Лесли Силберт - Интеллидженсер
— Я слышала, ты вершишь очень важные дела, — начала она, кокетливо хлопая ресницами.
— Ну, я бы не сказал… — пробормотал Энтони, краснея.
— Говорят, ты имеешь дело с могущественнейшими людьми, людьми, которые вхожи к королеве. Это правда?
— Ну, я… э…
Она положила ладонь ему на колено.
— Да я… нуда.
— Ах как это воспламеняет мою фантазию! Наверное, очень опасно? — спросила она, скользя ладонью вверх по ноге Энтони.
— Чистая правда. Ты не поверишь… ух!
Она поглаживала внутреннюю сторону его бедра.
— Хм-м-м?
— Ты не поверишь, к каким делам я причастен.
— Ах как рада я была бы узнать! — Наклонившись, чтобы облизать ушную мочку Энтони, шлюха быстро взглянула на Марло, и он кивнул, очень довольный.
Энтони — теперь, когда пальцы принялись расстегивать перед его штанов, — казалось, тоже был очень доволен.
— Ну, ты можешь сказать, ну, что… — Он умолк, подыскивая нужные слова. Поглядел вниз и нашел их: — Ты можешь сказать, что я держал в своих руках судьбы целых городов.
Шлюха драматически ахнула, а затем зашептала:
— Но так ли твои руки искусны, как мои? — Она потянула его за тяжело свисающее запястье и прижала его ладонь к своим грудям.
Он неуклюже пошарил, пытаясь ущипнуть ее.
— М-м-м-м… расскажи мне, — вздохнула она, будто на грани экстаза. — Расскажи мне все.
Энтони рыгнул и потряс головой.
— Я бы и рад, но не могу. Видишь ли, я…
— Нет-нет, обязательно! Могучие мужчины, мужчины, идущие навстречу опасности… как они заставляют биться мое сердце! У меня дрожат колени.
С зазывным мурлыканьем она забралась на колени к Энтони, обхватив ногами его талию, и наглядно показала, как она способна дрожать.
— Прости меня, но…
— Если я увижу, что ты такой мужчина, бесстрашный, опасный, так я и пенни не возьму с тебя за…
A! Coup de grace.[5] Энтони был не только скуп на откровенность, но и отличался величайшей скаредностью. Уж конечно, это его доконает.
Предчувствие Марло оправдалось. В ту ночь Энтони рассказал шлюхе все, что знал о секретных махинациях Московской компании, и она, радуясь возможности заработать серебро, оставаясь одетой, пересказала все Марло, едва Энтони захрапел.
Десятки лет, сообщила она, компания втайне снабжала Ивана, тогдашнего русского царя, оружием, которое он использовал для своих страшных побоищ.
— Кто в этом участвовал? — спросил Марло.
Она назвала богатого купца и высокопоставленного сановника, уже давно скончавшихся. Марло даже не моргнул. Но когда она назвала третьего — человека, который был еще жив, — он разинул рот. Фрэнсис Уолсингем, его досточтимый ментор. Марло, читавший сообщения очевидцев о зверствах Ивана, не имевших равных, как утверждалось, по размаху и жестокости, помотал головой от отвращения.
Из пьяных излияний Энтони следовало, что поставки оружия Ивану были единственным способом обеспечить Компании монополию торговли с Россией, монополию, считавшуюся слишком важной, чтобы ее потерять. А у Англии имелся огромный избыточный запас оружия, так почему бы и нет? Главы балтийских государств, понятно, метали молнии в королеву Елизавету за то, что она вооружала их кровожадного соседа. Она отвергла это обвинение, но для умиротворения своих союзников издала указ, запрещающий такую торговлю. Однако поставки продолжались бесперебойно, и Энтони, хотя и задавал умелые вопросы кое-кому, так и не сумел решить, не давала ли королева дозволение на них с самого начала.
В ту ночь, возвращаясь к себе, Марло сыпал вслух проклятиями. Пусть жестокие убийства и массовая резня ни в чем не повинных людей и привлекали в театры толпы зрителей, но желания способствовать им в реальной жизни у него не было ни малейшего. Разочаровавшись в Уолсингеме, он было подумал, не уйти ли ему от Уолсингема. Однако в конце концов решил остаться, намереваясь выполнять поручения на собственный лад и делать то, что считал правильным. Поддерживать равновесие было нелегко — ублаготворять своих манипуляторов, поступая в согласии с собственными принципами, — но каким-то образом он ухитрялся держаться на плаву. Все ради королевы и родины, которых он сознательно романтизировал. Что было бессмысленным и опасным, как он прекрасно понимал. Обрекало тяжкому концу. Но такова жизнь.
И вот теперь, возможно, некоторые члены «Московии» взялись за осуществление какого-то нового преступного плана. Но кто? Марло насчитал десятки возможностей. Вполне вероятно, что большинство, если и не все самые богатые и самые влиятельные люди в Лондоне, были так или иначе повязаны с Компанией, одни как вкладчики, другие как директора. И если горстка избранных действительно возродила противозаконную торговлю оружием для приобретения товаров Востока, как их опознать? Все былые игроки успели умереть.
Марло знал, что выведать снова сведения у его родича надежды нет никакой. Прошло семь лет, но Энтони все еще хмурился при виде Марло, а порой хватался за эфес шпаги. Быть может, если бы я на следующее утро не посмеялся над ним, объяснив с восхитительными подробностями, как именно он был с такой полнотой одурачен…
И тут Марло пришло в голову, что Эссекс, вкладчик Компании, вполне может участвовать в операциях. И Фелиппес, пожалуй, нанял его, чтобы установить, насколько успешно Эссекс и его помощники маскируют свой план.
Он все еще обдумывал эту возможность, но тут вечернюю тишь нарушили отдаленные крики. Заинтересовавшись, он встал и направился в ту сторону, двигаясь под густым покровом деревьев быстро, но бесшумно.
Крики неслись с верхнего этажа южного фасада дворца. С крыши конюшни он мог бы заглянуть в те окна. Но как взобраться по высокой гладкой стене? Тут он заметил оконце прямо под крышей конюшни. Проскользнув мимо спящего конюха, он приставил лестницу к стене под оконцем. Влез по перекладинам к оконцу, протиснулся в него и, подтянувшись, оказался на крыше.
Тут же его взгляд метнулся вверх и увидел два силуэта в башенке в верхней точке южной стены. Мужчина и женщина. Оба высокие — мужчина широкоплечий, массивно сложен, женщина худая, сгорбленная, в пышных юбках. Ее густые змеиные локоны вихрились, пока она осыпала мужчину пощечинами и молотила кулаками по груди. Он гневно выбежал вон.
— Роберт! Роберт, вернись сейчас же! — закричала она.
Вздрогнув, Марло сообразил, кто они такие. Елизавета и Эссекс. Королева и ее молодой красавец-любовник. На мгновение она исчезла из поля зрения Марло, но его взгляд остался прикованным кокну. Внезапно одна задругой последовали две серебряные вспышки. Муслиновая занавеска спланировала на землю, превращенная в лохмотья, и Марло увидел, что перед окном стоит королева, стискивая шпагу. Ее инкрустированный драгоценными камнями воротник переливался в лучах луны.
Белое лицо Елизаветы было искажено яростью. Темно-рыжий парик слегка сбился набок, приоткрыв жидкие седые волосы. Марло вытащил свою магическую монету второй раз за этот день и подставил ее лунному лучу.
— На своих деньгах ты величавее, чем в своей спальне, не так ли, моя королева?
Снова обратив взгляд на окно, он увидел, что ее черты разгладились. Королева выглядела спокойной. Только темные полоски в густом слое белил напоминали о недавних муках. Она снова скрылась из вида, и почти сразу из ее покоев полились звуки нежной мелодии.
Значит, там где-то в углу стоят музыканты, подумал Марло, наблюдая, как силуэт скользит под прелестную музыку лютен. Движения переходили из чарующей плавности в почти бешеную резкость. Лицо силуэта промелькнуло мимо окна. Королева! И танцевала она одна.
Марло взглянул себе под ноги на пологий скат крыши конюшни. Он стоял у самого ее конька. Раскинув руки, выпятив грудь и слегка наклонив голову, он начал спускаться. Ловко ступая по неровностям кровли, он выделывал опасные и все-таки грациозные па паваны вместе со своей государыней.
Внезапно в комнату влетел Эссекс, схватил королеву за плечи и грубо поцеловал.
— Прошу прощения, но вступать в танец тебе не следует, — негромко сказал Марло с притворной суровостью.
Елизавета оттолкнула Эссекса и указала пальцем на дверь. Когда ее упавший духом любовник понуро сбежал из комнаты, она застыла в неподвижности. Музыканты прекратили играть.
Ниже, на крыше конюшни, Марло протянул руку и поклонился.
— Начнем? — сказал он.
Выше, в комнате, королева живо задвигалась под вновь зазвучавшую музыку, сама того не зная, присоединившись к Марло в бойкой гальярде.
Распахнув тяжелые парадные двери Гринвичского дворца, Роберт Деверё, второй граф Эссекс, сбежал по омываемым рекой ступеням к своей барке и растолкал спящих гребцов.
Хорошо зная переменчивый нрав своего хозяина и неустойчивость его отношений с королевой, они благоразумно предпочитали спать на барке, а не во дворце. Пошатываясь, они поднялись, расселись по скамьям и налегли на весла.
