Элеанор Каттон - Светила
– Выпьешь чего-нибудь, мисс Анна Уэдерелл?
– Нет, благодарю вас.
Он выбрал бутылку и качнул ею в сторону девушки:
– Нет, потому что не любишь спиртное, или нет чисто из вежливости?
– Я только что приехала.
– Ты об этом уже упоминала, девочка моя, и в любом случае это не ответ на мой вопрос.
– Мне бы не хотелось злоупотреблять гостеприимством миссис Уэллс, – отвечала Анна с легким неодобрением в голосе, словно бы давая понять, что и ему не следует.
Кросби откупорил бутылку, понюхал, снова заткнул ее пробкой.
– О, гостеприимство – это звук пустой, – заверил он, ставя бутылку на место и выбирая другую. – С тебя взыщут за все, к чему ты прикоснешься в этой комнате, ты и глазом моргнуть не успеешь. Попомни мои слова.
– Нет, – покачала головой Анна. – За все уже заплачено. А миссис Уэллс такая добрая. Она сама пригласила меня пожить у нее.
Кросби широко усмехнулся:
– Да неужто? Вы с нею прямо как родные? Давние подруги, никак?
Анна нахмурилась:
– Мы познакомились на пристани сегодня днем.
– По чистой случайности, полагаю.
– Да. Одна молодая девушка, мисс Маккей, отчего-то не приехала. Ее дальняя родственница. Ну вот, мисс Маккей не явилась, и миссис Уэллс пригласила меня занять ее место. За комнату и стол заплачено заранее.
– Ого! – откликнулся гость, наливая себе до краев.
– А вы только что с приисков? – спросила Анна, пытаясь потянуть время.
– Точно, – кивнул Кросби. – С нагорий. Нынче утром вернулся. – Он выпил, резко выдохнул и промолвил: – Нет. Дурно это, ничего тебе не сказать. Тебя развели.
– Меня – что?
– Развели.
– Я не знаю, что это значит, мистер Кросби.
Он улыбнулся ошибке девушки, но поправлять не стал.
– С мисс Маккей – это ее обычный трюк, – объяснил Кросби. – Эту байку она всем травит. Так что ты ей веришь, идешь к ней домой, и не успеешь оглянуться, как ты уже по уши в долгах. Ну, сама посуди. Она предоставила тебе сытный завтрак и горячую ванну, фу-ты ну-ты, сплошное прекраснодушие, а чем ты ей заплатила? О, чем заплатить – найдется, мисс Анна Уэдерелл. – Он погрозил ей пальцем. – У тебя найдется чем ей заплатить. – Кросби словно бы почувствовал тревогу девушки, потому что добавил уже мягче: – Ты вот что крепко запомни. В городе на золотых приисках благотворительности места нету. Если что-то смахивает на благотворительность, внимательно посмотри еще раз.
– Ох, – выдохнула Анна.
Кросби осушил стакан и отставил его в сторону:
– Так тебе плеснуть или нет?
– Не сегодня, благодарю вас.
Кросби пошарил в кармане, достал что-то и вытянул сжатый кулак.
– Угадай, что там? – предложил он.
– Не знаю.
– Ну же, угадывай.
– Монетка?
– Лучше, чем монетка. Попробуй еще раз.
– Ничего не приходит в голову, – в панике пролепетала она.
Кросби разжал кулак – на ладони лежал золотой самородок, размером и формой смахивающий на каштан. Он снова рассмеялся выражению лица девушки и перебросил камешек ей. Анна поймала его в горсть.
– Этого золота хватит, чтоб скупить все бутылки в этом буфете, и еще не один фунт сверху останется, – проговорил он. – Самородок твой, если ты составишь мне компанию до возвращения хозяйки. Ну как, согласна? Ты ж в долгах по уши увязнешь, как только счет пойдет!
– Я золота отродясь в руках не держала, – промолвила Анна, вертя в пальцах самородок.
Он оказался тяжелее, чем она ожидала, и как-то проще и весомее. В ее ладони он словно бы потускнел.
– Иди сюда, – велел Кросби. Он отнес бутылку бренди на низкий диванчик, сел, похлопал рукою рядом с собой. – Выпей с парнем, девочка моя. Я шел пешком две недели, глотка пересохла как сто чертей, и хочется на чем-нибудь приглядном глаз остановить. Иди сюда. Я расскажу все, что тебе надо знать про миссис Лидию Уэллс.
Южный Крест
Глава, в которой вынесены два приговора, а судья подбирает наказание сообразно преступлению.
Ни на утреннем, ни на дневном заседании Те Рау Тауфаре в свидетели не вызвали. Он наблюдал за отправлением правосудия с последнего ряда, прислонившись к стене, с мрачным, хмурым видом. Когда судья Кемп объявил заключительный перерыв и распорядился, чтобы всех свидетелей, выступавших на сегодняшнем процессе, взяли под стражу, Тауфаре вышел из здания вместе с толпой. Снаружи он увидел бронированную повозку, в которой преступников должны были доставить обратно в тюрьму, и подошел поздороваться с дежурным сержантом, ожидающим тут же.
– Здрасть, мистер Тауфаре, – поприветствовал его сержант.
– Здрасте.
– Как там ваш приятель Стейнз поживает? Все томится в ожидании?
– Да, – кивнул Тауфаре.
– Я сунулся было внутрь, да ничего толком не расслышал. Развлекаловка что надо, верно?
– Очень, – подтвердил Тауфаре.
– А знатно начальнику Шепарду нынче по рукам надавали, что?
– Да.
– Эх, жаль, я не видел, – посетовал сержант.
В это самое мгновение открылась задняя дверь здания суда и в проеме возник пристав.
– Дрейк! – прикрикнул он.
– Да, сэр, – вытянулся в струнку сержант.
– Судья распорядился, чтобы Фрэнсиса Карвера доставили в Сивью, – объявил пристав. – Особый приказ. Отвези его на холм и тут же возвращайся обратно.
Дрейк кинулся открывать двери повозки:
– Только Карвера?
– Только Карвера, – подтвердил пристав. – Да смотри не опоздай к вынесению приговора. Едешь прямиком в Сивью – и тут же назад.
– Будет исполнено.
– Не мешкай там – вот он идет.
Фрэнсиса Карвера со скованными за спиной руками вывели во двор и впихнули в повозку. Забравшись внутрь, Дрейк снял с пояса вторую пару наручников и присоединил кандалы на запястьях Карвера к кольцу, вделанному в стену за сиденьем возницы.
– Ну все, эта штука никуда не денется, – весело заявил он, побряцав кольцом в подтверждение своих слов. – Между вами и миром, мистер Карвер, железо толщиной в дюйм! О-го-го! И чего ж вы такого натворили, что вас со всеми прочими не оставили? Когда я последний раз в зал заглядывал, вы свидетелем выступали на этой чертовой трибуне; минуты не прошло, а вы уж в наручниках!
Карвер не отозвался ни словом.
– В твоем распоряжении час, – напомнил пристав и вернулся внутрь.
Дрейк выпрыгнул из повозки и закрыл двери.
– Хей, мистер Тауфаре, – позвал он, задвигая запор, – как насчет прокатиться вверх по холму и назад? Как раз к приговору успеете.
Тауфаре замялся.
– Что скажете? – не унимался сержант. – Роскошный денек для прогулки, а по дороге вниз разгонимся с ветерком!
Но Тауфаре все еще колебался. И не сводил глаз с запора на дверцах.
– Ну что?
– Нет, – наконец выговорил Тауфаре.
– Как знаете, – пожал плечами Дрейк.
Он вскарабкался на сиденье возницы, взял в руки поводья и хлестнул лошадей; повозка с грохотом покатилась прочь.
* * *– Мистер Эмери Стейнз, вы признаете себя виновным в том, что сфальсифицировали отчеты по золотому руднику «Аврора» с целью уклониться от уплаты дивидендов, причитающихся мистеру Фрэнсису Карверу в размере пятидесяти процентов от чистой прибыли за год, а также от выплаты премии Джону Лун Цю в неуказанном размере. Вы признаете себя виновным в присвоении значительного количества самородного золота, добытого Джоном Лун Цю на «Авроре» и с тех пор оцененного в сумму четыре тысячи девяносто шесть фунтов. Вы не отрицаете, что украли это золото с «Авроры» и закопали в долине Арахуры с целью его сокрытия. Также вы признаете себя виновным в невыполнении своих обязанностей и утверждаете, что в течение последних двух месяцев пребывали недееспособным вследствие чрезмерного и продолжительного употребления опиума.
Судья отложил в сторону записи и скрестил руки:
– Ваш защитник, мистер Стейнз, сегодня прекрасно справился со своей задачей, представив мистера Карвера в крайне неприглядном свете. Однако, невзирая на его выступление, факт остается фактом: повод нарушить закон не является разрешением нарушить закон. Ваше низкое мнение о мистере Карвере не дает вам права решать, чего он заслуживает и чего не заслуживает… Вы не были очевидцем нападения на мисс Уэдерелл, как, по-видимому, не был и никто другой; потому вы не можете утверждать доподлинно, действительно ли мистер Карвер повинен в этом нападении и вообще имело ли оно место. Безусловно, гибель ребенка – это трагедия, а обстоятельства не в силах умерить горе, но, вынося приговор по вашему делу, мистер Стейнз, мы должны абстрагироваться от трагичности сего события и рассматривать его лишь как провокацию (косвенную провокацию, должен отметить) к совершению вами заранее обдуманных и преднамеренных преступлений, как то: хищение и подлог, в качестве ответной меры. Да, у вас был повод не любить мистера Карвера, не терпеть мистера Карвера и даже презирать его; но, сдается мне, я не погрешу против очевидности, если скажу, что вам следовало довести свое недовольство до сведения хокитикской полиции и тем самым избавить всех нас от многих хлопот… То, что вы признали себя виновным, делает вам честь. Также не могу не отметить, что сегодня вы отвечали на все вопросы суда с должной учтивостью и смирением. Все это наводит на мысль об искреннем раскаянии и уважении к закону. Тем не менее обвинения, против вас выдвинутые, свидетельствуют об эгоистичном пренебрежении контрактными обязательствами, о характере вздорном и своенравном и о неисполнении долга не только по отношению к вашим участкам и приискам, но и по отношению к вашим ближним. Ваше низкое мнение о мистере Карвере, сколь бы оно ни было оправданно, подтолкнуло вас к попытке осуществить самосуд, причем неоднократно и во многих отношениях. В свете этого я нахожу, что вам пойдет весьма на пользу на время отложить в сторону ваши высокие принципы и поучиться ставить себя на место другого… Мистер Карвер являлся акционером «Авроры» на протяжении девяти месяцев. Он исполнил свои договорные обязательства по отношению к вам, а вы дурно его вознаградили. Эмери Стейнз, я приговариваю вас к девяти месяцам принудительных работ.
