Андрей Добров - Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов
— Кого?
— Ну, шеф-повара Тестова. Он еще удивлялся, Алевтина эта говорит, неужели повара теперь в еду кладут аптекарские травы?
— Интересно.
— Еще она меня чаем напоила, потому как холодно было и я промок. И вот, пью я чай, а сам через витрину на аптеку поглядываю. Она вообще понравилась мне, хорошая такая.
— Аптека?
— Нет, девушка. Продавщица. Все шутила. Мы еще с ней про книги разные разговаривали. Она тоже читать любит. Как раз у нее с собой «Айвенго» Вальтера Скотта была…
Я вздохнул — Коля был знатным книгочеем и часто засыпал под утро с книжкой в руках. Он мог говорить о книгах бесконечно.
— Погоди. Значит, пьешь ты чай, разговариваешь про Вальтера Скотта… Знаешь, я ведь не за этим тебя посылал, чтобы ты с девушками светские беседы вел.
Коля смутился:
— Так ведь холодно было, Владимир Алексеевич. И дождь зарядил. И вообще, я так сидел, чтобы все видеть.
— Ну, и что ты увидел-то?
— А все как описал Захару Борисовичу. Как приехал этот аптекарь. Как он стоял перед табличкой «закрыто», как потом вошел. Я еще удивился — закрыто вроде, а дверь не заперта. А потом, уж как он выскочил, я за ним побежал — только-только попрощаться успел. Но Аля мне говорит — ты еще приходи, поговорим, а то, говорит, тут скучновато бывает. Жаль только, что она старше меня. Но это ведь ничего?
— Ты жениться, что ли, надумал? — спросил я с усмешкой.
— Жениться не жениться, а в гости я бы еще раз сходил, — кивнул Коля.
— Ну, так и сходи. А теперь посиди тихо, дай мне подумать.
Интересный поворот! Что это Михаил Иванович Рыбаков, шеф-повар тестовского ресторана, покупал в аптеке Горна? Помнится, Архипов говорил мне про то, что Рыбаков на допросе недоговаривает. Впрочем, если верить предсмертной записке Мишеля, повар — не убийца, потому что убийца сидел со мной за одним столом. Это либо Чепурнин, либо Патрикеев, либо Горн.
Глава 9
Охотный ряд
Утром, отбившись от очередной плошки с овсяной кашей, я потеплее оделся и поехал к Тверской части, в морг, надеясь, что доктор Зиновьев уже провел вскрытие Мишеля и определил причину смерти. А еще хотелось снова взглянуть на его молодую ассистентку — просто так, из любопытства — не каждый день встречаешь столь хрупкое создание в таких печальных стенах. Но, увы, Любы на сей раз в морге не было, зато я встретил самого Павла Семеновича, который курил в конце коридора, глядя в окно.
— Здравствуйте, доктор, — сказал я, снимая папаху и расстегивая бушлат. — Не помешаю?
— Живые всегда мешают намного больше, чем мертвые, — ответил Зиновьев. — Иначе с чего бы это я здесь работаю?
— Ну, уж потерпите немного. Вы вскрывали вчерашнего продавца?
— Да, — задумчиво произнес Павел Семенович. — Знаете… Это очень интересно.
— Что интересного?
Доктор затянулся папиросой и сквозь дым посмотрел на меня хитро прищуренным взглядом.
— Хотите посмотреть, Владимир Алексеевич? Я все больше убеждаюсь, что вы ходите сюда именно ради зрелищ.
— А где ваша ассистентка? — спросил я, чтобы переменить разговор.
— Вышла. Думаю, она собралась отдаться первому встречному.
— Это с чего бы? — оторопел я.
— Зашивала вашего молодца с Ильинки после вскрытия. Я же вам говорил — его мужское хозяйство выдающееся!
Я невольно представил себе, как Люба в белом халате и прозекторском фартуке отдается первому встречному, но тут же постарался прогнать из своей головы это видение.
— Сегодня у вас какие-то странные шутки, — проворчал я. — Павел Семенович, что случилось-то?
— А? — как будто очнулся Зиновьев. — Простите меня, Владимир Алексеевич, шутки действительно — не того… Просто пытаюсь осмыслить… Вы знаете, что этого парня тоже отравили. И точно таким же морфином.
— Как?!
— А вот так-то. Он умер не от удара, не от удушья, ни от чего другого — а именно от отравления морфином, причем той же степени концентрации, от какой умер и предыдущий мой клиент, не помню уже его фамилии.
— Столяров, — подсказал я.
Удивление быстро прошло — что же, все верно. Мишель хотел указать на убийцу — вероятно, потому, что был связан с ним. Именно он имел доступ к препаратам Горна. То окончание разговора между аптекарем и Архиповым, которое я услышал вчера на Ильинке, подтверждало, что, вероятно, сыщики все же обнаружили недостачу препаратов, что Горн отрицал. Немудрено — с таким заболеванием он скорее всего просто передоверил все манипуляции с ингредиентами своему помощнику.
— Что же, Павел Семенович, вы уже написали об этом Архипову?
— Несомненно.
Хлопнула входная дверь, и в коридоре морга появилась Люба Байсарова — только теперь она была одета в прехорошенькое серое пальто и теплую шапочку с меховой оторочкой. В руках она держала бумажный пакет. Не поздоровавшись со мной, она передала пакет доктору.
— Ваш калач, Павел Семенович. Еще горячий.
— Благодарю, Люба.
И тут черт меня дернул спросить:
— Это вы у первого встречного… э-э-э…
Люба бросила в мою сторону быстрый кинжальный взгляд, а Зиновьев вдруг страшно закашлялся, размахивая рукой — как будто он подавился папиросным дымом.
— Владимир Алексеевич! Думаю, мы с вами закончили. Так что в гости не зову, впрочем, вы и сами придете, когда захотите.
Я коротко поклонился и вышел. Теперь мне предстояло совместить приятное с полезным. То есть отобедать у Тестова и заодно поговорить с шеф-поваром ресторана Михаилом Ивановичем Рыбаковым.
Строго говоря, никакого тестовского ресторана в Москве не было, а был «Большой Патрикеевский трактир» — именно так гласила вывеска здания на Охотном Ряду. А уж пониже нее было написано: «И. Я. Тестов». Начинавший еще половым в московских трактирах, Иван Тестов скопил на чаевых неплохое состояние, подольстился к домовладельцу Патрикееву и основал трактир его имени, скромно приписав внизу свое. Он не просто сохранил традиции трактира русской старообрядческой кухни, но и довел их до такого блеска, что его заведение собирало теперь самые сливки не только общества Первопрестольной — самые богатые, знатные и именитые гости из столицы, Санкт-Петербурга, приезжая в Москву, обязательно ехали обедать именно к Тестову. Почему-то завтраки здесь не пользовались такой популярностью. Ужинали московские гурманы по клубам, а вот обедали либо у Тестова, либо в «Славянском базаре». Ужинали у Тестова в основном театралы, и во время сезонов тут было не протолкнуться от публики во фраках и вечерних платьях. Было, конечно, и много других заведений, но именно таких больше не было во всей России.
Я приехал незадолго до обеденного часа, и поэтому мой Иван сумел найти местечко у подъезда ресторана для стоянки. На первом этаже располагалась старинная, еще патрикеевская блинная, где степенные допотопные купцы поглощали десятки блинов с самыми разнообразными начинками и приправами. Там было тихо, степенно, никакого табачного дыма, никакой музыки. И даже водку там не пили, потому как водка — не лучший спутник блинам. Зато чай носили не просто парами, а чуть не ведерными чайниками. И при этом половой тащил целую стопку полотенец — вытирать вспотевшие шеи и щеки.
Я сдал бушлат и папаху в гардероб, получил латунный номерок, миновал вход в этот нижний зал и взошел по лестнице — не так давно я поднимался по ней, чтобы напроситься в гости к миллионеру Елисееву — тогда он скупил весь тестовский ресторан, чтобы в одиночестве, без чужих глаз отметить высочайшее разрешение на получение ордена Почетного легиона. Теперь же сверху, из ресторанного зала, в центре которого помещался бассейн с живыми стерлядями, доносились звуки чудесного механического оркестриона, исполняющего «Большой венский вальс».
Старший половой Кузьма, с бородой как у Саваофа, приветливо встретил меня и проводил за столик у окна.
— Будете обедать, Владимир Ляксеич? — спросил он. — Или только перекусите?
— Перекушу немного. Вели подать графинчик шустовской рябиновки и пару расстегаев с налимьей печенкой — на закуску. Потом ухи. А на основное — утку с кашей. А про десерты ты теперь, Кузьма, забудь. Я на диете.
Старший половой сочувственно кивнул — мол, все понимаем. На диете — значит, доктора так прописали. Ничего не записывал, потому что все меню Тестова держал в голове и мог о каждом блюде рассказать так, что посетитель, осоловев, иногда и не попробовав, уже лез в кошелек расплатиться за рассказанные Кузьмой блюда.
Я откинулся на спинку стула с легким сожалением, потому что не все из заказанного мне предстояло съесть — ведь я пришел сюда не столько пообедать, сколько вызвать на разговор шеф-повара.
Принесли графин рябиновки с расстегаями — я и не заметил, как проглотил их. А вот когда передо мной появилась тарелка царской ухи, прозрачной и душистой, я приступил к спланированному заранее святотатству. Не вынимая рук из-под скатерти, я вынул из жилетного кармана бумажный сверточек, развернул его и кончиками пальцев подцепил головку таракана с большими усищами, которого вчера мне специально отловил и располовинил Коля. Пока никто не видел, я быстро кинул тараканью голову в уху, а потом ударил по столу ложкой и позвал Кузьму. Тот появился мгновенно.
