Далия Трускиновская - Блудное художество
– Я получил послание из города Тобольска. В сем городе, при застенке, живет старик, прозвание ему Шаман. Тот Шаман был приговорен к бессрочной каторге, затем ему вышло послабление, ныне на старости лет кормится лекарским ремеслом. Он известен был среди каторжников особым умением… - тут Шварц замолчал, потому что архаровцы стали перешептываться - кое-кто слыхал про Шамана.
– Карл Иванович, продолжай, - когда установилась тишина, велел Архаров.
– Умение же таково - он тем, у кого драные ноздри, наловчился их заново выращивать. Как ему удается - одному Господу ведомо. Сказывали, берет кусок плоти от бедра и, сделав на лице раны, как-то приспосабливает. Я бы не поверил, коли бы сам не повстречал в Москве своего крестника, коему при мне, отправляя его в каторгу, ноздри драли. А он, хоть и не стал красавцем, однако имел вполне достойный нос. Я спросил его, точно ли Шаманово рукоделие. Он подтвердил. Человечек тот был Каин, царствие ему небесное.
Архаров вспомнил - его самого несколько смущал вид Каинова носа. Но нелепо мужчинам задавать друг другу такие вопросы. А Шварц ведь и точно, когда Каина с дружками отпускали на милость Божью, подходил к нему и втихомолку что-то выпытывал.
– Я написал в Сибирь, чтобы узнать о Шамане, и недавно мне сообщили, что он в Тобольске, - продолжал немец. - Я написал в Тобольск коменданту и вот получил ответ. Иван Орехов! Ты получаешь полугодовой отпуск ради путешествия в Тобольск. В канцелярии его сиятельства тебе выправят все бумаги, мы приготовим рекомендательное письмо к коменданту. Поезжай с Божьей помощью и возвращайся с носом!
Архаровцы так и грохнули. Шварц стоял торжественный и невозмутимый - при одном взгляде на него Архаров, уже успокоившись было, захохотал снова.
– Все-таки ты немец, - просмеявшись, сказал Архаров. - Ты до сих пор не знал, что по-русски значит «остаться с носом»? Что тебе, Ваня?
– Я не понял, - сказал Ваня. - Его милость шутить надо мной изволит?!
– Какие шутки, когда он с зимы только тем и развлекается, что письма по Сибири рассылает! Да еще за казенный счет! - воскликнул Архаров. - Уж не чаяли, что этот Шаман сыщется. Ваня, все - правда. Ты получишь жалование вперед и поедешь лечиться.
– Он? Черная душа? Письма для меня писал?
– Иди, Ваня, - посоветовал Архаров. - Иди в «Негасимку» и напейся в зюзю, чтобы водка в ушах плескалась. А как вернешься - то уже не в подвал, а наверх. Глядишь, и женим тебя, и детишки пойдут. Орлы, забирайте его отсюда - вишь, остолбенел. Пошли, пошли отсюда, все пошли вон!
Они опять остались вдвоем.
– Я знал, что значит «остаться с носом», - негромко сказал Шварц. - Но желал доставить радость…
Он старался держаться невозмутимо, но был сильно огорчен, что Ваня выдал свое подлинное к нему отношение.
– Будет тебе. Они и меня пертовым мазом заглазно кличут, и еще по-всякому величают, - успокоил Архаров. - Ну, не ангелы белокрылые, что ж теперь поделать.
И, вспомнив разговор с Лопухиным, добавил:
– Других Господь не дал.
Дверь приоткрылась.
– К вашей милости Арсеньев просится, - сказал Клашка.
– Ну, впусти.
Вошел Тимофей, ведя за руку парнишку лет двенадцати, худенького и бледного, но одетого чисто и опрятно. Кафтанчик и штаны ему, впрочем, были великоваты.
Это был Епишка.
– Вот, ваша милость, сына привел, - сказал Тимофей. - Кланяйся господину обер-полицмейстеру, дурень. Девчонку я Марье Легобытовой отдал, буду ей платить. А этого при себе оставил. Тринадцатый год молодцу, пора к делу пристраивать. Так нельзя ли к нам в контору? Всегда ведь парнишки на побегушках надобны.
Архаров заметил, что дверь за собой Тимофей не закрыл. Стало быть, в коридоре ждут все, кто на ту пору случился в палатах Рязанского подворья.
– Ну что же, он у нас уж и жил, и в розыске помогал. Что, Епишка, не страшно было?
– Страшно…
– А мертвых бояться не след. Они уж ничего не натворят.
Епишка вздохнул. Когда привезли тело мнимого Фалька, его водили в мертвецкую - опознавать. И он испугался там куда больше, чем при очной ставке с Семеном Елизарьевым, хотя Семен кричал, всех проклинал и вообще был страшен.
– Подкормить его надобно, Тимоша. А ты, Епишка, во всем слушайся Карла Ивановича. Он Максимку нашего учил, Макарку, теперь тебя учить станет.
– В какого святого честь окрестили? Епифана? - деловито осведомился Шварц.
– Елпидифора!… - сердито отвечал Тимофей. - Дура моя бабок послушалась! У всех дети как дети, у меня, вишь, Елпидифор!
– Ого! - воскликнул Архаров. - Вот тебя-то нам и надобно!
– На что? - резонно спросил Шварц. - Парнишка хилый, к службе пока негоден.
– Он же Елпидифор. То бишь - надежду приносящий. А мясо на костях нарастет! Сам же толковал - нам надобен Елпидифор!
Блажь начальства Шварц старался уважать - пока она имела скромные размеры и невинные формы проявления.
– Сие будет его должностью? - деловито полюбопытствовал Шварц.
– Да. И канцеляристам так вели писать.
Шварц кивнул.
– А каков оклад денежного содержания? - несколько подумав, спросил он.
– Прокормим! Эй, кто там за дверью сопит? Заходите все! Нашего полку прибыло!
Рига 2006
