Леонид Юзефович - Князь ветра
14
Каменские жили на четвертом этаже, а между вторым и третьим Иван Дмитриевич увидел спускавшуюся навстречу Наталью.
— Амба! -сказала она. — Рассчитали меня, и ведь все из-за вас! Что ж вы ей прямо как на духу все и выложили? От Натальи, мол, знаю, что гадаете, что барыни к вам ходят. Не могли как-нибудь похитрее?
— Да-а, нехорошо вышло. Извини, я как-то не подумал.
— Ладно, не винитесь. Я все равно от нее уходить хотела.
— А чего так?
— Если вы про нее еще ничего не поняли, я вам вот что посоветую: придете сейчас в квартиру, проситесь к ней в кабинет. Ну, где череп. Там шкапчик есть, на нем раковина…
— Какая еще раковина?
— Не такая, из которых пуговицы режут, а морская. Отец Николая Евгеньевича ее из Монголии привез.
— В Монголии нет моря.
— Не важно, монголы в такие раковины трубят вместо труб. У этой на конце мундштук приделан. Вы ее потрясите, оттуда ключ выпадет. Откроете им шкапчик, сразу все и поймете.
— Что я пойму?
— Поймете, чем она, стерва, занимается. У ней в шкапчике весь ее колдовской инструмент.
— Чего она этим инструментом делает? Мужиков к бабам присушивает?
— Это тоже.
— И какой у нее способ?
— Разные есть.
— А какой самый надежный?
— На что вам?
— Хочу понять, почему покойный с ней не развелся, раз она, как ты говоришь, и колдунья-то, и стерва.
Еще вчера была мысль, что в объятиях медного дьявола Каменский представлял себе не какую-нибудь бабку, именем Бафомета заклинающую огороды от капустного червя, а собственную жену. Если он придумал только эту казнь, а члены Священной дружины существуют на самом деле, мог ли понравиться им такой домысел?
— Ну, — вздохнув, приступила Наталья, — вот вы вчера у нас в кухне кота видели, помните? Он тут первое лицо. Если клиентка есть, барыня велит мне изловить где-нибудь кошечку бродячую, сама ее покормит, коту тоже сырой печенки даст, а вечером с клиенткой запрутся у себя и сидят ждут, когда кот с кошечкой… Как наш-то залезет на нее, барыня на них зеркальце наведет, пошепчет что-то, и готово. Клиентка деньги платит, зеркальце берет, а дальше уж ее забота, как все обставить. Вы, скажем, дадите любой женщине в это зеркальце поглядеться, и она — ваша. Никого ей больше не надо, только вас.
Она подождала, пока мимо пройдут дама с девочкой, и добавила:
— Стерва, ей-богу! С нее станется и мужа пристрелить.
— Зачем?
— Что ей в нем? Сколько живут, она от него ни денег не видела, ни подарков. А так, смотришь, присушит кого-нибудь с деньгами.
— Кого, например?
— Да хоть Ивана Сергеевича.
— Тургенева?
— А что? Он мужчина холостой, хорошо зарабатывает. Иван Дмитриевич засмеялся и получил выговор от Натальи:
— Чем сюда каждый день таскаться, вы бы лучше в тюрьму ее посадили. Посидит недельку с крысами, авось признается.
На сей раз вдова была дома одна. Иван Дмитриевич предъявил ей ордер на обыск и выразил желание осмотреть ее кабинет. Возражений не последовало. Вошли в небольшую, без претензий обставленную комнату. Как везде в квартире, все здесь указывало на то, что доходы хозяев едва позволяют им балансировать на грани между скромным достатком и опрятной бедностью.
На столике желтел знакомый череп, из темени которого монголы сделали габалу. Шкапчик с раковиной стоял у противоположной стены. Иван Дмитриевич встряхнул ее над ладонью, поймал выпавший ключ и вставил его в скважину. Каменская возмутилась было, но вновь извлеченный из бумажника ордер на обыск вынудил ее смириться. «С правом отмыкать запертое», — гласил этот документ. Замок щелкнул. Иван Дмитриевич раскрыл обе створки и, ничего пока не трогая, начал изучать содержимое шкапчика.
Горизонтальная полка делила его на две половины. Внизу хранились запасы свечей, стояли однообразные скляночки с чем-то сушеным, истолченным в порошок. Он прочел надпись на одной из этикеток: «Сажа». На второй— «Камедь». На третьей— «Касатик флорентийский». Сбоку лежали пучки сухой травы, гусиные перья, куски тесьмы и материи. Три-четыре одинаковых зеркальца готовы были запечатлеть в себе таинства кошачьей любви.
Верхняя половина была почти пуста. Здесь находились всего два предмета: книга наподобие амбарной, в переплете из хорошо выделанной кожи, и восточной работы бронзовая курильница на звериных лапах. По форме они напоминали собачьи.
— Что это за книга?
— Поваренная, — ответила вдова,
— А все остальное вам нужно для гаданий с подругами?
— Не только.
— Не только для гаданий или не только с подругами?
— Тут множество вещей, необходимых в женском хозяйстве. Лекарственные травы, тесьма, нитки, иголки.
— Сажа, — в тон ей продолжил Иван Дмитриевич. — Мазать лицо, чтобы не изнасиловали монголы, если они нас опять завоюют.
— Ну и шуточки у вас!
Пока вдова объясняла, от чего лечатся сажей, он потянулся за книгой на верхней полке. Она схватила его за руку, пришлось в третий раз достать ордер на обыск и обратить ее внимание на слова: «С правом выемки».
Книга была вынута и, раскрытая на закладке, предложила следующий кулинарный рецепт:
3 части тонко нарубленной полыни;
2 части смоляного церковного ладана высшего качества; 1 часть смолы камедного дерева;
1/2 части оливкового масла высшего качества; 1/4 части кладбищенской пыли;
3 капли крови заклинателя.
Начало списка находилось на обороте страницы, как и название этой смеси: «Ладан для вызывания мертвых». Здесь же записаны были еще два рецепта: «Ладан для вызывания мертвых возлюбленных» (то же, с добавлением меда и мирры) и «Ладан гнева и проклятия».
— Мы же с вами современные люди, — сказала Каменская.
Надеюсь, вы понимаете, что это не более чем игра. Вы, мужчины, играете в одни игры, мы — в другие.
— Я-то понимаю, — заверил ее Иван Дмитриевич, — но всегда найдутся люди не столь современные, как мы с вами. Они могут и не понять.
С утра он догадался освежить в памяти соответствующие статьи уголовного законодательства и теперь с купюрами процитировал статью двести вторую:
— «Кто будет колдовать или чародействовать и для сего чинить начертания на земле, творить курения, пугать чудовищами, предвещать по воздуху или по воду, искать видений, нашептывать на бумагу, траву или питье, тот наказывается…»
— По приговору Совестного суда [8], — закончила Каменская. — В худшем случае могут приговорить к штрафу или к покаянию, да и то лишь в теории. На практике этого уже лет сто как не бывает.
— Боюсь, мне придется развеять ваши иллюзии. Возьмем для примера упомянутую здесь кладбищенскую пыль. Опытному законнику не составит труда подвести ващи действия под статью двести тринадцатую.
— Что это за статья?
— О разрытии могил и осквернении праха.
— Но я ничего не разрывала и не оскверняла!
— Верю, но опровергнуть такое обвинение вам будет нелегко. Особенно если удастся доказать, что вы в неблаговидных целях использовали человеческий череп. Он ведь является чьим-то прахом, и манипуляции с ним можно толковать как глумление над останками.
— Интересно, как вы докажете, что имело место глумление?
— Ваша бывшая горничная готова свидетельствовать против вас.
— Паршивка! — вырвалось у Каменской.
— К тому же в этой вашей книге наверняка сыщется немало такого, что подпадает под статью сто восемьдесят вторую. Она трактует случаи богохуления и поругания священных символов христианской религии, а это даже в наши либеральные времена грозит серьезными неприятностями.
— Перестаньте! Что может мне сделать Совестный суд? Сослать в каторжные работы?
— Преступления, караемые по названным мною статьям, подлежат юрисдикции Уголовного суда. Со всеми вытекающими последствиями.
— Господи, да кто станет меня судить! Кому я нужна!
— Мне, — ответил Иван Дмитриевич. — Яне вижу другого способа заставить вас говорить правду.
— Какую еще правду? Вам и так все про меня известно. Да, я зарабатываю на жизнь гаданиями, потому что на гонорары мужа мы попросту не могли бы существовать. Да, я рассчитала горничную, потому что ей велено было молчать об этом. Мало того что такой способ добывать себе пропитание унизителен для интеллигентной женщины, если бы о моих занятиях узнали в литературных кругах, Николай Евгеньевич стал бы всеобщим посмешищем.
— Мир тесен. Могло дойти через ваших клиенток.
— Их я обслуживаю под псевдонимом.
— А муж знал, на какие деньги вы его содержите?
— Разумеется.
— И как он к этому относился?
— Терпел. Что ему оставалось делать?
— Судя по вашей книге, вы не только гадаете, но и вызываете духов. Я не ошибся?
— Это лишь так называется. Тут нет ничего сверхъестественного, все дело в химическом составе этих веществ. Сгорая, они дают особый запах, который воздействует на мозг и вызывает что-то вроде слуховых и зрительных галлюцинаций.
