Елена Ярошенко - Карающий ангел
Ясно было, что в важности бумаг слуга не сомневался, но мнение свое господам навязывать не хотел.
— Я как узнал от Степки, это лакей новый, бестолочь, а не парень, что вы заходить изволили к молодому хозяину, грешным делом, на карточки визитные посмотрел, ну и осмелился ваш дом, госпожа Ростовцева, разыскать. Думаю, если не у вас барышня наша остановилась, так вы мне подсказку дадите, где искать. Вы уж не взыщите за беспокойство, мне не по чину гостем непрошеным в господские дома врываться…
Оставив нам письмо бабушкиной компаньонки, Петр Никодимович заторопился обратно на Поварскую.
— Вы уж меня простите, Мария Антоновна, теперь порядки в доме новые, не дай Бог, барин молодой осерчают — головы не снесешь. Душевно рад был повидать…
Раскланиваясь, Петр Никодимович вышел в прихожую и стал спускаться по лестнице. Мы с Марусей вернулись в столовую и с жадностью схватили оставленные дворецким бумаги. Но в этот самый момент под окном раздались дикие крики, недвусмысленно свидетельствующие о серьезном уличном происшествии.
— Убили-и! Батюшки, человека убили-и! Задавил, задавил, ирод! — Высокий женский крик вырвался из общего нечленораздельного гама.
Непроизвольно выглянув на улицу, я заметила скорчившуюся на брусчатке бесцветную фигурку дворецкого. Сбивший его экипаж во всю прыть уносился по Арбату в сторону Сенной площади.
С высоты третьего этажа панорама происшествия была как на ладони, причем я заметила, что бедняга упал как раз на трамвайные рельсы, и если сейчас на Арбате появится трамвай, а его вожатый не проявит должного внимания, то…
Додумывать эту мысль до конца было некогда! Схватив за руку Марусю, я потащила ее по лестничным ступеням вниз, на ходу крича слугам, чтобы и они последовали за нами.
Вокруг поверженного наземь дворецкого уже собиралась уличная толпа… Что ж, по крайней мере, вагоновожатый издали заметит это столпотворение и успеет затормозить.
В нашем городе такое количество людей страдает манией любопытства, что можно смело сказать: Москва — город зевак. При всяком счастливом или несчастном случае, теряя разум, целым роем слетаются они к месту происшествия, проталкиваются как можно ближе и, затаив дыхание, предаются блаженному созерцанию. И в этот раз любители поглазеть на чужое несчастье не заставили себя ждать. Пока мы спустились по лестнице и выскочили из подъезда, толпа зевак окружила пострадавшего таким плотным кольцом, что пробиться сквозь него удалось с трудом, вульгарно орудуя локтями и сожалея в душе, что более действенного оружия типа шляпной булавки или зонтика не оказалось под рукой. Ей-Богу, пытаясь сдвинуть со своего пути даму в шелковой жакетке «шанжан», я представляла, с каким удовольствием всадила бы ей дюжину шляпных булавок в подходящее для этого место.
— Сами вы, сударыня, халда! Раз лезу, значит, надо! Точно, больше всех надо, угадали! А у тебя, парень, еще нос не дорос взрослым указывать! — доносилось у меня за спиной. Верная горничная Шура пробивалась на помощь…
К счастью, Петр Никодимович был жив, только без сознания. Я послала Шуру добежать до угла Староконюшенного переулка, в клинику Общества русских врачей, чтобы кто-нибудь из дежурных докторов оказал раненому срочную помощь.
Подоспевший городовой опрашивал свидетелей происшествия. Как ни странно, в толпе, мгновенно слетевшейся послушать стоны раненого, очевидцев происшествия практически не оказалось. Крайне невнятно, с чужих слов кто-то сообщил о некоем экипаже, налетевшем на жертву и скрывшемся в неизвестном направлении.
Самым подробным свидетельством оказался мой рассказ об увиденном из окна, и городовой записал наши с Марусей имена, тем более что, зная пострадавшего, мы помогли представителю власти установить его личность.
Несчастного дворецкого при помощи врача, санитара и нашего швейцара уложили на носилки и понесли в клинику, а мы с Марусей и Шурой, растрепанные и бледные, выбрались из тающей толпы и побрели к подъезду.
— Ох, — прошептала Маруся, еле-еле передвигая ноги. — Моя бабушка говорила про себя: «Я сегодня нахожусь в измочаленном состоянии». Кажется, я наконец поняла, что она имела в виду. Я тоже совершенно измочалена… Какой трудный день выдался!
Я обняла Марусю за плечи и ласково сказала:
— Держись, дорогая! Сейчас мы вернемся, выпьем по рюмке красного вина, пообедаем, поспим пару часов. И станем как новенькие! Столько передряг и хлопот в один день редко выпадает, но не нами же они отмерены.
— Что с вами, дорогие дамы? Вам нужна помощь?
Какое несчастье — у дверей подъезда стоял красавец Андрей Щербинин со своим мольбертом, а мы приближались к нему в таком «измочаленном» виде, что я предпочла бы провалиться сквозь землю. Эх, да что уж! Настоящая феминистка должна игнорировать мнение представителей сильного пола о ее внешности, держаться независимо и вообще презирать все оценочные суждения мужчин, ибо они обычно далеки от истины… Да и что остается делать в такой ситуации?
Да, мы кинулись на помощь пострадавшему человеку, и если ради благой цели пришлось слегка пожертвовать собственной красотой — что ж, пусть эстетствующие субъекты думают что хотят. Наша совесть чиста!
Я заметила, что и Маруся как-то сразу перестала шаркать подошвами, на ходу подобрала шпилькой особо неуместно повисшую прядь волос и изящной упругой походкой поднялась по лестнице к нашей двери.
Чтобы как-то оправдать наш жалкий облик, я кратко рассказала Андрею о несчастье и пригласила его пообедать с нами.
— Благодарю за приглашение, но для обеда да, пожалуй, и для ужина уже поздновато. Если не возражаете, я бы обошелся стаканчиком чая, но с удовольствием задержусь в вашем доме, чтобы провести вечер в таком приятном обществе. Тем более что у меня есть новости по интересующему нас всех делу.
— У нас тоже есть новости! Сегодня был безумный день, и мы просто потеряли счет времени. Я распоряжусь, чтобы вам подали чаю, а мы с Мари пока немного почистим перышки. Обещаю, что долго ждать мы вас не заставим.
Думаю, что полтора часа, потребовавшиеся нам с Марусей для чистки оперений, — совсем не долго в создавшихся обстоятельствах. Во всяком случае, художник не посмел попрекнуть нас за задержку.
Люблю мужчин, способных на джентльменство, — это такая редкость в среднерусских широтах… А не заказать ли и мне Щербинину парадный портрет маслом?
Немного льстивые работы художников-джентльменов, неспособных расстроить даму жестокой правдой, обычно производят сильное впечатление на потомков, незнакомых с оригиналом.
Именно такие портреты и положили основу легендам, что в прежние времена в России жили исключительно редкостные красавицы, а ныне нация вырождается…
Думаю, Щербинин вполне сможет изобразить меня так, чтобы лет через сто, где-то в начале двадцать первого века, ценители, разглядывая портрет, говорили бы друг другу: «Ах, какие женщины были в то время… Этот поразительный «бархатный» взгляд, эта необыкновенная изящность, грация, которой проникнута каждая черточка даже в застывшем изображении… Разве среди нынешних дам можно найти что-то похожее?»
Ну, что-нибудь в этом роде будут говорить, Бог их знает, какими словами через сто лет грядущие господа начнут выражать свои мысли…
Глава 8
Одна из заповедей кодекса настоящей дамы. — Иван Иванович Иванов из номеров «Столица». — Идеальных преступлений не бывает. — Ничто не поднимает настроения так, как парочка-другая трупов. — Слово «money». — Ядовитый змей, пригретый Марусей. — «Я не привыкла прятаться от врагов!» — «Пусть какой-нибудь поп нас с вами по-быстрому окрутит!»
В этот день нам так и не суждено было как следует, со вкусом пообедать… Две молодые элегантные дамы не могут накинуться на еду, как оголодавшие грузчики, если за столом присутствует такой мужчина, как Андрей Щербинин. Даже если в силу обстоятельств за весь день ничего, кроме чашки кофе, не перепало, это еще не повод оскорблять эстетическое чувство нашего гостя. Пришлось довольствоваться какими-то жалкими крохами пищи, изящно проглоченными в ходе светской беседы о новых трупах и покушениях.
