглашался: как это можно – ударить ондзина! Но тут вспомнил интересную подробность об интимной жизни гайдзинов, рассказанную бывшей подружкой. Она подглядывала, как миссионер и его жена проводят время в спальне, и видела, как госпожа, одетая в один чёрный лиф, но при этом в сапогах для верховой езды, бьёт сэнсэя плёткой по голому о-сири, а он просит бить его ещё.
Должно быть, у гайдзинов так заведено, догадался Маса. Почтительно поклонился и не очень сильно ударил господина ногой в грудь – между бестолково выставленных кулаков.
Господин упал на спину, но тут же вскочил. Ему явно понравилось, попросил ещё раз.
Теперь он весь напружинился, следил за каждым Масиным движением, поэтому ударить получилось не сразу. Секрет дзюдзюцу, то есть «искусства мягкого боя», состоит в том, чтобы следить за дыханием противника. Известно, что сила входит в тебя с воздухом, с воздухом же и выходит, и вдох-выдох есть чередование силы и слабости, наполненности и опустошённости. Поэтому Маса дождался, когда его вдох совпадёт с выдохом господина, и повторил атаку.
Господин опять упал, и теперь сделался совсем доволен. Все-таки гайдзины не такие, как нормальные люди.
Получив то, чего желал, господин надел красивый мундир и отправился в центральную часть дома, служить русскому императору. Маса же немножко прибрался и пристроился у окна, откуда просматривались сад и противоположное крыло, где жил консул (как только слуги работают у человека со столь постыдной фамилией?).
Ещё утром Маса обратил внимание на горничную консула, девушку по имени Нацуко. Чутьё подсказало, что есть смысл потратить на неё некоторое количество времени – может выйти толк.
Было видно, как девушка делает уборку, переходя из комнаты в комнату. В окно она не смотрела.
Маса распахнул створки пошире, поставил на подоконник зеркало и стал делать вид, что бреется, – точь-в-точь, как недавно господин. Щеки у Масы были круглые и замечательно гладкие, борода на них, слава Будде, не росла, но почему же не намылить их душистой пеной?
Степенно работая кисточкой, Маса слегка шевелил зеркалом, пытаясь послать солнечный зайчик в глаз Нацуко.
На время пришлось прерваться, потому что в сад вышли Сирота-сан и желтоволосая дочь мёртвого капитана. Они сели на скамейку под молоденьким деревом гинкго, и господин переводчик начал читать что-то вслух из книжки, размахивая при этом рукой. Время от времени он искоса посматривал на барышню, она же сидела, потупив взор, и на него вовсе не глядела. Вот ведь учёный человек, а ухаживать за женщинами не умеет, пожалел Сироту-сан Маса. Надо было от неё вообще отвернуться, а слова ронять скупо, небрежно. Тогда не стала бы нос воротить, заволновалась бы – может, она недостаточно хороша?
Посидели они с четверть часа, ушли, а книжку забыли на скамейке. Томик лежал обложкой кверху. Привстав на цыпочки, Маса исхитрился разглядеть обложку – на ней был изображён гайдзин с завитыми волосами, и на щеках с двух сторон тоже курчавые волосы, точь-в-точь, как у орангутанга, которого Маса на прошлой неделе видел в парке Асакуса. Там показывали много всякого любопытного: выступал мастер пускания ветров, ещё женщина, курящая пупком, и человек-паук с головой старика и тельцем пятилетнего ребёнка.
Снова взялся за зеркало, покрутил им туда-сюда с полчасика и добился-таки своего. Нацуко наконец заинтересовалась, что это ей все лучик в глаз попадает. Принялась вертеть головой, выглянула в окошко, да и увидела слугу господина вице-консула. Маса к тому моменту, конечно, зеркало уже положил на подоконник и, свирепо выпучив глаза, размахивал перед лицом острой бритвой.
Девушка так и застыла, открыв рот – это он отлично видел краешком глаза. Сдвинул брови, потому что женщины ценят в мужчинах суровость; оттопырил щеку языком, как это давеча делал господин, и повернулся к Нацуко профилем, чтоб не стеснялась рассмотреть нового соседа получше.
Через часок нужно будет выйти в сад. Якобы почистить меч господина (такой узенький, в красивых ножнах, с золочёной рукояткой). Можно не сомневаться, что у Нацуко тоже найдётся в саду какое-нибудь дело.
Горничная пропялилась на него с минуту, потом исчезла.
Маса высунулся из окна: тут важно было понять, отчего она ушла – окликнула хозяйка или же он произвёл недостаточно сильное впечатление.
Сзади раздался лёгкий шорох.
Камердинер Эраста Петровича хотел обернуться, но его вдруг неудержимо заклонило в сон, Маса зевнул, потянулся, соскользнул на пол. Захрапел.
* * *Эраст Петрович проснулся от оглушительного звука непонятного происхождения, рывком сел на кровати и в первый миг испугался: на полу сидел диковинный азиат в клетчатых панталонах, белом переднике и чёрном котелке. Азиат сосредоточенно смотрел на титулярного советника, а увидев, что тот проснулся, качнулся вперёд, словно китайский болванчик.
Только теперь Фандорин признал своего нового слугу. Как же его зовут? Ах да, Маса.
Завтрак, приготовленный туземным Санчо Пансой, был кошмарен. Как они только едят это склизкое, пахучее, холодное? А сырая рыба! А клейкий, прилипающий к нёбу рис! О том, что представляла собой липкая замазка поносного цвета, лучше было вообще не думать. Не желая обижать японца, Фандорин поскорей проглотил всю эту отраву и запил чаем, но тот, кажется, был сварен из рыбьей чешуи.
