Диана Стаккарт - Гром среди ясного неба
Как ни старалась, я не смогла отогнать от себя образ этой пары, сжимавшей друг друга в объятиях, которые невозможно было разомкнуть. И выбор у них был один — либо сгореть заживо, либо выброситься из окна в холодную ночь. Никакой надежды на спасение у них не было, и мужчина решился на этот отчаянный поступок.
Две охваченные пламенем фигуры, сплетенные в последнем вечном объятии, подобно падающей звезде, сорвались вниз с пылающей башни, чтобы встретить смерть в простиравшейся внизу темноте.
Загнав эти воспоминания в дальние уголки сознания, я открыла глаза и тотчас встретила озабоченный взгляд Витторио. Он все еще ждал моего ответа, и я, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы, заняла линию обороны.
— Просто в последнее время я сильно скучаю по своим родным, — ответила я. — Мне хотелось немного побыть одному, и не портить своей тоской настроение другим подмастерьям.
Как я и рассчитывала, выражение лица моего друга смягчилось, и он понимающе кивнул. Кстати, объяснение это было недалеко от истины. Многие ученики мастера были из иных, нежели Милан, мест, и поэтому встречи с родственниками были редкостью. Некоторые из нас месяцами не встречались с родными. Я не видела родителей и братьев вот уже больше года, хотя нам с отцом удалось дважды обменяться письмами, воспользовавшись подвернувшейся оказией.
Умение краснодеревщика Анджело делла Фация обращаться с деревом соперничало с мастерством Леонардо, виртуозно владевшего кистью. Отец понял мою страсть к искусству, побудившую меня однажды ночью оставить родной дом, чтобы обучиться ремеслу художника. Он также прекрасно понимал, что в сложившихся обстоятельствах я не могу вернуться домой до тех пор, пока остаюсь в учениках у великого Леонардо.
— Я тоже скучаю по отцу и сестрам, — признался Витторио, дразня собачонку длинной травинкой. — Но главное, я рад, что ты не злишься на меня. И, конечно же, ты никогда по-настоящему не сердишься на Пио, несмотря на все его проказы, потому что любишь его, как и я. Так что теперь я, пожалуй, оставлю тебя одного.
Впрочем, вопреки собственным словам Витторио остался сидеть на траве рядом со мной. Я тотчас поняла, что имеется некая другая причина, по которой он искал меня, и решила схитрить.
— Прошла уже почти половина дня. Почему же ты до сих пор в замке, а не отправился в город с Константином, Паоло и другими учениками?
— Мастер попросил меня присмотреть за малышом Пио, потому что собачка любит меня больше остальных. После мастера, конечно, — добавил Витторио, горделиво вскинув подбородок.
— Конечно, — согласилась я, улыбнувшись тому, с какой важностью мой товарищ говорит о нашем четвероногом друге.
Когда-то шаловливый Пио был любимцем той самой, сгоревшей заживо юной графини, смерть которой я так горько оплакивала. Живя в ее покоях, Пио спал на мягких подушках, ел изысканные лакомства и носил красивые вышитые ошейники, как и подобало его высокому положению. А положение он и впрямь занимал высокое, даже выше, нежели многие придворные, и потому удостоился чести быть запечатленным на картине великого Леонардо. Именно тогда, работая над его портретом, великий мастер проникся симпатией к Пио.
После смерти юной графини никто не пожелал предъявить права на малыша Пио, и мастер взял собачонку к себе. Теперь Пио проводил дни, мирно посапывая в каком-нибудь солнечном местечке в покоях Леонардо, или бродил по мастерской, доставляя подмастерьям безобидные неудобства.
— Посмотри, Дино, — вывел меня из раздумий голос Витторио. — Я сделал для Пио подарок. Скажи, как он тебе?
С этими словами мой товарищ указал на широкий плетеный ошейник на шее нашего четвероногого любимца. Ошейник был выполнен даже более изысканно, чем плетеный пояс Витторио, — настоящий шедевр хитроумных переплетений и узелков тонких полосок кожи.
— И еще… В тон ошейнику, — продолжил мой друг и, сунув руку за пазуху, вытащил длинный плетеный кожаный поводок.
Узкий конец он привязал к ошейнику, а широкий пристегнул к собственному ремню. Таким образом, проказник Пио мог резвиться у его ног, не имея возможности убежать далеко.
— По-моему, с новым ошейником Пио стал таким же щеголем, каким был в то время, когда жил в главном замке.
— Верно, — согласилась я. Да, руки у моего друга и впрямь золотые. — Твои творения прекрасны, Витторио. С расстояния кожа похожа на кованый металл. Ты показывал свою работу мастеру?
— Не хочу беспокоить его по пустякам, — ответил мой друг и беззаботно пожал плечами. Правда, от меня не скрылось, что он слегка зарделся от моей похвалы. — Но тебя я искал по другому поводу. Понимаешь, я сделал кое-что еще и хотел бы услышать твое мнение.
Еще раз запустив руку в складки туники, он извлек кожаное кольцо, с виду похожее на ошейник Пио. Нисколько не раздумывая, я надела его себе на руку, чтобы лучше разглядеть.
Как и ошейник Пио, это творение Витторио поражало тонкостью работы. Однако в данном случае мой друг проявил куда большее мастерство и изобретательность. Полоски кожи были удивительно тонкими, как проволока, и он соединил их в красивый узор, который украсил крошечными разноцветными бусинками. Эти бусинки были ничем иным, как кусочками минералов, которые мы дробили и перетирали в порошок для получения красок. Я предположила, что Витторио отшлифовал их, воспользовавшись небольшими осколками, которые подобрал на полу мастерской. Это было великолепное творение, которое наверняка отняло у него немало часов.
— Любая женщина будет рада получить в подарок такой браслет, — с искренним восхищением похвалила я.
Витторио покраснел.
— Я рад, что он тебе понравился. Я сделал его специально для одной девушки. Она… она не знает, что нравится мне, а я боюсь признаться ей в моих чувствах. Полагаю, что, получив этот браслет в подарок, она все поймет.
Мой друг застенчиво улыбнулся, и в его глазах я прочла надежду и некое потаенное знание, столь непохожее на обычную юношескую открытость.
Перехватив его взгляд, я на миг задумалась. И тотчас прониклась уверенностью, что Витторио имеет в виду меня, что он раскрыл мой секрет, о котором не подозревал даже Леонардо. Иначе, зачем ему нужно было искать меня и разговаривать со мной в уединенном месте? Ну, конечно же! Чтобы сообщить мне, что ему известна моя тайна! Но как он узнал? Как разгадал мой секрет, благодаря которому я вот уже несколько месяцев оставалась неузнанной среди подмастерьев Леонардо?
Как же Витторио догадался о том, что я не юноша Дино, как я называла себя, а Дельфина делла Фациа, девушка, которая переоделась в мужское платье, чтобы учиться живописи у величайшего мастера Милана и всех соседних провинций?
Я сняла браслет с запястья и сунула его моему другу.
— Скажи мне, что ты никому в этом не признавался, особенно мастеру! — вскричала я, вскочив с земли с проворством, чем вынудила Пио с визгом юркнуть из-под моих ног. — Ты должен знать, что твоя любовь направлена не по адресу. Давай сделаем вид, будто ты никогда не произносил этих глупых мыслей вслух.
— Что ты имеешь в виду, Дино?
Улыбка Витторио сменилась растерянностью. Румянец сошел с его щек, в широко открытых глазах застыло недоумение.
— Что ты такое говоришь? Предлагаешь мне забыть мою любовь к Новелле?
— Новелле? — теперь настал мой черед удивляться. — Кто это такая?
— Дочь прачки Ребекки, — ответил Витторио с несчастным видом и, опустив глаза, принялся задумчиво вертеть в руках браслет. — Она всегда была со мной приветлива, и я подумал… То есть, я надеялся… — Юноша печально покачал головой. Пио, чувствуя его настроение, лизнул его в щеку. Что касается меня, то страх разоблачения моментально улетучился, смытый жаркой волной смущения. Я настолько была поглощена собственными заботами, что сама не заметила, как уверовала в то, что на свете нет ничего важнее, нежели моя маленькая личная драма, вынудившая меня выдавать себя за юношу, одного из подмастерьев Леонардо. И вот теперь своими бездумными словами я обидела моего верного друга Витторио.
Поняв свою оплошность, я тотчас попыталась загладить свою вину и поднять товарищу настроение.
— Не обращай внимания на мои слова, — взмолилась я, снова садясь на траву рядом с ним и ободряюще потрепав его по плечу. — Мне показалось, что ты говоришь об особе более старшего возраста. Я знаю дочь Ребекки, и не раз замечал, как она одаривает тебя теплой улыбкой, когда ты не видишь.
— Правда? — улыбнулся славный Витторио. — Ты думаешь, ей понравится мой браслет?
— Уверен, она сочтет его прекрасным подарком. Возможно, она даже окажет тебе ответную любезность и выстирает твой плащ. Если, конечно, сумеет прежде сбить его долотом с твоей спины.
Этой невинной шуткой — Витторио был известен своей любовью к штукатурке стен — мне удалось вновь вернуть улыбку на лицо моего друга. Я очень хотела верить, что говорю правду о девушке, чье имя никогда раньше не слышала. Впрочем, несколько раз я сталкивалась с ней, когда она шла за матерью, как правило, нагруженная огромной корзиной с бельем.
