Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Лабиринт
— Совершенно ясно, ваша честь, — заметил десятник Хун, — что мы также должны продолжать расследовать предысторию этого убийства. Нужно ли вызвать для допроса У?
Судья кивнул.
— Я как раз собирался, — сказал он. — Я всегда предпочитаю наблюдать подозреваемого в его естественной обстановке. Я отправлюсь к нему под чужим именем, а ты, Хун, будешь сопровождать меня.
Судья Ди встал.
Внезапно в кабинет ворвался смотритель тюрьмы.
— Ваша честь! — кричал он. — Цзянь Моу пришел в себя. Но боюсь, что он скоро умрет!
Судья побежал за смотрителем, сопровождаемый Хуном и Дао Ганем.
Они увидели Цзянь Моу распростертым на деревянной лежанке в камере. Смотритель наложил на лоб преступника кусок ткани, смоченный в ледяной воде. Глаза Цзянь Моу были закрыты, хриплое дыхание вырывалось у него из груди.
Судья Ди склонился над ним.
Цзянь открыл глаза и посмотрел на судью.
— Цзянь Моу, — внятно произнес судья Ди. — Ты знаешь, кто убил начальника Баня?
Цзянь посмотрел на судью воспаленными глазами; губы его зашевелились, но ни звука не слетело с них. С чудовищным напряжением ему наконец удалось выдавить из себя какой-то невнятный звук, но затем голос снова пропал.
Внезапно судорога сотрясла все его крепкое тело. Он закрыл глаза и вытянулся, словно хотел улечься поудобнее. Затем Цзянь Моу замер.
Он был мертв.
Десятник Хун возбужденно воскликнул:
— Он сказал «Да…», но не смог произнести имя убийцы.
Судья Ди выпрямился, кивнул и сказал:
— Цзянь Моу умер, так и не успев сообщить нам сведения, в которых мы нуждаемся.
Глядя на бездвижное тело, он добавил потерянным голосом:
— Теперь мы никогда не узнаем, кто убил начальника Баня!
И, запрятав руки в широкие рукава халата, судья вернулся в свой кабинет.
Глава десятая
Судья Ди и десятник Хун не сразу отыскали жилище У. Они расспросили владельцев нескольких лавок за Храмом Бога Войны, но никто не слышал о человеке по имени У Фэн.
Затем судья припомнил, что как будто бы тот жил над винной лавкой под названием «Вечная весна». Оказалось, что лавка эта пользуется широкой известностью благодаря отменному качеству своих вин. Уличный мальчишка завел их в переулок, в конце которого они увидели развевающееся на ветру полотнище с надписью «Вечная весна».
Лавка выходила прямо на улицу. За высоким прилавком высились ряды глиняных кувшинов на деревянных полках. Красные этикетки восхваляли высокое качество их содержимого.
Хозяин, круглолицый человек приятной наружности, стоял за прилавком, праздно ковыряясь в зубах.
Судья и десятник Хун обогнули прилавок и уселись за небольшой квадратный стол; судья заказал кувшинчик доброго вина. Пока хозяин вытирал со стола, судья Ди поинтересовался, как идет торговля.
Владелец лавки пожал плечами.
— Особо хвастать нечем, — ответствовал он, — торгуем помаленьку. В общем, как говорится, «лучше в самый раз, чем ничего».
— А вам что, уважаемый, никто не помогает? — спросил судья.
Лавочник наклонился, чтобы достать маринованные овощи из кувшина в углу. Он положил их на поднос, поставил поднос на стол и молвил:
— Помощник — это две руки в работе и один жадный рот за столом. Нет уж, предпочитаю со всем справляться сам. А что вы, уважаемые, поделываете в этом городе?
— Мы здесь проездом, — ответил судья, — торговцы шелком из столицы.
— Ах, вот как! — воскликнул хозяин. — Тогда, видать, вам знаком мой жилец, господин У Фэн. Он ведь тоже из столицы!
— И тоже торгует шелком? — спросил пристав.
— О нет! — отвечал лавочник. — Он все больше что-то малюет. Я сам в этих делах ничего не понимаю, но люди говорят, что вроде художник неплохой. Да и неудивительно, если он с кистью не расстается с утра до вечера.
Подойдя к лестнице, лавочник крикнул:
— Мастер У, тут к вам двое господ из столицы!
Голос сверху ответил:
— Не могу бросить работу! Пусть поднимутся сами.
Торговец вином не скрывал своего раздражения. Судья Ди утешил его, как мог, оставив на столе изрядные чаевые.
Посетители поднялись по деревянной лестнице.
На втором этаже имелась только одна большая комната, освещавшаяся двумя рядами окон в широких рамах — одним на передней стене, другим на задней, — которые были закрыты белой рисовой бумагой.
Судья Ди в мастерской У ФэнаЮноша, одетый в несусветное тряпье, трудился над картиной, изображавшей Черного Судью Загробного Мира. На художнике была пестрая курточка и тюрбан из лоскутков разноцветного шелка, подобно тем, которые в ходу у некоторых варварских племен, кочующих за рубежами Поднебесной.
Художник разложил шелковое полотнище на столе, стоявшем посреди комнаты. Простенки между окнами были увешаны множеством законченных картин, временно наклеенных на бумажные свитки. Возле стены стояла бамбуковая лежанка.
— Посидите там минуточку! — сказал юноша, так и не отрывая взгляда от работы. — Я накладываю голубую краску, и если я прервусь, фон не выйдет ровным.
Десятник Хун присел на лежанку, судья Ди остался стоять. С большим любопытством он следил за тем, как ловко юноша управляется с кистями. Он заметил, что картина явно была нарисована опытной рукой, но непривычной техникой. Особенно это касалось проработки складок одежды. Оглядев все картины, висевшие на стенах, судья заметил, что так же необычно выглядела практически каждая из них.
Юноша сделал последний мазок, затем выпрямился и принялся промывать кисть в фарфоровой вазе. При этом он пристально посмотрел на судью и сказал:
— Итак, ваша честь, вы — новый уездный начальник. Поскольку, по всей видимости, вы у меня в гостях инкогнито, я не буду смущать вас излишними формальностями.
Эта неожиданная фраза застала судью Ди врасплох.
— С чего вы решили, что я — уездный начальник? — спросил он.
Юноша снисходительно улыбнулся. Оставив кисть в кувшине, он сложил руки на груди, прислонился спиной к столу и, глядя судье Ди прямо в лицо, произнес:
— Я, простите за дерзость, художник-портретист. А вы, сударь, типичный судья. Обратите внимание на Судью Загробного Мира на этой картине: вы могли бы послужить для него моделью, хотя картина и так вышла неплохо!
Судья не мог сдержать улыбки. Он понял, что прозорливого юношу не обведешь вокруг пальца, и молвил:
— Вы не ошиблись, я действительно Ди Жень-чжи, новый уездный начальник Ланьфана, а это мой помощник.
У медленно кивнул. Посмотрев на судью, он сказал:
— Ваше имя хорошо известно в столице, сударь. Чем я обязан вашему визиту? Вряд ли вы явились, чтобы арестовать меня, — такое дело вы бы поручили вашим помощникам.
— А почему, — спросил судья Ди, — вы полагаете, что мы можем захотеть вашего ареста?
У поправил свой тюрбан.
— Сударь, простите, что я обхожусь без общепринятых церемоний, но я просто берегу время — ваше и свое. Сегодня утром разнесся слух, что генерал Дин убит. Между нами говоря, этот мерзкий ханжа ничего другого и не заслуживал. А теперь его изворотливый сынок распространяет слухи, что я, сын командующего У, который, как известно, был злейшим недругом генерала, намеревался убить старого Дина. Молодой Дин ошивается по соседству с моим домом уже больше месяца, пытается что-нибудь разузнать обо мне от владельца лавки и в то же время сам клевещет на меня. Несомненно, молодой Дин обвинил меня в убийстве его отца. Заурядный начальник незамедлительно послал бы своих приставов, чтобы арестовать меня. Но вы, сударь, известны своей необычайной проницательностью. Так что вы явились ко мне самолично, сначала увидеть собственными глазами, что я из себя представляю.
Десятник Хун выслушивал это беспечное заявление со все возрастающим бешенством; наконец, не выдержав, он вскочил и воскликнул:
— Ваша честь, дерзость этого пса становится невыносимой!
Судья Ди поднял руку, и улыбка тронула уголки его губ:
— Господин У и я прекрасно понимаем друг друга, десятник! Лично я нахожу его речи весьма занятными!
Когда Хун сел, судья продолжил:
— Вы совершенно правы, мой друг. Поэтому позвольте мне быть с вами столь же откровенным: скажите, почему вы, сын известного командующего из военного ведомства, поселились в одиночестве в этом полузабытом месте?
У бросил взгляд на свои картины, развешанные по стенам.
— Пять лет назад, — отвечал он, — я сдал экзамен на звание сюцая. К огорчению моего отца, сразу после того я решил прервать учебу и заняться живописью. Я учился у двух прославленных мастеров в столице, но остался недоволен их стилем. Два года назад я случайно встретился с монахом, приехавшим из Хотана, царства на дальнем Западе, данника Поднебесной. Этот монах познакомил меня со своим стилем, красочным и полным жизни. Я понял, что нашим художникам следует изучить эту манеру, чтобы избавиться от мертвечины, присущей искусству Поднебесной. Я решил стать первопроходцем и отправиться в Хотан.
