Паренек из Уайтчепела (СИ) - Бергер Евгения Александровна
Вопрос застал Джека врасплох, ответ на него он заранее не продумывал.
– Сэр... э, сеньор Фальконе...
– Можешь звать меня «дедушкой»... если хочешь...
– Возможно, со временем, – кивнул Джек, – дайте мне время освоиться.
– Да, ты прав, извини. Я слишком спешу! Неосознанно, но пытаюсь наверстать упущенное время. Извини, Джино... Джек...
– Можете звать меня «Джино», – улыбнулся молодой человек. – Мне даже нравится.
Называясь не Джеком, а Джино, было легче отделить себя от происходящих событий. Как будто бы он наблюдает со стороны, не участвуя в них напрямую...
– Так привычней для слуха, – кивнул Фальконе.
А Джек продолжал:
– И отвечая на ваш вопрос... Нет, я вас не корю, сэр. Мама сама выбрала жизнь, которой мы жили... Она ей нравилась, несмотря ни на что. И если я о чём жалею, то только о том, что мы не познакомились раньше. Охотиться вместе на скатов – звучит интригующе... – закончил он улыбнувшись.
Лицо старика тоже расплылось в улыбке, такой лучезарной, что не составляло труда догадаться: Джек подобрал правильные слова. И были ли они правдой, одному Богу известно, но это была, как думалось Джеку, безобидная ложь... Если такая в принципе существовала, то это была именно она.
– О да, мой мальчик, у нас будет новый столик в гостиной! – пообещал воодушевленный Фальконе, глаза которого заблестели от слез. И он отвернулся, подавшись к стене, на которой висел огромный, в пол натюрморт с цветами и фруктами.
По рассказам проныры Гатте Джеку было известно, что именно за натюрмортом скрывается сейф, ради которого он здесь оказался. Джек представлял его в виде коробки в стене, защищенный особенным механизмом, но когда Гаспаро Фальконе откинул огромное полотно, закрепленное на шарнирах, как дверь, Джек увидел квадратное углубление размером шесть на четыре фута, напоминавшее шкаф.
– Я хочу дать тебе кое-то, – сказал тот, вращая колесо механизма в ему одному известном порядке. – Это вещь твоей матери. Я хранил ее долгие годы!
Джек не видел из-за спины старика, какие именно манипуляции он проводил, и был по-своему рад, пусть даже и понимал, что это противоречит его первоочередной задаче. Нужно было сдвинуться в сторону, только шаг – и он бы заметил хоть что-то, но этот шаг он не сделал. Чувства противились разуму...
Фальконе потянул железную дверь, и та беззвучно открылась, являя драгоценное нутро сейфа. Он взял с полки какой-то предмет...
– Вот, посмотри.
Джек приблизился, различив на руке старика...
– Губная гармоника? – удивился Джек.
Фальконе кивнул.
– Аллегре подарил её мой друг Витторио на её двенадцатый день рождения. Привез из Германии. И она в неё просто влюбилась! Всюду носила с собой и наигрывала мелодии. У твоей матери был хорошо развитый слух, – с грустью заключил он, вложив гармонику Джеку в ладонь. – Возьми, я хочу, чтобы ты держал её у себя.
– Я даже не умею играть, – воспротивился Джек. – Медведь на ухо наступил...
– И все-таки забери её, – Фальконе снова повернулся к раскрытому сейфу, и Джек увидел на его полках странные вещи: например, старую карнавальную маску, бутылку вина и даже деревянную погремушку. – Удивлен? – поинтересовался его собеседник. – Здесь не только фамильные украшения, но и вещи намного более ценные, те, что хранят в себе прошлое. Вот, как эта бутылка вина... – Он взял её с полки. – Это вино было разлито в бутылки в год рождения твоей матери, – сказал он. – Я хранил его, чтобы выпить в день свадьбы Аллегры, но... – его голос грустно затих и тут же взмыл на октаву: – Теперь откупорю её на твоей свадьбе, мой мальчик! – Он снова хлопнул его по плечу, и в этот момент в дверь постучали.
На пороге предстала красивая женщина в скромном платье серого цвета.
– Сеньор Фальконе, простите, что отвлекаю, но вам пора принять лекарство, – приятным голосом на английском сказала она.
Старик скривился, захлопнув сейф и покрутив колесики и рычаги.
– Моя мучительница, – пожаловался он Джеку. – Розалин Ридли, моя компаньонка. – И в сторону женщины: – Сеньорита, познакомьтесь с моим родным внуком Джино Фальконе.
– Очень приятно, мисс.
– Взаимно, сеньор.
– Вы англичанка? – не сдержался Джек от вопроса. Мало того, что он не рассчитывал встретить на вилле свою соотечественницу, так еще и с фамилией, много значащей для него.
– Была когда-то, – ответила женщина. – Дело в том, что я так давно живу заграницей, что почти позабыла, где мои корни. – И Фальконе: – Простите, сеньор, но лекарство, вы должны его принять.
– Сеньор болен? – невольно вырвалось у Джека.
– Ерунда! – взмахнул тот рукой, расплывшись в улыбке. – Розалин слишком серьезно воспринимает возложенные на неё обязанности. Пойдёмте, мучительница! – уже в её сторону. Фальконе подхватил женщину под руку, и они, тихо переговариваясь по-итальянски, покинули кабинет.
Вечером на закате, сидя на чудесной террасе над озером, Джек осведомился у Фальконе:
– Сеньор, вы больны? Наличие в доме сиделки наводит на определенные мысли.
Они наслаждались покоем догоравшего дня, окрасившего небо над Лаго-Маджоре в пурпурно-радужные тона. Это было настолько прекрасное зрелище, что Джек с тоской подумал о том, что никогда не видел подобного. И как жаль, что он любуется этим видом в таких обстоятельствах... Без Аманды и Ридли. Эти мысли его и сподвигли к вопросу...
– Не бери в голову, – отмахнулся старик с утрированно, как виделось Джеку, энтузиазмом. – Эта клуша сеньорита Ридли не сиделка мне, чтобы ты знал, так, скорее докучливая девица из числа компаньонок, которых недобрые обстоятельства вынуждают прислуживать старикам вроде меня. Я, можно сказать, сделал доброе дело – и вот чем она мне отплачивает за это: гоняется по всей вилле со своими лекарствами, словно я умирающий лебедь.
– Так мне не о чем волноваться?
– Совершенно не о чем, мальчик мой. Совершенно.
– А мисс Ридли, расскажете, как она оказалась в поместье? Вы сказали, что сделали доброе дело...
– Ах, не думай, мой Джино, что этот дряхлый старик – рыцарь на белом коне, – улыбнулся Фальконе, – драконы нынче не те, чтобы скакать с опущенным низко забралом и копьем наперевес. Но деву в беде я все-таки спас... – Он уселся удобнее. – Должно быть, во мне взыграла сентиментальность. Или обычная вредность, тут как посмотреть. Но, знаешь ли, мальчик мой, графиня Брандолино такая дурная старуха, что стоило мне увидеть, как она помыкает бедным ребенком, своей компаньонкой, как во мне всколыхнулась шальная мыслишка, умыкнуть ее у старухи. Я подумал тогда, что если уж эта девица умеет вытерпеть старую курицу, то меня вытерпит и подавно... Я, знаешь ли, тоже не сахар, а доктор как раз подбирал мне сидел... компаньонку, – исправился он, – и я опасался, что ей окажется вяленая вобла с пресным лицом. Вот я и подсуетился...
– У вас доброе сердце, – искренне резюмировал Джек. И снова спросил: – Но вы знаете, что сподвигло мисс Ридли терпеть скверный характер графини?
Фальконе прищурил глаза и с интересом поглядел на лже-внука.
– Да ты никак заинтересовался моей сеньоритой? Не стара ли она для тебя? Какой бы приятной мисс Розалин ни была, она все-таки старая дева... Скажу по секрету, ей тридцать два.
У Джека вспыхнули уши, и он поспешил разуверить Фальконе в своих чувствах по отношению к компаньонке.
– Вы неверно истолковали мой интерес, – сказал он, – мной движет скорее банальное любопытство по отношению к своей соотечественнице, оказавшейся в столь затруднительных обстоятельствах, нежели нечто другое. К тому же, – добавил он второпях, – есть другой человек, занимающий мои мысли...
Старик, крайне заинтересовавшись, подался вперед.
– Так ты влюблен, мальчик мой! Кто эта счастливица? – Глаза его вспыхнули интересом.
Джек понял, что сказал лишнее, что не стоило заводить разговор об Аманде, сейчас, когда все его мысли и без того заняты ей, и он мог сболтнуть лишнее. Гамма эмоций, пробежавшая по его лицу, должно быть сказала Фальконе достаточно и без слов: он погладил рукой подбородок, прищурил глаза и сказал:
