Валерий Введенский - Приказчик без головы
– Жив! Но ничего, ничего не совершил! И ни на что не гожусь! Понимаешь?
– Диди!
– Не понимаешь! Один Лешич понимает. Хороший он. Очень! А я ведь его ревновал. Как пожалует в гости, у меня кишки от возмущения начинают друг с дружкой здороваться. За столом неудобно сидеть. Сижу и мучаюсь, а выйти боюсь. Потому что он любит тебя!
– Не говори глупостей…
– А то сама не знаешь!
– Послушай…
– Да слышал уже сто раз! Если бы ты захотела, вышла бы за него, а не за меня.
– Правильно. Молодец!
– Но ведь Лешич тебя любит! И тебе сие приятно…
– Диди…
– Да и ладно! Во всем есть положительное, даже в отрицательном. Кто бы, кроме Лешича, меня сегодня выслушал? Не Спасову же идти плакаться? И помог мне Лешич здорово. Я ведь всех этих околоточных, городовых, извозчиков боюсь. Да-да! Не смейся! Они будто с Луны прилетели. Как разговаривать с ними – не знаю.
– Не придумывай!
– Нет, конечно, приказать: «Подай-ка, любезнейший, два шницеля и графинчик водки» – я могу, спору нет! А по душам, по-человечески с ними не умею. Тебе вот завидую! Нарядилась в сарафан, пошла на рынок торговаться. А я вне фрака словно и не существую. Но они ведь тоже люди. Взять, например, Климента! Преинтереснейший субъект. Из крестьян в солдаты, попал на Кавказ, в самое пекло, оттуда в Крым. Севастополь, Балаклава! Сражался геройски! В поручики выбился. После отставки в полицию пойти не испугался. Все про всех в околотке знает, мышь мимо него не проскочит…
– Хорошая у вас была гувернантка. – Прыжов не спеша вернулся в свое кресло. – Невинная аки младенец. Наломаю, говорит, спичек и отравлюсь. Потому что обесчещена.
– Только не в моем доме! – сверкнула глазами Сашенька. – Пусть немедленно собирает вещи!
– Никак пока не может. Пребывает в полуобморочном состоянии.
– Раз спички ломать в состоянии…
– Не волнуйся, – успокоительно махнул рукой Лешич. – Я провел беседу. Объяснил, что спички теперь не те[41], отравиться не отравится, только пронесет.
– А что с ней приключилось? – заинтересовался Диди.
– С полюбовником поругалась, – отрезала Сашенька.
– Полюбовник, между прочим, подлец, – заметил Лешич. – Да какой! Пробу негде ставить.
– Жаль, – вздохнул князь. – Такая красивая девушка.
Сашенька сжала кулаки. Вот они, мужчины! Секунду назад жаловался, что ни на что не годен, а теперь слюни по институткам пускает.
– Очень красивая, – согласился с Диди Прыжов. – Я как-то не обращал на нее внимания, а сегодня, когда в проеме стояла, так свет удачно падал…
Собственные остренькие ногти больно впились Сашеньке в руку. Это еще что за новость? Лешич ее рыцарь!
– Этот подлец… Он ее обрюхатил? – предположил худшее Диди.
– Я тоже нечто подобное заподозрил, – улыбнулся Лешич. – Начал осторожно расспрашивать. Помочь-то девице надо! А у меня приятель есть, отлично выкидыши делает.
– Статья 1462-я, лишение всех особенных, личных и по состоянию присвоенных прав с отдачей в арестантские отделения от пяти до шести лет, – меланхолично напомнил Диди.
Лешич махнул рукой и продолжил:
– Аккуратно интересуюсь, не беременна ли? В ответ говорит, что точно не знает, но почти наверняка. Аж три раза целовались!
Диди с женой расхохотались.
– И чему только этих смолянок учат, – пробурчал князь.
– Сашенька, выгонять Наталью Ивановну нельзя, – сказал вдруг Лешич. – Очень она порядочный и преданный вашей семье человек.
– Лешка! – воскликнул Диди. – Ты что, влюбился?
Прыжов пожал плечами:
– Пока не знаю! Просто прошу вас оставить ее на службе.
До Сашеньки столь же вероломное предательство довелось испытать, пожалуй, лишь одной Марии Стюарт. Еще вчера этот подлец, этот ничтожный рыцарь клялся в любви! А сегодня, видите ли, свет удачно упал…
– Ни за что! – громко и четко сказала она.
– Ты совершаешь ошибку! Ужасную! Непоправимую! У Наташи… У Натальи Ивановны имелась весьма веская причина ударить этого Кондратова. Поверь!
– Я готова ее узнать, – недобрым голосом сообщила княгиня.
– Прости, Сашич! Не могу, дал слово. Но прошу тебя, умоляю не увольнять!
– Даже не обсуждается!
– Очень жаль! – металлическим тоном произнес Лешич. – Кстати, с каких это пор ты гуляешь по городу в сарафане?
– Сашенька по огурцы ходила. Клаша-то все болеет, – пояснил другу Диди.
– Вот как? – усмехнулся Лешич. Глаза его прищурились. Не по-доброму прищурились. – Не знал я, что огурцы на Марсовом поле растут!
Сашенька прикусила губу. В словах друга недвусмысленно прозвучала угроза. Угроза рассказать о ее похождениях Диди! Конечно, Лешич знает далеко не все. Однако мало ей не покажется.
– Знаете что? – она резко поднялась.
Любящие мужчины испуганно посмотрели на нее снизу вверх. Тарусова выдержала паузу. Потом улыбнулась:
– Пойдемте в столовую. Ужинать пора! А насчет Натальи Ивановны я, так и быть, подумаю.
Глава восьмая
– Итак, господа присяжные, перенесемся мысленно в то роковое воскресенье. Оно обещало стать самым светлым, самым радостным днем в жизни Антипа Муравкина. Как же – крещение первенца! Петра Антиповича! Однако именно за праздничным столом начались ужасные события, приведшие в итоге Антипа на скамью подсудимых. Брат моего подзащитного Сидор, выпившей на радостях лишку, поссорился со своим работодателем купцом Осетровым, а после спешного ухода последнего принялся домогаться собственной невестки Маруси. Можно ли удивляться, что Антип кинулся на брата с кулаками? Нет! Ни один муж не способен спокойно взирать на оскорбления, наносимые целомудрию его супруги, и тому есть немало примеров из истории. Да любой из вас, господа присяжные, поступил бы точно так же!
За праздничным столом еще оставались гости, среди которых был местный околоточный Климент Сильвестрович Челышков. Он и разнял сцепившихся братьев. Проявив прозорливость, Челышков препроводил Сидора в кутузку, где тот провел последнюю в своей жизни ночь. Вы уже слышали…
Здесь Дмитрий Данилович отвлекся от исписанных листочков:
– Дорогая! Я хочу Климента Сильвестровича свидетелем защиты вызвать. Как думаешь, прокурор не станет возражать? В положенные сроки я его не заявил…
Тарусова пожала плечами. После бессонной предыдущей ночи, после всех злоключений вчерашнего дня княгиня спала как убитая, даже сновидения ее не беспокоили. Однако проснулась с сильной головной болью, словно не Диди, а она выпила вчера полбутылки коньяка. Сам же князь был на удивление бодр, с непривычных для него восьми утра расхаживал по спальне в халате, а когда Сашенька открыла глаза, принялся вслух репетировать будущую речь.
– Надеюсь, не станет, – ответил сам себе Дмитрий Данилович. – Так… На чем остановился? Ах да… Господа присяжные! Господин судья! Вы помните показания околоточного Челышкова? Утром следующего дня, прежде чем выпустить Сидора из кутузки, Климент Сильвестрович провел с ним воспитательную беседу. Муравкин-старший был полон раскаяния и дал клятву, что непременно извинится перед Осетровым и братом. Но… Увы и ах! Наглые притязания старшего приказчика давно вызывали у Осетрова понятное раздражение. Мечта Сидора стать компаньоном не была подкреплена ни профессиональными навыками, ни денежными возможностями. После инцидента на крестинах терпение Калины Фомича лопнуло. Явившемуся из кутузки Сидору он объявил о расчете.
Вот так, из-за собственной глупости, из-за пьяной болтовни Муравкин-старший лишился солидной должности, хорошего оклада, налаженной жизни. По русскому обычаю заливать горе он отправился в кабак. Мы вместе слушали показания полового Басяткина… Заявлен стороной обвинения, – пояснил Сашеньке Дмитрий Данилович. – Кратко их повторю: Сидор Муравкин появился в трактире «Дедушка» в десять утра и пьянствовал там до пяти вечера. Вероятно, пил бы и дальше, покамест не просадил бы деньги, полученные в расчет от Осетрова, но схлестнулся по пустяковому поводу с купцом из Вятки, который в трактире обмывал удачную сделку (пьяному Муравкину почудилось, что тот на него косо посмотрел). Сидор разбил об стол опустошенный им полуштоф[42] и двинулся с острым горлышком в руке на купца. Дебошира тут же скрутили половые, хозяин послал за городовым, но когда тот прибыл, оказалось, что Муравкин сбежал.
Никакого пристанища Сидор не имел, потому что проживал до этого у Осетрова. Куда он мог податься? Только к брату! К родному брату, которому помог снять и оплатить квартиру. Кстати, именно поэтому Сидор имел ключ от входной двери.
Стояла такая же, как сегодня, жара. В квартире было нестерпимо душно, поэтому Маруся Муравкина отправилась с ребеночком погулять. Сидор сначала стучал, а потом, не дождавшись ответа, открыл дверь своим ключом и вошел.
Сейчас сложно предполагать, что бы произошло, застань он дома Марусю или вернись она первой. Но раньше ее возвратился Антип. В тот день, как обычно, он должен был сделать две ездки с грузом, однако вторая не по его вине сорвалась. Открыв дверь, мой подзащитный увидел брата, с которым предыдущим вечером поссорился и подрался. Напомню еще раз, что причиной конфликта была попытка Сидора оскорбить честь Маруси.
