Сумерки Эдинбурга - Лоуренс Кэрол

Крауфорд повернулся к констеблю Бауэрсу:

— Так на месте преступления остался констебль Маккворри?

— Да, сэр, а репортеров туда налетело, что твоих мух.

— Отправляйтесь туда, Бауэрс, и помогите Маккворри не подпускать их слишком близко.

— Я тоже скоро буду, — сказал Гамильтон и вывел мальчика из кабинета.

Нервно вытянув руки по швам, Бауэрс сглотнул, неловко отсалютовал и спросил Крауфорда:

— Так я пойду, сэр?

— Не забудьте закрыть за собой дверь.

— Точно так, сэр, — сказал Бауэрс и вышел.

Крауфорд потер виски и выглянул в окно. Мостовые поблескивали под робким утренним солнцем, вскарабкавшимся в небо над безучастными рядами домов Старого города. А может, Гамильтон и правда что-то нащупал — тайн и секретов в этом проклятом городе было еще больше, чем проулков. Крауфорд поежился, запахнул пиджак поплотнее и вернулся к ожидающим его грудам бумаг.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Иэн Гамильтон молча наблюдал за тем, как сгорбившийся над кружкой мальчишка жадно поглощает крепкий чай. Опустошив полжестянки печенья, он наконец вытер губы, глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, скрестив руки на коленях. Росту паренек был небольшого, и, сидя на массивном дубовом стуле, болтал не достающими до пола ногами туда-сюда. Они устроились в маленьком боковом помещении, которое использовалось полицейскими для допросов, малолюдных совещаний, а также чтоб вздремнуть минуту-другую, когда удавалось улизнуть из поля зрения начальства. Помимо простого дубового стола со стулом здесь были кушетка под одиноким окном, выходившим на проулок Олд-Фишмаркет-клоуз, да истертый зеленый коврик. Сквозь трещины в пожелтевшем стекле в комнату просачивались запахи апельсинной цедры и пареной репы.

— Так-то, — сказал Иэн, присаживаясь на край стола со скрещенными на груди руками, — полегчало?

— А приятелю вашему я не понравился, — заметил мальчик, вытирая рот рукавом.

— Просто главный инспектор Крауфорд считает, что перед продажей этой истории в газету тебе следовало сообщить обо всем нам.

— Ну, те нам хотя бы заплатили. — Дерек облизал пальцы.

Его безразличие было вполне объяснимо. Отношения между полицией и низшими слоями эдинбургского общества традиционно оставляли желать много лучшего. Парень нравился Иэну, но он отлично знал, что продемонстрировать свою симпатию будет ошибкой — мальчишка сразу сочтет его слабаком и попытается воспользоваться этим.

— Часто подбрасываешь им истории? — спросил он.

— Да так… бывает иногда. Но такая роскошь, конечно, впервые… Хотя лучше б такого и не было больше никогда, помоги мне Бог, — с этими словами он перекрестился.

— Католик?

Мальчик кивнул:

— Я знаю, что радоваться этому неправильно, да только теперь мне с моим другом Фредди на всю неделю денег хватит, чтобы каждый день есть.

Иэн знал, что мальчик ничуть не преувеличивает, и вдруг почувствовал, как при виде чумазого лица и лохмотьев Дерека его накрывает волна гнева. Вот тебе и шотландское просвещение, будь оно проклято, подумалось Иэну, даже Эдинбург не в состоянии позаботиться о своих обездоленных детях.

— А где сейчас твой приятель?

— Я и не знаю, честно — где угодно может быть. Хотя скорей всего дрыхнет где-нибудь.

— Так когда примерно вы обнаружили тело?

Дерек жадным взглядом повел по комнате, явно надеясь найти еще какую-нибудь еду.

— Только-только отбило половину седьмого.

— Ты же англичанин? С запада?

Обитатели западного побережья острова славились своим специфическим акцентом — их произношение было столь же беспорядочным и запутанным, как рисунок местной береговой линии, изрезанной множеством затерявшихся среди утесов и пляжей бухт и заливов. Мальчик уставился на свои худые руки с грязью под ногтями и заусенцами.

— Вам-то какое дело?

— А где твои родители?

— Понятия не имею. — Дерек пожал плечами. — А коли вдруг объявятся, смотрите не сболтните им, где я.

Иэну стало интересно, насколько искренне равнодушие Дерека, и он решил поделиться личным в надежде на взаимность:

— A y меня родители умерли.

— Да? — Дерек стал болтать ногами под стулом еще энергичней. — Вот бы моему старику кто-нибудь дубимой меж глаз заехал. — Он улыбнулся. — А может, и заехали уже давно — мне-то почем знать.

— Мои в пожаре погибли.

— Хорошие люди были?

— Хорошие.

— С такими хорошо, наверное, — в голосе мальчика не было ни капли жалости к самому себе. Иэн подумал, что жизнь на улице быстро избавляет от сантиментов.

— Так значит, вы друзья с этим Фредди… Каббинс его фамилия, так? — спросил Иэн.

— Да, Фредди мне друг, — Дерек опять принялся болтать ногами, — но есть и другие парни — вы же знаете, мы такие не одни.

— Знаю, — кивнул Иэн. Он решил не рассказывать Дереку о том, что его тетушка Лиллиан дважды в неделю ходила волонтером в местную благотворительную организацию или что его покойные родители щедро жертвовали в приют Дин. — Так, значит, вы нашли этого… джентльмена вскоре после того, как пробило половину седьмого.

— Я ж так и сказал. Только никакой это не джентльмен был.

— А ты откуда знаешь?

— В «Зайца и гончую» из другого теста люди ходят.

— Можешь показать мне, где это?

— Тело ваши дуболомы уже в морг забрали, но где мы его нашли — покажу.

— Отлично.

— Да, чуть не забыл — я вот что возле трупа поднял, — сказал мальчик, роясь в карманах огромных штанов. — Держите.

С этими словами он положил на стол грязную игральную карту. Это была четверка треф с точно таким же необычным узором из танцующих скелетов, что и на карте, которую нашли у Стивена Вайчерли. Иэн взял ее и положил в карман, чувствуя, как голова идет кругом, — итак, два убийства как минимум оказались связаны между собой, теперь это стало ясно наверняка. Далее следовало выяснить, был ли это один и тот же убийца.

Руки Иэна тряслись, когда он взял жестянку с печеньем и протянул ее мальчишке:

— Может, возьмешь еще парочку на дорогу?

Мальчик нагло уставился на него, а потом набрал две полных пригоршни печенья и отправил их к себе в карманы.

— Ладно, — сказал он, — чего сидим-то?

Иэн оказался совсем не готов к тому, что ожидало их на улице. Там собралась толпа, полностью перекрывшая тротуар перед зданием участка и занявшая часть Хай-стрит. Он прикинул, что здесь никак не меньше сотни человек, преимущественно рабочих с редкими вкраплениями дорого одетых горожан. В руках у некоторых виднелись номера «Шотландца», которыми они принялись размахивать, едва завидев Иэна и явно рассчитывая привлечь его внимание.

— Эй! Что будете делать с Холирудским душителем?

— По улицам ходить страшно!

— Когда вы его поймаете?

— Боже правый, — пробормотал Иэн, расталкивая толпу и раз за разом делая глубокие вдохи в надежде спастись от приступа подкатывающей к горлу знакомой паники. Толпы он ненавидел еще сильнее, чем замкнутые пространства. «Не падай в обморок, Гамильтон, — твердил Иэн сам себе. — Дыши!» Когда он уже почти выбрался из толпы, на его плечо с размаху опустилась тяжелая рука, решительно потащившая Иэна обратно в толчею. Ужас электрическим разрядом пронзил его, и он, не глядя, ответил мощным хуком справа. Костяшки пальцев врезались в чью-то переносицу, раздался хруст хрящей. В следующий момент мощный удар в челюсть свалил Иэна на мостовую. Голова ударилась о камни с такой силой, что на миг подскочила обратно в воздух, подоспевшая тьма поглотила хор негодующих голосов, и больше Иэн уже ничего не помнил.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Прекрасно, Гамильтон! Вы не только позволили себя оглушить, но еще и устроили уличную драку.

Иэну не надо было открывать глаз, чтобы определить, кому принадлежит этот голос. Он подумал, что если не станет отвечать, то главный инспектор оставит его в покое, но Крауфорд только набирал обороты.

— А я-то как раз подумал, что дел у нас маловато и ситуацию исправит только добрая уличная потасовка. На этот раз вы превзошли самого себя, Гамильтон!