Эллис Питерс - Тень ворона
Бенет проскользнул в монастырскую церковь через вход для мирян и крадучись двинулся вперед, выбирая место, откуда будет виден хор, где находились монахи, слабо освещаемые желтым пламенем свечей и красноватыми отблесками лампад. По нефу разносились приглушенные нежные звуки монашеских песнопений. В полумраке виднелись закутанные в плащи фигуры собравшихся на церковную службу мирян из Форгейта; время от времени по их рядам пробегало движение, все вставали, опускались на колени, снова поднимались, но каждый в отдельности казался неким безымянным существом. Скоро, когда наступит полночь, начнется ночная служба и все станут славить бога, бога вочеловечившегося и девой рожденного, — чудо рождества! И разве не смог святой Дух породить его, подобно тому как огонь порождает огонь и свет порождает свет? Ведь плоть человеческая для него всего лишь средство вроде топлива для огня, который дает тепло и свет. Тот, кто задается вопросом, тем самым уже отвергает ответ. Бенет не вопрошал. Он тяжело дышал от волнения и спешки, пребывая в каком-то восторге, ибо ему предстояла рискованная затея. Но, очутившись в церкви, окунувшись в этот полумрак, населенный людьми и в то же время дающий уединение, он, как всегда, почувствовал в душе детское благоговение, которое с малых лет поселилось в его душе. Остановившись у одной из колонн и не особенно прячась, он прислонился к ней, приложив ладонь к холодной каменной поверхности, насторожил слух и приготовился ждать. Гармонически слитный хор пел тихо, но звуки все равно взлетали под самый купол, заполняя все пространство. Каменные своды, согретые мелодичным пением, как бы лучились теплом и отражали его вниз.
Бенет нашел глазами Кадфаэля и немного передвинулся, чтобы лучше видеть его. Наверное, юноша выбрал это место, желая не терять из виду единственного близкого ему здесь человека, доказавшего ему свою терпимость и как бы вступившего с ним в сговор, в котором ни тот, ни другой участник не нарушат душевный покой невольного союзника.
«Еще немного, — подумал Бенет, — и ты от меня избавишься и никогда больше не услышишь обо мне. Помянешь ли меня добром? «
Он вдруг подумал, не стоит ли ему объясниться с Кадфаэлем на прощание, поговорить по душам, пока еще есть время. И тут кто-то тихо, почти шепотом, сказал ему на ухо:
— Он не пришел?
Бенет как зачарованный медленно повернул голову, не смея поверить, что это тот самый голос, который он слышал только однажды и так недолго, голос, который сразу затронул самые сокровенные струны его существа. Так и есть, это была она! Девушка стояла справа от него — та самая, незабвенная, единственная! Отраженный луч высветил ее черты под темным капюшоном — открытый лоб, скуластое личико, голубые глаза.
— Нет, — произнесла она, — он не пришел. — И, ответив на свой же вопрос, она глубоко вздохнула: — Я так и знала! Не шевелитесь! Не оборачивайтесь ко мне!
Бенет покорно повернулся лицом к алтарю и ощутил на шее легкое дыхание. Приблизив к нему свои губы, девушка зашептала:
— Вы меня не знаете, зато я знаю вас.
— Я вас знаю, — тихо ответил Бенет. Всего три слова, но и этот короткий ответ он выдохнул точно во сне.
— Вам сказал брат Кадфаэль? — вымолвила она после короткой заминки.
— Я спросил у него.
Девушка вновь смолкла, но Бенет почувствовал, что она улыбается, как будто услышала от него что-то приятное, настолько хорошее, что на миг отвлеклась и забыла, зачем сюда пришла.
— Я тоже вас знаю. Жиффар испугался, а я не боюсь! Если он вам не хочет помочь, то я готова. Когда мы можем поговорить ?
— Сейчас! — ответил Бенет, словно пробудившись от грез, и тотчас же обеими руками ухватился за подвернувшуюся удачу, о которой даже не мечтал. — После ночной службы часть прихожан пойдет домой, вместе с ними выйдем и мы. Монахи останутся в церкви до рассвета. Это самый подходящий случай!
Спиной он чувствовал ее тепло и понял, что от волнения ее разбирает смех.
— Где?
— В сарайчике Кадфаэля.
Изо всех мест, которые он знал, это было самое удобное для уединенной беседы, так как хозяин сарайчика не скоро должен был вернуться из церкви. В жаровне под толстым слоем дерна всю ночь тлели угли, и в любой момент их можно было раздуть пожарче, чтобы согреться. Бенет знал, что никогда не подвергнет опасности это юное, хрупкое создание, воспользовавшись готовностью девушки послужить делу императрицы, но он по крайней мере сможет наговориться с ней наедине, налюбоваться на ее серьезное, восторженное личико, насладиться общностью, которая соединила их как заговорщиков. И если ему никогда не суждено ее увидеть, он сохранит на всю жизнь память об этой встрече.
— Надо выйти в южную дверь и дальше через монастырский двор, — сказал Бенет. — Сейчас там нет ни души, никто нас не заметит.
В ответ нежное дыхание коснулось его уха:
— Чего же мы ждем? Я прямо сейчас прошмыгну в южный притвор. Служба продлится еще долго. Я первая, а вы — немного погодя. Хорошо?
И, не дожидаясь ответа, девушка бесшумной поступью пошла к выходу, стараясь не стучать каблуками, чтобы не потревожить молящихся. Она несколько раз останавливалась, чтобы на всякий случай все видели, что она не просто так ходит по церкви, а стоит, набожно обратив взор на главный алтарь, перед которым пел монашеский хор. Бенет уже окончательно подпал под ее чары и готов был следовать за ней куда угодно. Он с трудом сдержал себя, пережидая те минуты, пока она с остановками добиралась до южных дверей. Наконец она скрылась в темном притворе, и юноша потихоньку последовал за ней. Нырнув наконец во тьму притвора, он с облегчением перевел дух. Девушка уже поджидала его у самых дверей, положа руку на тяжелую задвижку. Тесно прижавшись друг к другу, они затаили дыхание, дожидаясь первого ликующего возгласа и ответного радостного призыва:
— Христос родился!
— Помолимся господу!
Бенет прикрыл своей рукой ее руку, лежавшую на щеколде, и под звуки начавшегося песнопения открыл задвижку и нажал на створку двери. Кому в эту минуту могло быть дело до молоденькой парочки, проскользнувшей через приоткрытую щелку на холод! На большом монастырском дворе им не встретилось ни души. Бенет ли первым взял девушку за руку, или та протянула ему руку, бог весть! Но только, заворачивая за угол мимо густой живой изгороди, они уже держались за руки и, очутившись за нею, замедлили шаг, оба дышали, как после быстрого бега. Не отпуская рук, они улыбались, дыхание вырывалось изо рта серебристым туманом. Темно-синее, почти черное и сияющее блеском мерцающих звезд небо вздымало у них над головами свой купол, из которого, словно из перевернутой чаши, струился вниз холод, но они его не замечали.
Низенький сарайчик Кадфаэля, сложенный из крепких бревен, притаился в своей ограде, внутри его стен всегда сохранялось тепло. Бенет тихонько затворил за собою дверь и стал ощупью искать на полочке, расположение которой он изучил не хуже Кадфаэля, коробок с огнивом и лампаду. Со второй или третьей попытки он высек искру, и трут затлелся. Бенет осторожно раздул огонек на фитиле. Сначала тот замерцал слабенькой, дрожащей звездочкой, затем лампада разгорелась и пламя поднялось вверх длинным язычком. Возле жаровни лежали наготове кожаные мехи, Бенету оставалось только отодвинуть в сторону дернину и минутку-другую потрудиться над мехами, чтобы угли запылали, затем он подкинул щепок. Пламя занялось и вспыхнуло, разливая вокруг тепло.
— Он поймет, что кто-то без него здесь побывал, — заметила девушка без признаков беспокойства.
— Он поймет, что это был я, — сказал Бенет, легко вставая с колен. Лицо его, освещенное жаровней, казалось сейчас по-летнему загорелым и смуглым. — Он промолчит об этом. Но про себя, конечно, начнет гадать, что к чему и с кем это я заходил.
— Вы приводили сюда других женщин? — спросила девушка и с вызовом обернулась к нему, вскинув вверх подбородок.
— Никогда. И никогда не приведу никого, кроме вас, если когда-либо еще вы почтите меня своим присутствием, — пылко вымолвил Бенет, глядя ей прямо в глаза.
Сырая, смолистая щепка с шипением вспыхнула в жаровне и кверху взвились языки яркого пламени, осветив золотистым сиянием два юных лица. Выхваченные из темноты и озаренные снизу таинственным светом, они взирали друг на друга широко раскрытыми глазами, в удивленном молчании приоткрыв губы. Они увидели себя как бы в зеркале, от которого невозможно было отвести глаз, ибо оно явило им образ внезапно родившейся любви.
Глава пятая
Перед рассветом, после короткого перерыва на сон, монахи отслужили первый час, а на рассвете раннюю мессу. Почти все жители Форгейта давно разошлись по домам. Монахи немного осоловели после долгого бдения и, еще не остывшие от душевного подъема, вызванного музыкой и переживанием великого чуда, побрели к себе по ночной лестнице, чтобы немного отдохнуть перед дневными трудами. Кадфаэлю, настоявшемуся и насидевшемуся за эту ночь до изнеможения, гораздо больше хотелось сейчас подвигаться, расправить спину и размять ноги, нежели отдыхать. В пустой умывальне он с непривычной для себя ленью совершил утреннее омовение, тщательно побрился и вышел во двор. В этот миг в закрытых воротах отворилась дверца и во двор, скользя и спотыкаясь на обледенелых булыжниках, вбежала почтенная Диота Хэммет. Одной рукой она придерживала полы своего темного плаща и с очевидным волнением озиралась по сторонам. Меховой воротник весь заиндевел от пара, вырывавшегося у нее изо рта. Серебристый иней покрывал все вокруг, белея на стенах, кустах и ветках деревьев.
