Сюзанна ГРЕГОРИ - Нечестивый союз
Майкл отрицательно покачал головой, когда сержант спросил, не известно ли ему что-нибудь об этом печальном событии.
– Дороги вокруг города становятся все более опасными, – заметил монах, обращаясь к своим спутникам. – Особенно после захода солнца.
Сержант тем временем направился к шумной ватаге подмастерьев, намереваясь расспросить их.
– Конечно, в такой толпе нам ничто не угрожает, – изрек Майкл. – Но только круглый дурак будет разгуливать по дорогам ночью.
Кинрик сделал резкое движение, и какой-то человек в коричневом плаще отскочил в сторону, взвыв от боли.
– При ярком солнечном свете тоже надо быть начеку, – заявил валлиец, вручив Майклу его собственный кошелек, едва не ставший добычей карманника.
Незадачливый вор, потирая ушибленную руку, припустил наутек.
Майкл удивленно хмыкнул и поглубже спрятал кошелек в складки сутаны. Впрочем, неприятное происшествие не слишком испортило ему настроение. При виде разноцветных шатров ярмарки он просиял и остановился как вкопанный, чтобы как следует насладиться зрелищем. По узкой дорожке вдоль реки прохаживались скаковые лошади, чьи владельцы с гордостью демонстрировали их достоинства. На огромных кострах целиком жарились свиные и бараньи туши, и соблазнительные ароматы жареного мяса смешивались с запахом потных тел и навоза. Шум повсюду стоял оглушительный – животные блеяли и ржали, продавцы расхваливали свой товар, дети визжали и смеялись, а музыканты что есть мочи наяривали на своих инструментах.
Отмахнувшись от назойливого булочника с обсиженным мухами яблочным пирогом, Бартоломью вслед за Майклом и Кинриком устремился в гущу толпы. То и дело он улыбался знакомым, которых встречал здесь во множестве. Тут были и богатые, пышно разодетые купцы, и студенты в черных мантиях, и бедняки, с завистью глядевшие на окружающее изобилие. Рядом с прилавком, заваленным фруктами, Бартоломью увидал младшего проктора Эрлика Джонстана. Тот оживленно беседовал с двумя своими педелями.
Джонстан поприветствовал Бартоломью и приказал педелям разогнать шумную ораву студентов, что наблюдали за представлением бродячих актеров, отпуская насмешливые замечания. Потом он направился в тихий уголок ярмарки, сделав Майклу и Бартоломью знак следовать за собой. Опустившись на деревянную скамью, Джонстан приказал пивовару принести всем по кружке эля.
– Этот малый варит лучший в Англии эль, – сообщил младший проктор, когда кружки были поданы. Он сделал большой глоток, закрыв глаза от наслаждения. Пивовар, польщенный похвалой, расплылся в улыбке.
– Как проктор я, разумеется, не должен подавать дурной пример, сидя в тенечке и потягивая эль, – вскинув руку, произнес Джонстан. – Но с самого раннего утра у меня не было ни минуты отдыха. А даже человек, всецело преданный своим обязанностям, порой нуждается в подкреплении сил.
– Превосходный эль, – одобрительно изрек Майкл и поднял свою опустевшую кружку, дабы хозяин наполнил ее вновь. – Думаю, все мы заслужили право немного отдохнуть, – добавил он, вытирая с губ пену. – Не все же нам возиться с этими шалопаями студентами.
– Полагаю, мастер Хэрлинг придерживается иного мнения, – с косой усмешкой возразил Джонстан. – Но скажите, брат Майкл, вам удалось разузнать что-нибудь о мертвом монахе?
Майкл опустил кружку на стол и утер рукавом вспотевшее лицо.
– Откровенно говоря, мы не продвинулись ни на шаг, – со вздохом сообщил он. – Все свои соображения по этому поводу мы изложили канцлеру сегодня утром, мастер Джонстан. Но если вы целый день провели на ярмарке, вы, наверное, не знаете, что мастер Бакли бесследно исчез.
– То есть как исчез? – пробормотал изумленный Джонстан. – Сегодня вечером он собирался пообедать у меня дома. Моя матушка будет его ждать.
– Боюсь, ожидание ее окажется напрасным, – ухмыльнулся Майкл. – Но если мастер Бакли все же соизволит прийти, будьте любезны сообщить ему, что канцлер горит желанием его увидеть. А смотритель Кингз-холла не прочь получить назад свои столы и стулья.
И Майкл поведал, как они, придя к Бакли, обнаружили его комнату совершенно пустой. Джонстан слушал, удивленно покачивая головой.
– И с какого же конца вы начнете распутывать такое хитросплетение? – спросил он, переводя взгляд с Майкла на Бартоломью.
– Я бы предпочел вообще ничего не распутывать, – с досадой откликнулся Бартоломью. – Эти дознания не для меня. Работа доктора и преподавателя представляется мне куда более привлекательной.
– Я вас прекрасно понимаю, – сочувственно кивнул Джонстан. – Я тоже преподавал законоведение, но с тех пор, как я стал проктором, мне пришлось оставить занятия со студентами. Я переехал из колледжа, приобретя собственный дом в Сапожном ряду. Теперь матушка ведет хозяйство, а я могу всецело отдаться своим обязанностям. Мне бы очень хотелось способствовать вам в проведении дознания, но, увы, теперь, во время ярмарки, у меня, как и у Хэрлинга, слишком много хлопот. Жара и дешевый эль кружат головы студентам, и сейчас можно ждать любых бесчинств. Мы прилагаем все усилия, чтобы сохранить в городе мир и спокойствие.
Джонстан поднялся, увидев студента, который нетвердой поступью вышел из таверны под руку с рыжеволосой девицей. Встретившись взглядом с проктором, студент немедленно выпустил свою спутницу и устремился наутек. Хмель слетел с него так быстро, словно Джонстан опрокинул ему на голову ведро холодной воды. Девица растерянно озиралась по сторонам, не понимая, почему ее кавалер столь стремительно исчез. Джонстан с довольной улыбкой вновь опустился на скамью.
– Не всегда мне удается навести порядок с такой легкостью, – признался он.
– В городе убита еще одна проститутка, – сообщил Бартоломью.
– Я об этом слышал, – нахмурившись, кивнул Джонстан. – Вам не кажется, доктор, что после черной смерти непотребных девок в городе стало куда больше, чем прежде?
– Таково закономерное следствие опустошений, произведенных чумой, – произнес Бартоломью, глотнув холодного эля. – Многие женщины лишились семей и теперь вынуждены самостоятельно добывать себе средства к существованию.
– Но они могли избрать более достойный способ заработка, – сурово возразил Джонстан. – Например, заняться шитьем или стряпней.
– Возможно, – согласился Бартоломью, с интересом наблюдая, как жаркий спор между продавцом кроличьих шкурок и дородной матроной перерастает в драку. – Только швеям и стряпухам найти работу куда труднее, чем проституткам. К тому же услуги проституток лучше оплачиваются.
– Но продавать свое тело – великий грех, – с жаром заявил Джонстан, и голубые глаза его округлились. – Чума – это наказание, посланное Господом за наши бесчисленные прегрешения. Если мы не вернемся на стезю добродетели, нас ожидает еще более суровая кара. Но, судя по всему, люди глухи к предостережениям свыше. Вместо того чтобы исправиться, они еще глубже увязают в пучине греха и разврата.
Бартоломью не раз доводилось слышать подобные заявления. Многие считали, что чума – справедливое возмездие за грехи, в которых погрязли жители Англии. Список грехов был велик: воровство и мошенничество, война с Францией, работа по воскресеньям, нарушение поста в пятницу, богохульство, стяжательство, прелюбодеяние. Люди не сомневались, что опустошительная эпидемия – лишь первое предупреждение и вскоре новый, еще более страшный мор уничтожит всех, чьи души исполнены зла.
Отдохнув и утолив жажду, Бартоломью поднялся со скамьи. Спутники последовали его примеру. Простившись с Джонстаном, Бартоломью и Майкл окунулись в ярмарочную суету. Неожиданно чья-то рука легла на плечо Бартоломью. Обернувшись, он увидал своего зятя Освальда Стэнмора. Тот взирал на Мэттью с приветливой улыбкой.
Бартоломью улыбнулся в ответ и осведомился, как у Стэнмора идут дела.
– Великолепно, – просияв, сказал тот. – Представь себе, я продал почти всю ткань, что хранилась на складах. Более того, у меня уже есть покупатели на товар, что прибудет через несколько дней.
– Удалось шерифу найти злоумышленников, ограбивших тебя? – поинтересовался Бартоломью.
Не так давно две повозки с тканью, принадлежавшие Стэнмору, были остановлены и разграблены на Лондонской дороге.
– Нет, – ответил Стэнмор. Упоминание о неприятном событии заставило его нахмуриться. – По-моему, шериф ровным счетом ничего не делает для поимки этих негодяев.
Бартоломью сочувственно вскинул бровь. Человек, исполняющий должность шерифа, редко пользуется всеобщим расположением. Но надо признать – неприязнь, которую успел стяжать Ричард Талейт, шериф Кембриджа, была вполне заслуженной. Он уже вызвал недовольство горожан, когда не пожелал должным образом расследовать убийства проституток. А теперь выясняется, что дело об ограблении богатого купца он тоже не считает достойным своего внимания.
