Еремей Парнов - Ларец Марии Медичи
– Давай, – с готовностью согласился Юрка.
– Не все так просто, дружище… Я и сам еще точно не знаю, что из этого выйдет, но на всякий случай хочу заручиться твоим согласием.
– Да брось ты… Что за церемонии?!
– Нет, ты погоди, – остановил его Люсин, – не все так просто. Я не знаю пока, понадобится ли это, но, если понадобится, могу ли я рассчитывать на твою помощь в качестве консультанта?
– Ты что, сдурел? – возмутился Березовский. – С каких это пор ты стал таким… сумнительным?
– Э, Юр, – досадливо поморщился Люсин, – если бы это было мое личное дело!.. Тут материя тонкая. Служебная тайна. Понимаешь?..
Березовский выжидательно смотрел на него, подперев подбородок руками.
– В ходе следствия – а речь идет именно о следствии – могут возникнуть всякие неожиданные нюансы. Я как чиновник и человек подчиненный могу действовать только в определенных рамках. Ну да ты понимаешь: порядок есть порядок.
– Не нами заведено, – машинально поддакнул Юра.
– Во-во! В моих личных делах ты как был Юркой Березовским, так им и останешься. Тут все ясно. В наших же – он сделал на этом слове едва заметное ударение – служебных делах ты, если понадобится, можешь участвовать только в качестве о-фи-ци-аль-ного – понимаешь! – консультанта товарища Березовского. Ясно?
– Более-менее. Давай дальше.
– Дальше – проще. Если ты согласен, то будь готов дать письменную экспертизу и все такое прочее, конечно, с полным соблюдением служебной тайны. Опять же, если в этом окажется необходимость.
– А ты лично в этом очень заинтересован?
– Конечно, Юрик! Это же моя работа!
– Тогда о чем разговор? Давай свои бумаги и говори, чего подписывать.
– Пока ничего. На данном этапе я привлекаю тебя к работе, как говорится, на свой страх и риск. Ведь может получиться так, что все это не стоит выведенного яйца.
– Выеденного.
– Чего?
– Выеденного яйца!
– Ну да, конечно, не в этом дело.
– Значит, ты просто подстраховался? Боялся, что, если дело осложнится, а я уйду в кусты, у тебя будут неприятности?
– В принципе это так. По существу же совсем не так! Я ничего не боялся. И не боюсь. Мне очень нужна твоя помощь, и я ни на минуту не сомневался, что ты меня выручишь. Просто не хотел ставить тебя перед свершившимся фактом. Хочу, чтобы ты сам видел все, как оно есть.
– Значит, пока тебе достаточно только моего честного слова?
– Просто твоего согласия.
– Ладно. Считай, что ты его получил. Благодарю за доверие.
– Да брось ты, Юр! Чего ты?
– А ты чего? Мог бы в двух словах сказать. Так, мол, и так. Помоги, Юра, и подпишись в соблюдении тайны.
– Так ведь не надо пока.
– Что «не надо»? Подписываться или соблюдать?
– Подписываться. Соблюдать на всякий случай надо.
– Так бы и сказал.
– А я так и сказал. Только в более деликатной форме.
– Ладно. Инцидент исчерпан. Рассказывай.
– Рассказывать, собственно, нечего. Прочти-ка вот эту штуку. – Люсин достал из внутреннего кармана черный пакет из-под фотобумаги и извлек из него снимок. – Что ты насчет этого думаешь?
Юра ловко поймал фотографию и зажег лампу у изголовья.
– Чтоб не сверлить тебя глазами, я пока в кухне чего-нибудь перехвачу.
– Ветчина и сыр в холодильнике, хлеб в шкафу. Есть еще какие-то консервы.
– Хватит одной ветчины, а потом выпьем.
Люсин прошел в кухню и принялся методично готовить себе бутерброды.
– Тебе принести? – спросил он, уже откусывая.
– Нет. Спасибо. Слушай.
Предначертание свершится!
Сим заклинаем семерых.
Капитолийская волчица
Хранит завязку всей игры.
Пусть Монсегюр в огне падет,
Лютеции звезда затмится,
Все ж с розой крест соединится,
И в их единство ключ войдет.
Итак, свершится: роза – крест
Под кардинальским аметистом.
Следите ж за игрою мест!
Звезда Флоренции лучиста,
Но на подвязке будет кровь.
Обеих их соединит
Холодный камень Сен-Дени.
Отличный от других алмаз –
Бордоское вино с водою.
О семеро, мы молим вас:
Не обернитесь к нам бедою!
Из пепла Феникс оживет
В снегах страны гиперборейской,
Когда на смерть – не на живот –
Пальмира Севера пойдет
Против когорт и ал лютейских.
На четках Феникса как раз
Седьмая есмь тигровый глаз.
Жезл победителя мальтийский
Хранит содружество ключа.
Не перепутай сгоряча
Порядок мест в игре их строгой!
Ни эшафотом, ни острогом
Нельзя прервать игру судеб.
Последний есмь наследник – Феб.
Не токи родственной крови,
А волю звезд – небесных судей –
В игре той строгой улови
И разгадай наследство судеб:
Сатрап лакею передал
Цареубийственный кинжал.
Ты положи игре конец
И отыщи жену младую,
Чье имя носит тот ларец,
Чьи звезды – чистый Козерог.
В ночь тихую и ночь святую
Дано узреть концы дорог.
Итак, внемли же: крест и роза.
Затем латинский аметист.
Подвязка и бордоской лозы
Огонь, которым камень чист.
Звезда Флоренции, конечно,
Льнет к италийским городам,
Тигровый глаз теперь навечно
Жезлу мальтийскому отдан –
Вот слуги тайные ларца,
Таящего грозу дворца,
Взращенного на молоке волчицы.
Храни же тайну до поры!
Предначертание свершится!
Сим заклинаем семерых.
Люсин с наслаждением жевал бутерброд с ветчиной, уставившись на заросшее буро-зеленой слизью стекло аквариума, сквозь которое безуспешно пытался разглядеть рыб. Это настолько его заинтриговало, что он поднял покрывавшую аквариум фанерку. В сумрачной воде промелькнули темные рыбьи спинки.
И увидел он залитую тяжелым живым серебром палубу. Лазоревый блеск прыгающих сельдей. Мокрые роканы товарищей. И волны – чуть тронутые суровым глянцем просвечивающего сквозь облака северного солнца.
То-то потешались они, когда узнали, что пойдет вместе с ними в трехмесячное плавание какой-то корреспондент из Москвы. Но встретили, как полагается, – уважительно, широко. Кеп принес омаров из морозильника, десяток лангустов. Ребята морского карася вяленого принесли собственной заготовки. Коньячок был, лососина – все чин чинарем, по самому высшему классу. Даже шашлык из зубатки.
Люсин хотел уступить гостю свою штурманскую каюту, только тот наотрез отказался. Сразу же полез в кубрик, занял свободную койку и, разложив вещички, плотно там обосновался. Первые дни только бродил по пароходу, выспрашивал все и тут же в блокнотик записывал. Все углы облазил и, составив планчик БМРТ, аккуратно, как что называется, записал. А потом график для себя сочинил, чтобы каждого человека на судне продублировать. И сети чинил, и бочки забортной водой заливал, вытрясал рыбу и шкерил ее, на муку молол и в камерах замораживал. Стоял он на вахте, дежурил в радиорубке, пачкался тавотом в машинном отделении, пытался овладеть секстаном, путался в радионавигации и ревниво следил, как Люсин прокладывал курс. Это дело ему вроде бы больше всего понравилось. Хотел он и Кепа продублировать, да не стал: видно, плохо эту работу изучил или командовать стеснялся.
Проку от него, честно говоря, мало было. Он это и сам понимал. На любую работу, как это у новичков заведено, не бросался, но все, что ему поручали, делал старательно, вдумчиво. Выходил на авралы, драил палубу, смывал из шланга кровавую рыбью чешую.
Но по-настоящему оценила корреспондента команда, когда настала в его графике пора дублировать кандея. Тут уж он себя показал! Первым делом выдал ребятам буайбес по-марсельски – изысканную французскую уху. А дальше – больше: «шатобриан» из мороженой говядины, пюре «сенжермен», соус «да парфе» – просто закачаешься. Тут уж его ребята всерьез стали просить бросить к черту график и до конца плавания остаться в камбузе, чтобы тамошние работники могли перенять бесценный опыт.
Французская кухня очень всем пришлась по душе. Первый помощник так просто стонал, когда тарелку вылизывал, бил себя кулаками в грудь, ругался по привычке, ну только не плакал…
Вот как сходил в Атлантику специальный корреспондент «Комсомолки» Юрий Березовский. Память об этом походе сохранится в легендах.
Когда же целиком вышла в столичном журнале его документальная повесть «Рыба под нами, рыба над нами» (это он летучек, очевидно, имел в виду), Люсин как раз пришел из последнего, столь неудачного для него плавания. Весь траловый флот читал эту повесть запоем. И неважно, хорошо или плохо была она написана. В этом мало кто по-настоящему разбирался, да и думать о том ребята не хотели. Это была повесть о них. И это была правда о них. Взглянув на себя как бы со стороны, как бы с высоты себя оглядев, они очень сами себе понравились. Только решили написать автору благодарственное коллективное письмо, постановив после отчаянных споров начать его просто: «Дорогой Юра! Пишут вам…» – как в адрес тралового флота пришел крупный перевод.
«Дорогие ребята! – говорилось в листочке для письма. – Вышла повесть, которую все мы вместе писали. Очень жалею, что из-за командировки в Среднюю Азию не могу к вам приехать, да и не уверен, что застану всех вас на берегу. Но банкет в „Заполярье“, как я понял, дело святое. Посему приглашаю вас на банкет, который имеет место быть в оном ресторане в удобное для вас время. Всем сердцем с вами. Мою особу будет представлять штурман товарищ Володя Люсин. Я уверен, что он не откажется принять на себя и все хлопоты, связанные с проведением данного мероприятия. Крепко всех обнимаю. Высылаю бандеролью авторские экземпляры на весь экипаж.
