KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детективы и Триллеры » Исторический детектив » Борис Акунин - Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе.

Борис Акунин - Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе.

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Борис Акунин, "Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе." бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

От мыслей об отцовских заблуждениях Карла отвлекло слабое жужжание, доносившееся сверху.

Он задрал голову, жадно вглядываясь в небо.

Так и есть — аэроплан! «Фарман», четвертый.

Когда наступит коммунизм, все города перестроят. Крыши у домов будут плоские, и на каждой — посадочная площадка для летательных аппаратов. Сел и полетел куда надо. А улицы будут, как газоны, сплошь в траве. По ним можно будет только пешком гулять или на велосипедах ездить. Ни извозчиков, ни авто. Здорово!

Самолет скрылся за горой Ютлиберг.

Карл медленно пошел через улицу к скверу. У края тротуара лежала жестянка из-под компота. Разбежавшись, мальчик влепил по ней пыром — и она взлетела, а потом загрохотала по брусчатке.

И еще при коммунизме все будут играть в футбол.

Отворяйте ворота!

Дзынь-дзынь, трата-та, отворяйте ворота! Иван Варламович не только позвонил, но и пылко постучал, как это сделал бы нетерпеливый кобелек.

После этого, как и предполагалось, хозяйка открыла не спрашивая. Вообразила, что это любовник пришел раньше условленного времени. Нетерпеливой страстию пылая.

Вобла с фон Теофельсом договорились на пять (Люпус, гений техники, подключился к телефонной линии и подслушал), а сейчас было без двадцати.

Удивилась она, конечно, увидев незнакомого человека. А когда незнакомый человек сунул ей под нос пистолет, то и ойкнула.

Начало обнадеживало.

Иван Варламович слегка толкнул большевичку в плоскую грудь, шагнул в прихожую, дверь за собою прикрыл.

— Что вы так напугались, сударыня? Ишь, побелела-то. Это не смерть ваша, товарищ Волжанка. Это всего только испытание.

— Какое испытание? — ошалело пролепетала она.

— Материнского сердца.

Оглядел Иван Васильевич невеликую квартирку, сориентировался. Вобла за эти секунды несколько опомнилась.

— Что вам нужно? Вы из Охранки?

— Прежде, так точно, состоял по линии Охранного отделения. — Он снова подтолкнул ее в направлении спальни. Времени лясы точить не было. — Ныне же гражданин свободной России. И, заметьте, патриот.

Спаленка монашеская. Кроватка железная. На такой не с мил-другом куролесить, а постные сны смотреть. Но окно выходило куда следовало, не ошибся Иван Варламович, когда с улицы смотрел.

Он перешел сразу к делу.

— Один вопросик, мадам. Маленький. Когда отбывает Старик? То есть, мне известно, что завтра. Но откуда именно? И, главное, во сколько?

А она вместо ответа:

— Что вы такое про материнское сердце сказали?

— Про сердце после. Это, может, вовсе и не понадобится. Так я вопросец задал.

Она руки на груди сложила, подбородок вверх.

— Или стреляйте, или убирайтесь. Вон отсюда!

Значит, понадобится. Охо-хо, грехи наши тяжкие…

Тем временем в сквере

С гулянием сегодня повезло. Карл думал, опять придется сучком на земле баррикадный бой рисовать, а потом затирать, чтоб герр Ланге, садовник, не ругался. Но студент, что читал книжку, вступил в разговор.

— Ты что это рисуешь?

По-немецки он говорил с акцентом. Оказался поляк, из Кракова. Почти земляк.

Много интересных штук показал. Например, надвинул кепи себе на самые глаза, раскрыл перочинный ножик и вслепую стал кидать в дерево. Что ни бросит — торчком. Здорово!

Карл ему сначала просто ножик подносил, потом попросил научить.

Ян (так студента звали) положил ему руку на плечо, занес ножик и стал показывать правильный замах.

В мансарде

Теперь бабенка вскрикнула погромче, чем возле двери.

— Карл!

Иван Варламович ей ладонью рот прикрыл.

— Тссс! Потише, милая. Что орать-то, соседей тревожить? Подумаешь — Карлуша товарища сыскал. Пускай в ножики поиграют. Про Дмитрия-царевича помнишь? Вот и он так же забавлялся.

Любил Иван Варламович в спокойный вечерок из русской истории что-нибудь почитать. Про царевича Дмитрия, отрока невинно убиенного, очень к месту вспомнилось. Культурно. А на «ты» Иван Варламович с Воблой нарочно перешел. Дожимать ее пора было. Без четверти пять уже.

— Не трясись ты, дура. Это мой приятель, очень хороший человек. Не станет он твоего сынулю резать. У Люпуса (звать его так) руки исключительной силы. Вот так положит на затылочек. — Он взял Воблу пальцами сзади за шею и сжал. — Этак вот повернет, и позвонки — хрясть. Много ли ребенку надо? Шейка-то цыплячья. А резать — нет, резать не станет.

— Мерзавцы! — захрипела она. — Подлецы!

— Э-э нет, товарищ Волжанка. — Иван Варламович посуровел. — Ты нас в подлецы не записывай. Деточек Столыпина, Петра Аркадьича, ваши взорвали — не пожалели?

— Это сделали анархисты!

— Брось. Вы, большевики, пострашней анархистов… — Теперь следовало мягкости подпустить и снова на «вы» перейти. — Так я насчет материнского сердца интересуюсь. Ежели вы несгибаемость проявите и собственное дитя погубите, знаете кто вы после этого? Чудовище и гадина последняя. Ехидна, что собственных детенышей пожирает.

Кто такое «ехидна» и питается ли она своим потомством, Иван Варламович доподлинно не ведал, но его несло вдохновение.

— Мне ведь, кошки-матрешки, довольно платочком махнуть. — Он достал стираный-перестиранный платок. — И отлетит душонка к ангелам. Как решать будем?

— Я не знаю, во сколько прибудет Старик… Честное слово, не знаю!

У Ивана Варламовича прямо от сердца отлегло. Раз голос задрожал и в глазах слезы, всё устроится.

— Конечно, не знаешь. Кто ж тебе, дуре, такой секрет доверит. Конспирация! Но вот любовничек твой у Грача в помощниках. Он непременно знает. Ты к нему подластись по-бабьи, разнежь его, да и выспроси.

— …Хорошо. Попробую. А после вам скажу. Только отпустите сына!

Засмеялся тут Иван Варламович. Нашла простака!

— Не-е, золотце. Мне уходить уже поздно. Не приведи Господь, столкнусь на лестнице с твоим хахалем. Ну, как он меня соперником сочтет? Боюсь я его, он мужчина строгий. Я вот… — Поглядел туда-сюда. — Я в чуланчик спрячусь, как и положено сопернику. В тесноте да не в обиде. И послушаю. Заодно, уж не стесняйся, буду в щелочку подглядывать. Не из похабного интереса, не подумай. Но ежели примечу, что ты ему какие знаки подаешь, пеняй на себя. Мало того что обоих на месте положу, но и сынишка твой жить не будет. Люпус — мужчина обидчивый. Так что? Десять минут всего остается. Решай.

— Всё сделаю… — Она дрожала. — Как холодно… Форточку закрою.

Это она не из-за форточки к окну подошла — сердце материнское погнало еще раз на сына посмотреть. Пускай.

Николай Константинович рядом с парнишкой на корточках сидел — ножик в землю кидали. Очень кстати. Будто услышал про царевича.

— Это вас не от холода, от нервов колотит. Ничего, всё обойдется. Только уж вы, Антонина Васильевна, дуру не сваляйте. Три жизни в руках держите.

В ЩЕЛОЧКУ

На что уж тесна была кладовка, примыкавшая к спальне, но и тут домовитый Иван Варламович сумел устроиться с комфортом. Снял с верхней полки ватное одеяло, под него пристроил ящик с инструментами — получилось мягчайшее сиденье. Помазал под носом одеколончиком: и ароматно, и не расчихаешься от пыли. Щелку наладил и закрепил, чтоб дверца не скрипнула.

А тут и гость дорогой пожаловал.

Вобла, как велено, открывать в прихожую не пошла, а крикнула прямо из комнаты: «Не заперто!». Удаляться из поля зрения ей было строго-настрого воспрещено. Зачудила бы — Иван Варламович пустил бы в ход пистолет, колебаться б не стал. С Теофельсом шутки плохи. Пальнет через дверцу, и никакого тебе домика в Калуге.

Но баба вела себя смирно. Матери — они такие.

Поздоровкались революционные любовники за руку, будто собирались в переговоры вступать. Вот уроды!

Актерка из Воблы была плохая, но за это человека осуждать нельзя. На вопросы любовника отвечала коротко. Когда он усадил ее на кровать, начал целовать и платье расстегивать, отодвинулась.

Теофельс, конечно, спросил:

— Что с вами? Вы сегодня будто деревянная.

Надо же, на «вы» у них. Жеманно.

Шевелись ты, кукла, не строй из себя снежную бабу! О сынке подумай!

Зашевелилась.

— Да, я сегодня сама не своя… Не обращайте внимания.

Расстегнула пуговицы, сняла платье через голову. Плечи у нее, между прочим, были ничего себе — круглые, белые. Спереди только мелковато, на вкус Ивана Варламовича.

Откинулась на спину. Пришлось кавалеру самому с нее чулки снимать. Он чего-то там гладил, нацеловывал. Не торопился, в общем. Разогреть ее хотел.

За его спиною ничего интересного видно не было, и отвлекся немного Иван Варламович. Полезли в голову мысли посторонние, неуместные.

Стал он думать про женское. Эх, кошки-матрешки, обделила его в этом отношении судьба. Семьи вот нет, да и постельное, что было — чепуха одна, вспомнить нечего. Одни лярвы копеечные.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*