Карен Мейтленд - Маскарад лжецов
Она двумя руками сжала подарок, и слезы вновь заструились по впалым щекам. Несколько волосков — слабое основание для надежды, но, когда нет ничего другого, спасает и волосок.
Женщина, стоявшая рядом со мной, села на скамью и протянула соседке кувшин с сидром.
— Если она сегодня не понесла, то уж не по вине муженька. Видела? Влез в нее быстрее, чем хорек в кроличью нору.
Кумушка отхлебнула из кувшина. Сидр потек по подбородку, и она утерлась ладонью.
— А мне дела нет, понесла или не понесла. Для того ли я отдала хороший кухонный горшок, чтоб в деревне народился еще один убогий? Я хочу знать, избавились ли мы от чумы.
— Да уж, верно, избавились. Во всем остальном гадалка оказалась права. Ее руны сказали, что на свадьбу придут музыканты, она же указала нам жениха и невесту. Значит, должно помочь.
— Ты сказала «гадалка»? — вырвалось у меня.
Женщины уставились на меня недовольно — чего, мол, чужак влезает в наш разговор. Потом одна проговорила ворчливо:
— Да, мы никак не могли выбрать жениха с невестой — уж чего-чего, а калек у нас хватает. Вот и попросили гадалку разложить руны.
— Она здесь?
Женщина помотала головой.
— Если хочешь, чтобы тебе погадали, то ты опоздал. Она тоже странница, прошла через нашу деревню с неделю назад.
Ее товарка подхватила:
— Чудная такая с виду. Глаза — посмотришь в них, и мороз по коже. Не иначе как из фей или эльфов. Потому и будущее предсказывает.
У меня пропало желание задавать еще вопросы. По дорогам бродит немало предсказателей, почти все они выглядят чудно. Многие нарочно выдают себя за потомков эльфов, чтобы убедить селян в своем даре. Не было никаких причин думать, что в деревне побывала Наригорм, а коли и так — неудивительно, что она пошла этой дорогой. Все бегут на север. Что ж, даже если это была Наригорм, она опередила нас по меньшей мере на неделю. Мысль странным образом успокаивала. Она впереди, значит, точно меня не преследует, а слова, переданные через Родриго, были просто приветом от знакомки и не таят в себе ничего зловещего.
Внезапно на меня накатила страшная усталость. Гулянье не затихало, но после долгих ночей на голой земле сухая постель манила больше, чем эль и еда. Осмонд еще раньше увел Аделу в гостиницу. Весь вечер его что-то беспокоило. Он усадил Аделу как можно дальше от новобрачных и поминутно устремлял тревожный взгляд на ее живот. У меня зародилось подозрение, что с ней не все хорошо. Может, она жаловалась на боли? Но нет, Адела была весела, ела все, что ей предлагали, смеялась вместе с деревенскими. Осмонд, напротив, не проглотил ни кусочка и, как только трапеза закончилась, увел жену с кладбища, хотя та явно была не прочь побыть здесь еще. Или он приревновал ее к другим мужчинам? Странно, раньше за ним этого не водилось.
Никого из наших видно не было, кроме Зофиила, который что-то тихо и настойчиво говорил ражему детине. Внезапно детина резко повернулся и зашагал к девице в желтом киртле, которая теперь выпивала и смеялась в компании парней и подруг. Детина грубо схватил ее за руку и потащил прочь. Девица вырывалась.
Зофиил наблюдал за сценой с безопасного расстояния — когда все началось, он предусмотрительно отошел к стене. Интересно, что он сказал детине — брату или дружку девицы? Так или иначе, слова явно не случайно сорвались у него с языка, а были сказаны в отместку. Вероятно, Зофиилу девица оказалась все же не так безразлична, как он старался показать.
Несколько молодцов подошли взглянуть, что происходит. С ними был Жофре, веселый и раскрасневшийся. Он смеялся тому, что говорили два парня, не обращая внимания на девицу с хорошеньким детским лицом. Та, явно недовольная таким пренебрежением, повисла у него на руке. Жофре покачнулся. С такого расстояния трудно было разобрать, насколько он пьян, но что не трезв — это точно.
Теперь детина орал на девицу в желтом киртле, она отругивалась, потом вырвала руку и отбежала к одному из парней. Детина занес кулак и врезал ее защитнику в нос. Тот упал навзничь, увлекая за собой девицу. Его товарищи как по команде ринулись в драку. Замелькали кулаки и кружки. Средь криков и визга раздался знакомый голос: — Жофре, стой! Побереги руки! Faccia attenzione![5] Но поздно: Жофре уже пробился вперед, в самую гущу драки.
Противники налетали на скамьи, столы опрокидывались, горшки падали на землю. Внезапно крики зазвучали с удвоенной силой: змейка огня от разбитого фонаря взлетела по лентам и сухим колосьям, обвивавшим один из шестов. Занялся навес. Огонь быстро разгорался, взметая алые языки. Клочья пылающей ткани взмывали в черное небо и угрожающе проплывали над соломенными крышами. Парни, увлеченные дракой, ничего не заметили, но те селяне, что потрезвее, увидев опасность, бросились их разнимать и сбивать на землю горящий навес. Другие выбрасывали еду из мисок и котелков, чтобы зачерпнуть ими воды в конской поилке и залить пламя.
Пожар потушили. По счастью, соломенные крыши так вымокли под дождем, что ни одна даже не затлела. Драчунов тоже угомонили. Тех, кто не выбыл из строя раньше, поливали холодной водой. Матери, жены и подруги одного за другим уволакивали с поля боя стонущих парней, у которых быстро наливались синяки под глазами и вспухали разбитые губы. Короче, свадьба закончилась, как обычно.
Жофре являл собой фигуру более чем жалкую. Он успел нанести пару ударов, но ему не хватило ни силы, ни сноровки, так что не столько бил он, сколько били его. Довершил все удар под дых. Родриго нашел своего ученика, когда тот лежал, свернувшись клубком, чтобы ему не наступили на лицо. Правая рука уже покраснела и распухла. Видно было, что играть теперь Жофре будет не скоро.
6
ГРОБНИЦА СВЯТОГО ДЖОНА ШОРНА
В начале октября под лай собак, завывание рожков и шумные приветствия других паломников мы наконец вступили в Норт-Марстон. Был праздник святой Веры, благоприятный день, хотя жареных пирожков почти не продавали: подопрелое зерно, собранное с вымокших полей, уже заканчивалось. Мы, как и другие паломники, пришедшие в тот же день, возблагодарили святую Веру, покровительницу странников, за счастливое окончание пути. Я редко ставлю свечи, но в тот день мною двигала самая искренняя благодарность. Наконец-то мы добрались до цели! Больше не придется по пятьдесят раз на дню выталкивать из колеи фургон, брести по лужам, спать в мокрой одежде. Можно жить в тепле и сухости до самых морозов, которые положат конец дождям и, как все мы молились, чуме.
Однако мне более, чем другим, следовало помнить, что святая Вера еще и покровительница узников. Надо было внять предостережению и двигаться дальше, а лучше и вовсе обойти Норт-Марстон стороной.
Гробница святого Иоанна Шорнского, или Джона Шорна, как называли его здесь, привлекла в этом году больше паломников, чем обычно. С началом чумы все устремились по святым местам. Путешествие в Европу стало невозможным, и местночтимые святые, которыми прежде частенько пренебрегали в пользу более модных заморских, теперь собирали множество благочестивых и не слишком благочестивых богомольцев. Вода из источника святого Джона, сильно отдававшая железом, считалась верным средством от простуды и лихорадки. Чума, конечно, не простуда и уж точно не лихорадка, тем не менее в Норт-Марстон потянулись толпы людей. Паломники пили воду из источника, чтобы уберечь себя от морового поветрия, и уносили ее во фляжках, чтобы лечиться, если все-таки заболеют. Запас, как известно, карман не тянет.
Постоялые дворы и харчевни вдоль дороги и в самом селении умножались, как хлеба и рыбы, — свершалось чудо насыщения тысяч пилигримов. Трактирщики, разумеется, драли втридорога, но мы все же сумели найти чистенькую, хоть и убогую гостиницу. Зофиил уломал неприветливого хозяина сбавить цену, сказав, что мы сюда на всю зиму, а Родриго и Жофре будут развлекать постояльцев. Хотя, как вскоре стало ясно, сам он не собирался зимовать в Норт-Марстоне.
Вечером первого же дня мне случилось заглянуть в «Ангел» — трактир, который каждый бывалый путник обязательно посетит, поскольку там подают жареный зельц с луком за вполне божеские деньги. В едком дыму трудно было разглядеть лица, что, видимо, многих устраивало. Однако после месяца, проведенного с человеком в дороге, его узнаешь в полумраке и даже со спины.
Зофиил сидел за угловым столом, угощая элем двух незнакомых мне людей. Так вышло, что скамья за спиной у фокусника была свободна.
Один из сидящих с Зофиилом говорил, размахивая кружкой:
— Корабль? Тебе повезет, если ты найдешь что-нибудь на западе. И уж точно не здесь, а севернее. Чума распространяется как раз вдоль побережья.
— А ты точно знаешь, что говоришь, друг мой? — настаивал Зофиил. — Неужто не осталось укромных бухточек, где ее нет?
— Да есть такие, но кто же знает, что там будет, пока ты до них доберешься?
