Ирина Глебова - Кровная добыча
– Проходи.
Иван посторонился, пропуская товарища, сам же медлил, все смотрел в пустую комнату. Потом, обернувшись, сказал тихо:
– Все, закрываю.
Он толкнул дверь-стену, и она стала на место с таким же тихим щелчком, как и входная. Перед ними была цельная кирпичная стена без единого выступа. Саша понял: с этой стороны ее не открыть, здесь входа нет. «Да, – подумал он, – умно. С одной стороны можно только войти, с другой – только выйти. И все же кто-то эту тайну разгадал… Нет, скорее выведал».
Коридор оказался длинным и вывел их на поросший соснами склон, в том месте, где дубовая роща имения переходила в бор. Телега Кухаря ждала их немного дальше. Увидев ребят с пустыми руками, Петр Савельевич сразу все понял. Усаживая расстроенного Ивана рядом с собой, печально утешил его:
– Что говорить, Иван Павлович, беда… Но беда сейчас кругом. Вот имение у вас забрали, а ведь какими трудами ваших предков оно строилось! Да… Царь-батюшка от престола отрекся, что же это… Державу на клочки растащили. Что ж теперь? А жить-то надо…
Он отвез Ивана и Александра в уездный центр Богодухов, на железнодорожную станцию. Они ехали в Харьков в полупустом вагоне, Саша сидел у окна – он любил смотреть на проплывающие мимо пейзажи – сердцу становилось легко, думалось только о хорошем. Иван лежал напротив, на полке, заложив руки за голову, молчал. Но в какой-то момент вдруг сказал, словно бы споря с кем-то:
– Рабочие наших заводов так не жили! И дед, и отец заботились о них. Обеды в столовых бесплатные, школы для детей бесплатные, подарки к праздникам, гуляния устраивали, цирк нанимали, артистов… Все знали – у Христоненков заводские хорошо живут…
Саша понял: это Иван отвечал тому революционному командиру, из Настасьевки. Задели его жесткие слова. И его тоже они задели. Они, Петрусенко, не были богачами, но жили обеспеченно, не задумываясь о завтрашнем дне. Разве не правы те, кто всю жизнь в трудах и в бедности, – не правы в том, что захотели лучшей, человеческой судьбы? И неужели этого можно достичь только через бунт?
8
– Ох, Катюша, жаль мне моих друзей, которых я пригласил к нам сегодня! Ты же их всех с ума сведешь и заставишь страдать!
Саша смотрел на сестренку с веселым изумлением. Три минуты назад она выбежала из соседней комнаты и покружилась перед ним, одной рукой чуть приподнимая подол платья, вторую грациозно подняв над головой. Присела в реверансе и вопросительно приподняла бровки: мол, ну как? Сегодня, 24 июня, Кате исполнялось тринадцать лет, и она готовилась через полчаса принимать гостей, поздравления, подарки. На ней было платье, сшитое именно к этому торжеству: шифон бирюзового цвета с серебристыми разводами. Верх сделан пелериной, спадающей с плеч до локтей, ниже руки оставались открытыми, широкий пояс перехватывал тонкую девичью талию, из-под него мягкими складками, в два слоя опускалась расклешенная юбка, ножки в лаковых и тоже голубых туфельках на каблучке были открыты повыше лодыжки. У платья был небольшой треугольный вырез, и на шее девочки красовалась бархатка с большим сапфиром в серебряной оправе. Девочки… Нет, подумал Саша, уже все-таки девушки! Особенно с этой прической: пышные волосы у висков подняты красивыми серебряными заколками, ложатся на плечи естественными локонами.
– Как весело, Саша! – У Кати радостно сияли глаза. – Каждый день праздник! Позавчера такой чудный парад на Соборной площади, вчера гулянья на Ивана Купалу с кострами! Сегодня рождество Иоанна Крестителя и мой день рождения!
Утром всей семьей они были на праздничной службе в храме Иоанна Предтечи. Храм стоял совсем недалеко от их особняка, именно сюда ходили они на воскресные службы, встречали Рождество и Пасху… Ну а нынче, в рождество Иоанна Крестителя, сюда съезжались люди со всего города. К тому же праздничную службу вел отец Тимофей – священник, которого любили и которым гордились харьковчане. Этот выдающийся богослов, писатель, историк так много сделал и для города, и для всех православных. Здесь, в храме Иоанна Предтечи, он когда-то служил – всего три года, но эта церковь оставалась для него самой родной. Здесь он крестил Катю: как раз в год ее рождения отец Тимофей Буткевич был избран членом Святейшего Синода, перед отъездом в Санкт-Петербург крестил новорожденную девочку. Он вернулся в родной Харьков недавно, в минувшем году, стал настоятелем Николаевской церкви. Но эту праздничную службу служил сегодня в своем любимом храме. Катя с отцом, матерью и братьями подошла к отцу Тимофею, он узнал их. А когда девочка сказала, что сегодня и ее день рождения, благословил и поцеловал в лоб…
– Как мне повезло в такой великий праздник родиться, правда?
– Да, моя милая сестренка, я тоже очень рад, что ты родилась! Поздравляю тебя с такой взрослой датой – тринадцать лет! И с праздником тоже поздравляю. Вот, прими мой подарок.
И он надел на руку Кати серебряный браслетик с таким же сапфиром, как и на бархатке. Этот красивый комплект с камнями цвета Катюшиных глаз они покупали вместе: отец, мама и он. И разделили. Первой свой подарок преподнесла мама, вторым – брат. А сейчас придет отец, и именинница получит от него диадему – ажурное серебро с россыпью чудесных сапфиров. Катюшин день рождения, и верно, словно продолжение долгого праздника. Вчера, как стало вечереть, Митя, Саша и Катя вместе с большой компанией друзей поехали на Журавлевку, на берег реки Харьков. Там, в большом парке, у частных купален, уже шло большое гулянье молодежи, с музыкой, фейерверками. Мелькали военные мундиры: молодые офицеры дроздовцы-марковцы весело праздновали Купалу вместе со всеми. Готовились кострища, с лотков продавались караваи, пироги, сладости, а еще стояли большие корзины цветов, из которых девушки плели венки. А потом пошли хороводы вокруг соломенного чучела Ярилы, прыжки через костры, опускание венков на воду. Это было особенно красиво, ведь венок укладывали на соломенный плотик, ставили зажженную свечу и пускали плыть. Казалось, вся река светится огоньками, словно звезды отражаются в воде…
Так весело и шумно праздновали, потому что в город, вместе с приходом Добровольческой армии, словно вернулась прежняя привычная жизнь. С этим был связан и парад, о котором вспомнила Катя. В город приехал главнокомандующий, генерал Деникин Антон Иванович, и позавчера в его честь состоялся военный парад. Это был и смотр частей Добровольческой армии, и праздник, устроенный специально для харьковчан. Сам Викентий Павлович был, конечно, на Соборной площади, рядом с генералом Май-Маевским, полковниками Штейфоном и Туркулом, но он позаботился о том, чтоб члены его семьи тоже все смогли как следует разглядеть. Военные оркестры, дроздовцы в красивой черной форме с красными погонами, красно-белыми фуражками белозерцы, напоминающие своими стальными касками римских легионеров, конный строй Кубанской казачьей дивизии, артиллерийские орудия, броневики…
Добровольческая армия взяла город 12 июня 1919 года. Казалось бы, всего восемь месяцев прошло с тех пор, как в ноябре ушли из Харькова германские войска, а какой калейдоскоп событий! Словно время перестало повиноваться законам природы, раскрутило бег не только минут, но и часов до темпа секунд. В стремительности этой не было удали или азарта – только нагнетание тревоги… Викентий Павлович думал об этом, сидя на кушетке у зашторенного окна, с нежностью смотрел на веселящуюся молодежь. Барышни все были в основном подруги и ровесницы Катюши, а ребята – постарше: Сашины друзья или старшие братья девочек. Эта разница в пять-шесть лет никого не смущала. Да, легонько улыбался Петрусенко, девочки в тринадцать почти такие же взрослые, как мальчики в восемнадцать…
Сюда, в большую залу, все перешли из столовой, чтобы разыгрывать маленькие спектакли-шарады. Викентий Павлович сразу догадался, что зашифровали в первой картинке. Саша и его давний, еще с детства, дружок Артемий Зарубин сначала стояли минуту друг против друга, бросая забавно-гневные взгляды, причем Саша держал пистолет – настоящий, отцовский, но не заряженный: полчаса назад Викентий Павлович сам выдал его сыну, разрядив. Саша, грозно хмуря брови, стал целиться, Тема изображал растерянность. Но вот Саша помотал головой, снял фуражку, бросил в нее две свернутые трубочкой бумажки и якобы заставил противника тянуть жребий. Пожал плечами и отдал пистолет «противнику». Тема сделал вид, что стреляет, – кто-то из ребят громко хлопнул в ладоши. Саша оглянулся, ткнул в стену: мол, ты промахнулся, вон куда попал. Снова взял пистолет, стал целиться в Тему, но тут с криком к ним подбежала Эммочка Ресслер, упала на колени, обхватив Сашины ноги. Ребята захлопали: девочка очень натурально изобразила мольбу, страх. Тогда Саша махнул рукой, пошел «на выход», остановился, оглянулся, подняв руку с пистолетом, и «выстрелил», но не в Тему, а в стену. Эммочка вскочила, подбежала к стене, стала пальчиком трогать ее и ахать – все должны были догадаться, что вторая пуля попала туда же, куда и первая…
