Виктор Суворов - Контроль
Ее били. Но удары эхом в теле. Без боли. Так бывает, когда на телеграфном столбе сидишь, по которому лупят кувалдой: столб дрожит, а тебе не больно.
Потом снова была звенящая тьма.
Потом она вернулась из тьмы. Но уже не свирепой неандертальской красавицей, но комсомолкой Настей Стрелецкой. Настей Жар-птицей.
Ее тащили к яме. Она знала – на исполнение. Она смеялась над ними. Она знала, что победила. Правило старое: хочешь легкой смерти – целуй сапог. Не хочешь целовать – смерти легкой не получишь. Они не сумели заставить ее кричать. Они не сумели заставить ее целовать сапог, и все же она отвоевала себе право легкой смерти. Она победила их. Она знала это. И они знали.
Ее тащили за руки, а ноги – по песку. По кочкам. По ямкам. По кореньям.
Разинула пасть могильная яма. Посыпались в яму комья мокрого белого песка из-под яловых сапог исполнителей. И увидела она разом всех тех, кого, расстреляли сегодня. Теплых еще. Парит яма, отдавая весне тепло человеческих тел.
Много в яме. До краев. Все мертвые глаза разом на нее смотрят.
На живую.
Пока живую.
Угнули ей голову над ямой. Рассматривай содержимое. И корешки сосновые рассматривай, и лопаты на отвале песка, и головы, головы, головы с раскрытыми ртами, с высунутыми языками, с полуприкрытыми теперь уже навеки глазами.
И не думала она, не гадала, что уйти из этой жизни выпадет под звуки бессмертного вальса «Амурские волны». Но выпало так. Где-то далеко-далеко за березовой рощей, за лесным озером тихо струилась мелодия. И никто не слышал ее. А она слышала.
Она знала, что это именно та мелодия. Что это для нее. Что вальс гремит и зовет ее не уходить. Но она-то знала, что пришло время уходить. Уходить в кучу переплетенных мягких тел. Уходить из одуряющих запахов весны в запах спекшейся крови, в запах мясной лавки, в запах мокрого песка и сосновых корней.
А ведь все для нее так славно начиналось. Впрочем, и завершается неплохо: не забита сапогами, но расстреляна.
Расстреляна.
Главное в жизни – умереть правильно. Красиво умереть.
Всем хочется красиво жить. Но каждому все остальные мешают жить, как хочется.
А умереть красиво никто не мешает. И этим надо пользоваться. Но мало кто пользуется. А она возможностью умереть красиво воспользовалась. И удалось. А время остановилось. Застыло. Потом пошло вновь медленно-медленно. Над правым ее ухом лязгнул пистолетный затвор. Этот лязг она узнала: «Лахти Л-35».
И грянул выстрел.
А начиналось все так славно…
Глава 1
Началось все с того, что построил инструктор Скворцов парашютную команду и сказал: «Здрассте».
– Здрассте! – девоньки хором.
– Умеет ли кто танцевать?
– Гу, – девоньки весело.
– Все танцевать умеют?
– Гу, – ответили девоньки. Без перевода ясно: как не уметь!
– Ладно, – инструктор Скворцов говорит. – Кто танцевать умеет, три шага вперед… Шагом… арш!
Дрогнул строй девичий и отрубил три шага вперед.
Одна Настя на месте осталась. Смерил взглядом строй инструктор Скворцов:
– Мне столько не надо. Мне одна только нужна. Ладно. Кто умеет хорошо танцевать… – Скворцов сказал с упором на слове «хорошо». – Три шага вперед… Шагом… арш!
Снова весь строй три шага вперед отрубил. Одна Настя на месте так и осталась.
– Ладно, девоньки. Мне нужна та, которая очень хорошо танцует. – На этот раз упор на слово «очень». – Три шага вперед… Шагом… арш.
Еще три шага строй отрубил и замер.
А Настя одна на прежнем месте.
Тогда инструктор Скворцов к ней подошел.
– Анастасия, ты что ж это танцевать не умеешь?
– Не умею.
– Врешь.
– Вру.
– Врешь? А почему?
– Не хочу танцевать.
– А танцевать не требуется.
Обошел инструктор Скворцов ее вокруг, оглядел.
– Я же не сказал, что танцевать надо. Танцовщиц у меня полная Москва. Мне девочка нужна с координацией, с гибкостью, с быстротой движений, с точностью. Давай так, ты нам только покажешь…
– Зареклась…
– А это танцем считаться не будет. Демонстрация способностей.
– Тогда пожалуйста. Только я без музыки не демонстрирую.
– Есть музыка.
Водрузил инструктор Скворцов на табуретку патефон, накрутил ручку как полагается, поднял головку блестящую… Среди девчонок ропот: да вы на меня только посмотрите! Да я вам и без музыки!
Поставил инструктор Скворцов головку на пластинку, порычал патефон, похрипел, вроде великий певец перед исполнением, и ударили вдруг в его патефонном нутре барабаны, взвыли саксофоны, заорали трубы: трам-пам-пам-пам, трам-пам-пам-пам, пра-па, бу-бу-бу-бу-бу!!!
С первыми звуками замерла Настя, вытянулась вдохновением переполненная, вроде электрический заряд по ней плавно прошел, вроде искры с пальцев посыпались голубые.
И пошла.
И пошла.
– Эге, – девоньки сказали. – Эге.
Стоят вокруг, смотрят. А некоторые и смотреть не стали. На укладку парашютов пошли.
А Настя Жар-птица чертиком заводным ритм негритянский выплясывает. И по телу ее вроде волна вверх-вниз ходит, вроде ни костей в ней, ни суставов. Как змея под дудочку. Танцует так, что с места не сходит. Но ведь и змеи на хвосте танцуют, с места не сходя. При умении сцена вовсе не требуется. Умеющему и зал танцевальный не нужен. При умении можно и на месте танцевать. На собственном хвосте.
Где-нибудь в Калькутте или в Мадрасе оценили бы. И в Чикаго оценили бы. Правда, и в Москве оценили.
– Ну, девоньки, кто кроме Настасьи талант продемонстрировать желает? Никто не желает: прыжки сегодня, энергию экономить надо, не до танцев.
Смеется инструктор Скворцов. И Насте на ушко:
– Молодец. Ай, молодец. Я тебя за три парашюта продам.
2Вечерами у Насти работа. Завод «Серп и молот». Литейный цех. Подметальное дело. Семь часов в день. В соответствии со сталинской конституцией. А парашютная секция по утрам.
– Многие думают, что главное в парашютном деле – укладка, прыжки, приземление. Чепуха. Этому, девоньки, не верьте. Дураки думают, что приземлился и делу конец. Нет, куколки мои тряпочные, после приземления самое главное только и начинается. Надо парашют спрятать и с места приземления уйти. Поэтому каждый день я вас на полный марафон гонять буду. Уходя от преследования, надо уметь переплыть реку. Поэтому каждый день помимо марафона мы будем плавать километр. Бассейна у нас нет, но он нам не нужен. Москва-река – наш бассейн.
– А зимой?
– Зимой у Серебряного бора нам ледокол дорожку ломать будет.
3Отгремела смена вечерняя. Затих цех. И раздевалки затихли. Никого. Бесконечные ряды шкафов железных. На каждом шкафу замок. Все замки – разные. Если бы нашелся какой коллекционер, то – раздолье ему, сразу бы в раздевалке одного только цеха полную коллекцию замков собрал всех времен и всех народов.
Осторожно Настя в свой шкаф железный – юрк. Как мышка незаметная. Только щелочку надо оставить. Потому как снаружи ручка есть, а изнутри не предусмотрена. Щелкнет замок, как потом из этой мышеловки выбраться? Тот, кто шкафы для раздевалок делал, никак предположить не мог, что шкаф спальней кому-то служить будет. Домом родным.
Прижалась Настя спиной к железной стенке, обняла колени руками. Голову на колени – и спит. Жаль, затекают ноги быстро. Жаль, не вытянуть их. Жаль, ночами холодно. Жаль, что халаты промасленные не греют и голова от их запаха болит. Только пустяки все это. После марафона, после плавания километрового, после парашютной тренировки (а для умеющих хорошо танцевать – еще и стрельба, и самбо, и ориентирование на местности), после вечерней смены спится хорошо даже в железном шкафу раздевалки литейного цеха завода «Серп и молот».
4Строг инструктор Скворцов:
– Значит, так. Сейчас у нас сентябрь. Объявляю купальный сезон. Любое занятие будем начинать с купания. Один час. И так будем продолжать. Весь год. В Москве холодно не бывает. Редко-редко до минус тридцати доходит. Это у нас в Сибири холодно. А тут тепло. Всегда. Но и у нас, в Сибири, вода холодной не бывает. Никогда. Если вода холодная, то она твердеет и превращается в лед. Но в любом льду всегда можно прорубить прорубь. В проруби вода всегда теплая. Пока не затвердеет. Но мы новую прорубь к тому времени прорубим.
И еще. Запрещаю воду ногой трогать. Запрещаю рукой. Незачем ее трогать. Температуру воды на глаз видно. В лед не превратилась – значит теплая. В воду входить быстро. От этого решительность вырабатывается. В воду входить так, как входит парашютист в пустоту. Все ясно?
– Все.
– Тогда одна минута на раздевание… пошла. А с завтрашнего дня раздеваться будем быстро.
5Почему Настя в шкафу спит? Потому, что больше негде. Совсем недавно жила она в большой квартире. В очень большой. Но осталась одна Настя на всю квартиру. На всю Москву. На всю Россию. Квартира гулкая. Москва гулкая. Отдаются шаги в квартире. Отдаются шаги на Москве: ходят темными ночами темные люди. Стучат в двери. Вы арестованы! Вы арестованы! Вы арестованы! Вы арестованы!
