Ирина Глебова - Капкан для призрака
– Дай Бог! Я была бы только счастлива… Но если нет, мы Эльзе поможем. И потом – она молода, красива, еще встретит мужчину, который ее полюбит, и сына ее полюбит…
Срок трехгодичного обета, который выдерживал Станислас Покольский, и в самом деле подходил к концу. Эриху исполнился год, он уже уверенно бегал и лопотал первые слова. Эльза с каждым днем становилась все энергичнее, веселее, на ее щеках горел румянец, а глаза блестели… Но однажды вечером она не спустилась к ужину. Когда Настя поднялась на второй этаж, в ее комнату, девушка лежала в постели с восковой бледностью на лице и неживым взглядом. Сказала, что плохо себя чувствует и будет уже спать.
Если ужинать вся семья собиралась вместе, то завтракали каждый в удобное для себя время. Эльза поела на кухне, вернулась в свою комнату, но вскоре вышла, одетая как на прогулку, с небольшой сумочкой в руке. Она не вернулась к вечеру, но почтовый служащий принес от нее записку: «Я должна уехать. Не волнуйтесь, дня через три вернусь». И все. С очень плохим предчувствием Людвиг и Анастасия поднялись в комнату к сестре и буквально сразу наткнулись на смятую и брошенную на пол газету. В ней, в разделе брачных объявлений, имелось и такое: «Пан Станислас Покольский, владелец самого большого универсального магазина в Лодзи, имеет счастье сообщить о своей помолвке с прекрасной панной Эльжбетой Брезовой, дочерью уважаемого банкира Генриха Брезы. Помолвка и бал в честь нее состоятся в доме Покольского». Был указан день – завтрашний. Людвиг и Настя переглянулись. Он был в полном смятении, пробормотал неуверенно:
– Она хочет поговорить с ним, убедить, пристыдить… Напомнить о сыне, наконец!
Анастасия тяжело вздохнула, покачала головой:
– Дай Бог, чтобы так…
Но было видно, что сама в это почти не верит. Потом добавила:
– Скорее, думает открыть глаза его невесте. Все это может кончиться большим скандалом. – Обняла расстроенного мужа за шею, добавила печально: – Но, боюсь, ничего у нее не получится, только позору натерпится!
Эльза вернулась рано утром на третий день. В гостиной столкнулась с матерью и отцом, подошла, обняла и поцеловала их, и, ничего не объясняя, поднялась в детскую к сыну. Там и застала ее Настя – бледную, глядящую неподвижным взором в окно. Вздрогнув, Эльза быстро поднялась, прошептала:
– Ни о чем не спрашивай! Пойду к себе… Устала…
Людвиг относил первую партию хлеба утренней выпечки в булочную, когда услышал крик мальчишки-разносчика газет:
– Сенсация! Покупайте и читайте! Зверское убийство в Лодзи Станисласа Покольского на балу в день помолвки!
Он с трудом донес лоток до стойки, поставил его и быстро пошел в дом, в комнату сестры. Она словно ждала его: сидела, поджав ноги, в углу кровати, смотрела лихорадочно-блестящими глазами.
– Людвиг! – быстро проговорила, не ожидая его слов. – Все эти дни я была здесь, дома, никуда не уезжала! Болела и не выходила из своей комнаты!
А еще через несколько дней в газетах появились сообщения: полиция арестовала некоего Павла Карпухина – многие факты говорили о том, что именно он убил Покольского. Описывались подробности: Карпухин был молодым студентом, умным, симпатичным, работящим, поскольку учился и одновременно подрабатывал, чтобы не обременять своих престарелых и скромного достатка родителей. Некоторое время назад этот парень служил приказчиком у Покольского, но потом внезапно уволился. При этом, вспоминали другие служащие, очень сильно поссорился с хозяином, уходя, сказал громко: «Как таких мерзавцев земля носит! Это несправедливо!»… Похоже, сам Карпухин и решил восстановить «справедливость».
Полиция сработала отлично: быстрое и блестящее расследование показало, что среди лакеев, нанятых в одной фирме и хорошо знакомых друг с другом, был один – никому не известный. Он какое-то время мелькал в зале с подносами, потом исчез. Когда же произошло ужасное убийство и прибыла полиция, всех допрашивали, но этого человека уже среди лакеев не оказалось. Зато садовник видел, как кто-то шел через задний двор за несколько минут до того, как в доме поднялись крики и беготня. Садовник побежал в дом и лишь потом, на допросе в полиции, вспомнил: похоже, это был бывший приказчик Карпухин.
Убийство было совершено с дерзостью и жестокостью. Станислас Покольский в какой-то момент, никому ничего не сказав, удалился из банкетного зала и пошел в маленький зимний сад на втором этаже. А вскоре туда забежала молодая пара, ищущая уединения. Они и увидели первыми Покольского, лежащего между пальмами в кадках и античными статуями, на залитом кровью полу, с перерезанным горлом… Полицейский врач установил, что рана была нанесена очень острым предметом, скорее всего бритвой. Полоснули всего один раз, но сильно – Покольский умер почти сразу, если и успел крикнуть, то негромко. Одно из окон зимнего сада оказалось распахнутым, а к нему приставлена деревянная лестница. С лестницы сняли несколько серых ниток, зацепившихся за гвоздь, – садовник тут же вспомнил, что идущий через двор человек был именно в сером костюме…
Найти Павла Карпухина оказалось простым делом – он жил в Лодзи с рождения. На его сером костюме не оказалось следов крови, но из него был выдран клочок ткани – тот самый, с деревянной лестницы. При обыске обнаружилась остро отточенная бритва с несмываемыми пятнами, которые оставляет на железе кровь. А еще через день полиция отыскала костюмированную мастерскую, где именно Павел Карпухин как раз накануне бала брал напрокат лакейскую ливрею. Вернуть он ее не вернул: вскоре она нашлась в соломе среди дворовых построек дома Покольского.
Итак, картина убийства могла быть полностью восстановлена. Павел Карпухин, не раз бывавший в доме Покольского и хорошо знавший расположение комнат, заранее приставил со двора к окну зимнего сада лестницу. Потом, под видом лакея, смешавшись с другими, некоторое время наблюдал за хозяином и каким-то образом сумел заманить его в уединенную комнату… Как он это сделал и каковы были истинные причины мести, Карпухин не признался, но полицейский следователь и не настаивал. Доказательств вины молодого студента было и без того достаточно. Убив Покольского, Карпухин спустился по лестнице во двор, переоделся в сарае в, видимо, заранее припрятанный костюм, ливрею оставил в соломе и ушел… Дело было передано в суд.
…Лютцы словно вернулись к жизни! Несколько дней, в которые они думали, что убийца – их Эльза, семья жила в оцепенении и страхе. Теперь они воскресли. Людвиг и Настя строили предположения: Эльза, приехав в Лодзь, пыталась встретиться с Покольским. Возможно даже, и встречалась, и говорила, но бесполезно. А может быть, и не успела встретиться… Время пройдет, она сама им все расскажет – если захочет.
Эльза тоже стала почти прежней, не избегала своих родных, а с сыном почти не расставалась. Гуляла с маленьким Эрихом, играла с ним, спать брала в свою комнату. Вот только каждый день она с нетерпением ожидала почту, покупала несколько газет и лихорадочно прочитывала их. Это можно было понять: все-таки убит человек, которого она до последнего времени сильно любила, который был отцом Эриха. Газеты давали подробный отчет о следствии. Когда же был назван день суда, Эльза сказала брату:
– Завтра я поеду в Лодзь… на суд.
Опять на ее щеках горели лихорадочные пятна, а глаза упрямо и непреклонно блестели. Людвиг и Настя не посмели возражать ей. Эльза уехала. А потом случилась та ужасная вещь, которая перевернула всю их жизнь.
Во время суда Павел Карпухин признал многое. Он и в самом деле брал напрокат лакейскую ливрею, он и правда лазил по деревянной лестнице к окну зимнего сада. Признал даже, что уволился из магазина Покольского после сильной ссоры с хозяином, но вот причину ссоры назвать отказался. И, главное, постоянно повторял одно: «Нет, я не виновен. Я не убивал!» Однако, помимо его признаний, были и другие весомые доказательства: его видели в час, совпадавший с убийством; лоскут, найденный на лестнице, был именно из его пиджака; бритва с пятнами крови идеально подходила к орудию убийства… Присяжные и судьи не колебались. Однако, когда судья громко произнес первое слово вердикта: «Виновен!» – произошло неожиданное.
В зале, в проходе между кресел, словно из ниоткуда возникла женская фигура – высокая, стройная, с бледным лицом, обрамленным темными локонами. Громким, звонким голосом она воскликнула:
– Нет, это неправда!
Молодая женщина быстро прошла к скамье подсудимых, перегнулась через барьер и тронула ладонью руку арестанта.
– Спасибо тебе, Павлик! – сказала она. – Но коль все так обернулось – незачем тебе отвечать за мою вину.
Она говорила негромко, но в наступившей тишине каждое слово достигало дальних концов зала. Только теперь, опомнившись, судья зазвонил в колокольчик, присяжные растерянно заговорили, а к женщине подскочили караульные. Но она уже сама повернулась к трибуне, где сидели судейские:
