Курт Ауст - Второй после Бога
Он выпрямился и посмотрел на меня. Я, запыхавшись, остановился перед ним, не в силах сдержать улыбки.
– Это я, Петтер! Ты что, не узнал меня? Я дома!
Он шевельнул языком табачную жвачку, оглядел меня с ног до головы и сплюнул ее в воду.
– Вижу, – ответил он, продолжая разматывать веревку, которой была привязана лошадь.
Другой парень с любопытством смотрел на меня, и я представился:
– Я – Петтер Хорттен, работал тут в усадьбе вместе с Нильсом.
Он с подозрением оглядел меня, буркнул “Олав” и продолжал заниматься своим делом.
– Я вернусь в Хорттен вместе с вами, – сказал я Нильсу. – И пробуду в Хорттене до завтрашнего утра.
Он уложил веревку в лодку под среднюю банку и поднял глаза на флаг, развевающийся над усадьбой Пера Хестеберга, который сообщал о том, что приезжие ждут транспорта.
– Вижу, вижу, – раздраженно буркнул он. Схватился за мачту и хотел поднять ее – она лежала у правого борта. Я бросился ему на помощь.
– По дороге домой будет неслабый норд-ост, – сказал я. – Так что обойдемся без весел.
Нильс держал мачту, не спуская с меня глаз.
– Олав! – сказал он с многозначительным кивком. Олав отшвырнул черпак и, оттолкнув меня, схватился за мачту.
– Господин может запачкать одежду! – сказал он и помог Нильсу поставить мачту на место.
Я слегка оторопел, а потом пошел, чтобы разбудить нунция.
Оказалось, что в этом не было надобности. Все они уже сидели в парадной гостиной за завтраком, поданным им Хильде Хестеберг, – нунций дей Конти, фрейлейн Сара и юнкер Стиг.
Я поздоровался, фрейлейн Сара улыбнулась мне и ответила на мое приветствие. Нунций даже не поднял глаз от тарелки. Юнкер Стиг, явно не выспавшийся, спросил, в чем состояла моя помощь судье во Фредрикстаде. Я коротко рассказал, что там умер один человек, я помог в расследовании причины смерти и пришел к тому же выводу, что и цирюльник, – несчастный умер от болезни. Юнкер кинул на меня долгий взгляд, как будто ожидал чего-то другого. Но я молчал, и он с раздраженной морщинкой на лбу снова обратил свое внимание на завтрак. Остальные ели молча, нунций с таким завидным аппетитом, который показался мне даже неприличным, учитывая все то, что я теперь о нем знал.
Завтрак пошел мне на пользу, и настроение мое улучшилось, когда матушка Хильде, как я всегда ее называл, появилась из кухни, увидела меня и с радостным возгласом отставила блюдо со свежим сыром, чтобы обнять и потискать меня так, что я покраснел до ушей. Фрейлейн Сара от смеха поперхнулась пивом, и даже мрачная физиономия нунция на мгновение осветилась улыбкой. Юнкер Стиг наблюдал за этой сценой с надменным выражением лица, близким к отвращению.
– Петтер! Какой ты стал красивый! И как вырос! – Она немного отстранила, но не отпустила меня, и покачала головой. – Господи, неужели это ты? – Хильде вытерла катившуюся по щеке слезу и вдруг ужаснулась: – Боже, я совсем забылась! Как можно, господа ждут лепешки, они стоят у меня на кухне!
Она снова поспешила на кухню, где уже сидели Нильс и Олав, ожидая, что им тоже дадут поесть.
И хотя возле нунция на этот раз стояла не маленькая, а большая бутылка, я брал только те блюда, которые стояли от него подальше.
Юнкер Стиг выпил слабое, но вкусное пиво Хильде Хестеберг, рыгнул, прикрыв рот рукой, и обратился к нунцию.
– Куда Вашему Высокопреосвященству будет угодно направиться, когда мы переправимся через фьорд? – вежливо спросил он без присущих ему обычно гнусавых высокомерных ноток в голосе.
Нунций дожевал пищу, проглотил ее и вытер пальцем уголки губ – матушка Хильде не считала нужным подавать салфетки – на что тогда нужны рукава? – он глотнул пива, которое явно пришлось ему не по вкусу, встал и отошел в сторону.
– Но черт возьми! – воскликнул юнкер Стиг и раздраженно посмотрел ему вслед. Нунций надел шляпу, накинул плащ и вышел. Юнкер что-то буркнул себе под нос, обернулся к столу, положил руки по обе стороны от своей тарелки, посмотрел на свои растопыренные пальцы и, явно с трудом сдерживая себя, мрачно взглянул на меня: – Я солдат! – сказал он по-датски. – Меня учили защищать моего короля, бороться и воевать за него, и я разоружу или убью любого врага, которого обнаружу.
Я набил рот сыром, чтобы не отвечать ему, и в то же время был страшно удивлен, что этот высокомерный камер-юнкер обращается ко мне как к равному.
– Но, чтобы защитить своего короля, я должен знать, кто мой враг, – продолжал юнкер и с раздраженной миной глотнул пива. – А также знать, какие у моего короля планы. – Он отер пену с верхней губы и посмотрел на меня. – Понимаете, господин Хорттен, что-то не так. Не понимаю, что именно, но что-то не так.
Мне нечего было ему ответить. И я ограничился тем, что уставился в одну точку рядом с его тарелкой.
– Вчера я посетил коменданта Шторма, пока вы… – Он наморщил лоб, и взгляд его стал острым. – Да так… Вы знаете, что я думаю об этом деле, но… У коменданта Шторма мне не сказали прямо, но намекнули, что не хотели бы видеть Его Высокопреосвященство в городе, да и в других частях страны тоже, если на то пошло.
– Они знали, кто он? – с удивлением спросил я.
– Да, очевидно. Наверняка этот таможенник проболтался, хотя вы и просили его держать язык за зубами.
Я не стал напоминать юнкеру, что это он, а не я, сказал таможеннику, что нунций посланник Папы, а не обычный торговец.
– Почему они настроены против нунция дей Конти? – поинтересовался я.
– Об этом не говорилось, но и так ясно: многие были бы против его присутствия, узнав, что он католик.
Слова “были бы против его присутствия” прозвучали в моих ушах как “пожелали бы ему смерти”. Я чуть не рассказал юнкеру о вчерашних событиях, о том, что нам надо следить за действиями нунция больше, чем за тем, что замышляется против него. Но мы были не одни, фрейлейн Сара все еще сидела за столом, она молчала, повернувшись лицом к кухне, словно ее интересовало то, что матушка Хильде там делает. Я знал, что она не понимает по-датски, но лучше было не рисковать.
Юнкер Стиг допил пиво и снова налил себе из кувшина.
– Этот покойник, тот, которого вы осматривали… – Юнкер не поднимал глаз от кружки. – Вы уверены, что он умер от какой-то болезни?
У меня от лица отхлынула кровь, и я схватил нож, чтобы отрезать себе еще кусок сыра, мне нужно было что-то сделать.
– Городской судья… – Я покашлял, чтобы прочистить горло. – Городской судья Мунк в этом не сомневается. Так что… это точно.
– Вы уверены? – Юнкер Стиг не спускал с меня глаз.
Я кивнул несколько раз, это как будто убедило его, он потянулся за свежим хлебом и откусил большой кусок. Задумчиво жуя хлеб, он поднял глаза и хотел что-то сказать, но предупреждающе поднял руку и дожевал хлеб.
– Сегодня ночью… нет, я имею в виду прошлую ночь, во Фредрикстаде у аптекаря… не слышали ли вы чего-нибудь необычного? Понимаете, мне кажется, я слышал…
Его прервала фрейлейн Сара, которая встала так внезапно, что со стола чуть не упала тарелка. Быстрым шагом, без единого слова она вышла из комнаты. Мы оба удивленно смотрели ей вслед. В ту же минуту в комнату вошел Олав с шапкой в руке.
– Будет лучше, если мы отправимся не мешкая, пока ветер попутный, – сказал он.
Я кивнул.
– Сейчас идем.
Он все еще ждал, и мы встали из-за стола. Юнкер Стиг крикнул своего слугу, Герберта, и приказал перенести его багаж в лодку. Я попросил Олава помочь мне с багажом нунция.
Продолжать разговор с юнкером о той ночи во Фредрикстаде было уже невозможно, наверное, оно и к лучшему. По дороге к лодке, на свежем воздухе, я снова все продумал и решил ничего юнкеру не говорить, по крайней мере пока. Изменить что-либо он все равно был не в силах, а тайна уже не тайна, если ее знают двое, любил говорить Томас. А нас с нунцием уже было двое.
Кроме того, я не был уверен, что юнкер Стиг, когда все станет известно королю, будет так же заинтересован в том, чтобы спасти шею Петтера Хорттена, как свою собственную. В том же, что королю это станет известно и что главным героем будет человек благородного происхождения, я не сомневался. Юнкер Стиг наверняка придумает, как ему действовать, думал я, таская наши вещи в лодку Нильса. Придумает, как подать себя в выгодном свете, а меня сделать виноватым в том, что нунцию удалось совершить свое злодеяние.
“Лучше думать о людях плохо и ждать, чтобы они доказали обратное”, – презрительно думал я, влезая в лодку.
Переезд через фьорд прошел легко, как и следовало ожидать. Я сидел на носу, опустив руку в воду, и смотрел на знакомые места. С левого борта поднимался внушительный остров Бастёйен, с правого – маленький, словно встрепанный, Мёленёйен, который почти сливался с утренним туманом. Впереди к нам приближался мыс Хорттен, он рос на глазах, и я узнавал крутые склоны, большие камни, места, где я ловил рыбу, где разбил до крови колено, видел косулю или бегал за отвязавшейся скотиной. За деревьями виднелась усадьба, темные поля, спускающиеся к морю, еще не перепахали после того, как урожай был собран. Видно, хозяин немного затянул со страдой.
